По сценарию мафии - Майкл Коннелли

– Вудро-Вильсон-драйв. Я дам тебе ключи. Возьмешь из аэропорта такси. А я подъеду завтра к вечеру.

– И что тогда?

– Не знаю. Посмотрим.

Элеонор села на край кровати, Босх опустился рядом и обнял ее за плечи.

– Не уверена, что сумею снова жить в Лос-Анджелесе.

Босх поцеловал ее в щеку.

– Не целуй, мне нужно принять душ.

Босх поцеловал опять и потянул Элеонор на постель. На сей раз они занимались любовью совершенно иначе. Нежнее, не так поспешно, уловив ритм друг друга.

Босх принял душ первым. Пока Элеонор находилась в ванной комнате, он открыл коробку с принадлежностями для чистки оружия, смазал и вытер нырнувший в бассейн «глок». Проверил ход затворной коробки и, чтобы убедиться, что пистолет в порядке, спустил курок. Зарядил обойму новыми патронами, взял с полки в шкафу пластиковый мешок для прачечной, завернул в него «глок» и засунул под одежду в чемодан Элеонор.

После душа она надела желтое летнее платье и, откинув волосы назад, свернула их жгутом. Босх с удовольствием наблюдал, с какой ловкостью Элеонор это делала. Потом она закрыла чемодан, и они вышли из номера. Когда Босх укладывал вещи в багажник, к ним подскочил парковщик:

– Имейте в виду, тридцать минут – это тридцать минут.

– Простите.

– На кой мне ваше извинение? Я мог потерять работу!

Босх пропустил его слова мимо ушей. По дороге в аэропорт он старался собраться с мыслями и облечь их во фразы, которые можно произнести вслух, но у него ничего не получалось. Слишком бушевали в нем чувства.

– Элеонор, – наконец промолвил он. – Все, что случилось, произошло по моей вине. Я хочу хоть что-нибудь исправить.

Она положила руку ему на бедро, он накрыл ее руку ладонью.

В аэропорту Босх остановил машину напротив терминала. Достал из багажника чемодан и, чтобы миновать без проблем металлодетектор службы безопасности, запер в багажнике свой служебный пистолет и значок.

Последний рейс на Лос-Анджелес отправлялся через двадцать минут. Босх купил Элеонор билет и сам прошел с чемоданом пункт предполетной проверки службы безопасности. Теперь, раз чемодан проверен, «глок» не представлял опасности. Он проводил Элеонор к терминалу, где уже выстроилась очередь. Снял с цепочки ключи от дома, отдал Элеонор и продиктовал адрес.

– Дом уже не тот, каким ты, наверное, его помнишь, – сказал он. – Старое здание пострадало от землетрясения, перестроено, однако ремонт не завершен. Но ничего, сойдет. Простыни… м-м-м… надо было несколько дней назад постирать, но не хватало времени. Чистые в шкафу в коридоре.

– Не беспокойся. Я все найду, – улыбнулась Элеонор.

– Теперь тебе нечего бояться. Но на всякий случай – на дне в чемодане «глок». Вот почему я отдавал его на проверку.

– Ты его чистил, пока я была в ванной комнате? Когда я вышла, мне почудился запах оружейного масла.

Босх кивнул.

– Спасибо, но, надеюсь, пистолет мне не потребуется.

– Скорее всего нет.

Элеонор покосилась на очередь. Последние пассажиры шли на посадку.

– Гарри, ты был очень ко мне добр.

Он нахмурился.

– Не так уж и добр, если доставил тебе столько неприятностей.

Элеонор поднялась на цыпочки и поцеловала Босха в щеку.

– До свидания, Гарри.

– До свидания, Элеонор.

Она двинулась на посадку, не обернулась. У Босха вдруг шевельнулась мыслишка, что больше он ее не увидит. Но он прогнал страхи прочь и побрел по опустевшему аэропорту, чувствуя, как его захлестывает одиночество.

Заминка в судебном слушании в четверг случилась еще до того, как оно началось. Посовещавшись с клиентом, Уэйс вышел из камеры и поспешил в коридор, где Босх и Эдгар разговаривали со здешним обвинителем Липсоном, который вел заседание по экстрадиции. Грегсон из Лос-Анджелеса не прибыл – Липсон и Уэйс заверили его, что Люк Гошен не возражает против перевоза в Калифорнию.

– Детектив Босх! – произнес Уэйс. – Я только что беседовал со своим клиентом. Он требует, чтобы до начала слушания ему предоставили некую информацию. И хочет получить ответ до того, как откажется от возражений против экстрадиции. Не представляю, о чем идет речь, но надеюсь, что вы не вступали в контакт с моим клиентом.

Босх состроил озабоченную мину.

– Что он желает знать?

– Он интересуется, как прошла ночь. Что все это значит?

– Просто ответьте, что все хорошо.

– Что хорошо, детектив?

– Если ваш клиент пожелает объяснить, он сделает это. А теперь передайте сообщение.

Уэйс обиженно удалился к двери, за которой находился Гошен. А Босх посмотрел на часы. Без пяти девять. Босх по опыту знал, что ни один судья не начинает заседание точно в срок, и полез в карман за сигаретами.

– Выскочу покурю, – сказал он Эдгару.

Босх сел в лифт и спустился на первый этаж. Становилось жарко, и Босх подумал, что днем опять будет пекло. В сентябре в Лас-Вегасе – настоящая жара. И Босх радовался, что скоро уедет отсюда, хотя понимал, что вести машину по разогретой пустыне – не удовольствие.

Он не заметил Микки Торрино, пока они не оказались в нескольких футах друг от друга. Адвокат тоже вышел покурить, перед тем как посвятить день правовым делам мафии.

– Надеюсь, вы сообразили – никаких сделок, – усмехнулся Босх.

Торрино оглянулся, не смотрит ли кто-нибудь на них.

– О чем вы, детектив?

– Ну, разумеется, ваши ребята никогда ничего не понимают.

– Я понимаю одно: вы совершаете ошибку. Если вам действительно не безразлично, что происходит на самом деле.

– А я так не считаю. Даже если мы взяли не того, кто нажал на курок, у нас тип, который все это устроил. Не исключено, мы доберемся и до команды. На кого вы тогда будете работать, адвокат? Это еще в том случае, если мы и вас не прихватим.

Торрино ухмыльнулся и покачал головой, словно общался с несмышленым ребенком.

– Вы не сознаете, с кем связались. У вас ничего не получится. В лучшем случае вам достанется Гошен.

– Да, Лакки не может успокоиться, твердит, что его подставили и что мы подложили ему пистолет. Полная чушь. Но закрадывается мысль: «А если все-таки подстава?» В том смысле, что глупо прятать у себя оружие, хотя мне приходилось сталкиваться и не с такими идиотскими поступками. Однако если это подстава и не с нашей стороны, то тогда с чьей? Зачем Джою Марксу выдавать своего человека, ведь тот, попавшись, укажет на него пальцем. Не вижу смысла. По крайней мере с точки зрения Джоя. Я начинаю размышлять. Например, правая рука босса – предположим, что это вы, адвокат, – захотела возвыситься и превратиться в персону, которая принимает решения? Улавливаете мою мысль? Таким способом можно избавиться от ближайшего конкурента и от самого Джоя Маркса. Как вам это нравится?

– Если вы вздумаете повторить кому-нибудь свой бред, то очень, очень пожалеете.

Босх приблизился к Микки Торрино и проговорил:

– Если вы вздумаете мне когда-нибудь грозить, то сами очень, очень пожалеете. А если что-нибудь еще произойдет с Элеонор Уиш, я буду считать, что виноваты лично вы, и так за вас возьмусь, что пеняйте на себя.

Торрино отступил и, не проронив ни слова, направился в здание суда.

Когда Босх вернулся на третий этаж, из зала заседаний выходил Эдгар, за ним следовали Уэйс и Липсон. Босх посмотрел на часы в коридоре. Стрелки показывали пять минут десятого.

– Гарри, ты всю пачку выкурил? – возмутился напарник.

– Что произошло?

– Гошен отказался от возражений против экстрадиции. Надо подогнать машину. Через пятнадцать минут нам его отдадут…

– Детективы, – перебил их Уэйс, – я должен знать обо всех деталях транспортировки и о принятых мерах безопасности.

Босх положил ему руку на плечо и промолвил:

– Самая главная мера безопасности – это то, что мы никому не сообщаем, каким образом возвращаемся в Лос-Анджелес. В том числе вам, мистер Уэйс. Вам достаточно знать, что завтра утром Гошена доставят в муниципальный суд Лос-Анджелеса для совершения юридических формальностей.

– Постойте, вы не можете…

– Можем, мистер Уэйс! – подхватил Эдгар, когда двери лифта открылись. – Ваш клиент отказался от возражений против экстрадиции, и через пятнадцать минут его передадут под нашу охрану. Мы не собираемся разглашать информацию о принятых мерах безопасности – ни здесь, ни там, ни по дороге туда. А теперь прошу нас извинить.

Когда двери лифта закрывались, Уэйс выкрикнул, что они не имеют права вступать в контакт с их клиентом, пока с ним не встретится его коллега в Лос-Анджелесе.

Через полчаса автомобиль уже мчался по пустыне.

– Попрощайся, Лакки, – сказал Босх. – Больше ты сюда не вернешься.

Гошен промолчал, и Гарри посмотрел на него в зеркальце заднего обзора. Великан угрюмо сидел на заднем сиденье – руки скованы наручниками, а те пристегнуты к обернутой вокруг пояса тяжелой цепи. Люк ответил ему взглядом. Босху показалось, что в его глазах промелькнуло то же выражение, что и в спальне, когда Люк таращился на него, словно испорченный ребенок, прежде чем ему удалось перебороть себя.