Изумрудный дождь - Линда Ли

Какое-то время они стояли, тесно прижавшись друг к другу, пока наконец Николас не отстранился и не посмотрел на нее:

— Элли, зачем ты пришла?

Она отвела было глаза, но он сильными пальцами взял ее за подбородок и решительно повернул к себе.

— Зачем? — требовательно повторил он.

— Я подумала, что ты сейчас один и вот… пришла. Николас раздраженно посмотрел на нее.

— От твоих дел было почти так же больно, как от деяний Господа, — холодно заметил он. — С чего ты решила, что мне захочется видеть тебя?

Элли отпрянула от его угрожающего пристального, взгляда, вдруг усомнившись в правильности своего прихода.

— Угрызения совести? — колко поинтересовался он. — Не поздновато ли думать о том, какая нелегкая занесла тебя в спальню столь опасного человека?

— Не надо, Николас, — попросила она, стараясь взять себя в руки. — Ты не более опасен, чем я.

— Как же мало ты меня знаешь! — Схватив Элли за плечи, он прижал ее к стене. — Можешь считать меня кем угодно, Элиот, но уверяю тебя: я действительно очень опасный человек.

— Это неправда! — упрямо тряхнув головой, горячо воскликнула она. — Ты очень добрый человек, Николас. И не раз это доказывал.

— Ты ошибаешься, — сердито возразил он. В глазах его вспыхнули сердитые огоньки, и он до боли стиснул ей плечи.

— Нет! Ты добрый и хороший, хотя часто заблуждаешься на свой счет. — Николас быстро наклонился и заглянул ей в лицо. Элли вздрогнула от его угрожающего взгляда, но нашла в себе силы продолжить: — Ты был так добр к Джиму, хотя и мог от него отмахнуться. — При этих словах Николас напрягся и отвел глаза в сторону. — Но ты защитил его от уличных подонков. И если ты уже забыл про опухшую челюсть и сбитые кулаки, то я нет.

Он сузил глаза, и она поняла, что в душе Николаса бушует буря. Ему хотелось разразиться отборной бранью, пообиднее задеть ее, может быть, даже ударить. Он сейчас готов был наброситься на любого за то, что этот бездушный мир дал умереть Шарлотте.

— Ники, ты не обидишь меня. Ведь ты не обидел Джима и не позволил другим обижать его. Ты открыл свое сердце тому, кого другие предпочли бы просто не заметить. — Глубоко вздохнув, она закончила: — Ведь ты открыл свое сердце Шарлотте.

С губ Николасв сорвался стон, стон раненого зверя, попавшего в капкан, из которого не выбраться. На его лице отразились противоречивые чувства — гнев, растерянность, боль, безутешное горе. С застывшим лицом он шагнул назад.

— Нет, Ники! — воскликнула Элли, с неожиданной силой схватив его за руки. — Не надо! — Она почувствовала, как он напрягся. Как же он не любил всякое проявление слабости, особенно собственной! — Шарлотта любила тебя, потому что ты добрый, понимаешь?

И Николас сдался. Схватив Элли в объятия, он разрыдался. Она была уверена, что так он не плакал никогда в жизни. Его трясло от рыданий, лицо было мокрым от слез. Николас выплакивал свое горе.

Элли не заметила, как и когда утешение превратилось во что-то другое. В какой-то момент Николас перестал отчаянно сжимать ее в объятиях и стал обнимать нежно и бережно. Поддаваясь его прикосновениям, Элли подумала, а не пришла ли она сюда именно ради этого — узнать, куда приведут его поцелуи. А Шарлотта послужила лишь удобным предлогом.

Его слезы, горячие и искренние, обжигали ей щеки и смешивались с ее собственными. Странен был их солоноватый вкус. Элли не заметила, как они оба оказались на полу. Их руки, тела и взгляды соприкоснулись и заговорили друг с другом на языке любви. Николас неуверенно провел руками вдоль ее тела, как бы не веря в то, что она не плод его измученного воображения.

— Я здесь, — прошептала Элли.

От робкой ласки тело ее обдало жаром. Неожиданно для Элли от волнующего прикосновения его тела у нее напряглись соски. Николас провел ладонью по приподнимающему платье холмику. Расстегнув на ней платье он спустил с ее нагих плеч рубашку. Николас смотрел на ее приподнятые груди с розоватыми сосками, и в синей глубине его глаз Элли увидела неприкрытое восхищение. Оно было точно таким, как в тот день, когда он через окно в галерее смотрел на ее картину «Объятия».

— Элли, — выдохнул Николас. Голос у него был хриплым от страстного желания.

Не сказав больше ни слова, он просто лег на нее и принялся жадно, отчаянно целовать, ища утешения. Элли начала расстегивать ему рубашку. Николас нетерпеливо стянул ее с себя и отбросил в сторону. Девушка, смущенно проведя ладонями по широким плечам, обняла его, чувствуя каждую выпуклость сильных мышц. Она самозабвенно ответила на поцелуй. Николас уже не отрывался от ее губ. Его язык заскользил в глубине ее рта, одаривая такой сладостной лаской, что Элли не сумела сдержать стона. Невнятно пробормотав что-то, она приникла к Николасу, мысленно моля Бога, чтобы это длилось вечно.

— Элли, скажи, чтобы я остановился, — просительно шепнул ей на ухо Николас. — Скажи, пока еще можно это сделать.

— Да простит меня Господь, я не хочу, чтобы ты останавливался. Люби меня, Ники! — горячо воскликнула Элли, стараясь не думать о том, что принесет им обоим завтрашний день.

Николас все вглядывался ей в лицо, отыскивая что-то неведомое. Потом шепнул:

— Если только это навсегда.

Вот так — навсегда. Рассудок приказывал ей оттолкнуть его, вырваться из дурмана страсти. Но его настойчивость лишала воли. Все плыло перед глазами, мысли путались. Она так и не нашлась, что ответить, и, слукавив, просто поцеловала его.

Дрейк понял это по-своему и, навалившись на Элли всем телом, принялся исступленно целовать ее. Он жадно приникал губами то к ее губам, то к виску, то к шее. Николас зацеловывал ее, уже не сдерживая своего желания. Элли почувствовала, как его губы медленно заскользили по ее шее вниз, к груди. Николас взял ее левую грудь, легонько сжал и с наслаждением начал покрывать поцелуями.

С дерзкой уверенностью его горячая рука скользнула ей под подол и устремилась вверх по бедру. Элли вздрогнула и инстинктивно попыталась отпрянуть.

— Нет, Элли, нет. — Николас поцеловал ее и, бесстыдно высоко задрав юбку, начал решительно развязывать тесемки шелковых панталон. Стянув их вместе с юбкой, он отбросил одежду в сторону и в восхищении замер перед открывшимся ему великолепием женского тела. — Сколько месяцев я мечтал об этом — ты лежишь нагая и отдаешься мне. У Элли сжалось сердце.

— Открой мне себя, Элли, — повторил Николас.

Она лежала, смотрела на него и внутренне поражалась тому, что ей безумно хочется и погладить его по волосам, и высвободиться из его объятий. Но потихоньку она отодвигала все дальше и дальше свою давнюю решимость не допустить до себя мужчину. Ей хотелось, чтобы он трогал ее, ласкал, обнимал и целовал. И она не стала мешать его руке, проскользнувшей в глубину сомкнутых бедер. А когда он глубоко втянул в рот ее левый сосок и одновременно тихонько вдавил палец в нежную плоть, у Элли с губ сорвался стон наслаждения.

Когда Николас вот так же откровенно ласкал ее у картинной галереи, Элли потрясла острота пережитого наслаждения. Но здесь, в интимности спальни, сила переживания была непередаваемой. Николас гладил ее по нагим плечам, рукам, скользил ладонями по бедрам, ласкал груди. Рука снова настойчиво проскользнула к ее лону, и от ласкового поглаживания Элли со стоном приоткрыла бедра. Поцелуи Николаса стали легкими как перышко и от этого еще более желанными и сладостно-мучительными. Но вдруг Элли почувствовала, как его губы соскользнули с ее груди вниз, на живот, и легко устремились еще ниже. И поцелуй прямо в разгоряченную плоть.

— Николас! — в замешательстве вскрикнула Элли.

— Ш-ш-ш! — успокаивающе прошептал он. — Не бойся, любимая. Откройся, не стыдись. Я не обижу тебя. Я хочу войти в тебя легко и не больно.

Преодолев неуверенное сопротивление, он широко развел ей ноги и приник губами к женскому естеству. Под прикосновениями его губ Элли начала со стонами извиваться, настолько невыносимым было наслаждение. Когда он провел кончиком языка по крохотному бутону, скрытому в глубине ее лона, Элли вскрикнула от сладких мук и попыталась оттолкнуть голову Николаса.

— Тихо, тихо, — нежно попросил он. — Дай мне любить тебя, хорошо?

Николас продолжил свои ласки. Он уже дарил ей подобное наслаждение, и в глубине души Элли знала, что хотела испытать его вновь.

— Ну, милая, давай, давай, лети! — ободряюще проговорил Николас.

Бедра Элли затрепетали. Тело ее вздрагивало, и в какой-то момент все взорвалось безумным восторгом, и крик ее был подобен песне торжествующей любви. Николас крепко прижимал к себе ее дрожащее тело, и Элли млела в его заботливых и — Боже, неужели это правда? — любящих объятиях.

— Я не думал, что ты такая страстная, — проговорил Николас и чуть отстранился, чтобы взглянуть ей в лицо. Он снова поцеловал ее в губы, а потом еще раз за ухом. Привстав, он торопливо расстегнул и снял брюки. Отшвырнув их от себя, он стянул рубашку и тоже бросил на пол. Нагой, он всем телом приник к Элли, и девушка почувствовала, как к ее бедру прижалась его переполненная желанием плоть.