Беспощадная страсть - Дмитрий Щербаков
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Еще раз так скажешь — измордую! — взревел Север.
Он был противен себе в эту минуту. Впрочем, за последние месяцы он успел привыкнуть к подобному самоощущению.
Глава 35
Павел Кузовлев вышел из кабинета, где пробыл не один час, проводя Миле сеанс глубокого психоанализа. Север, все это время напряженно ждавший результатов, увидев друга, привстал со своего места, искательно глядя в глаза Павлу. Тот кивнул.
— Пойдем ко мне, дружище, — произнес Кузовлев. — Она заснула, пусть спит. А я в принципе все понял. Сейчас расскажу. Пошли.
Они устроились в директорском кабинете Павла. Врач достал из ящика стола бутылку спирта.
— Разведенный, — тряхнул он посудиной. — Выпьем!
— Паша, не томи! — простонал Белов.
— Что я могу сказать? — вздохнул Павел. — В целом ты добился успеха. Тебе удалось вызвать у Милы то психологическое состояние, которое мы с тобой условно назвали синдромом жертвы. Между вами установились отношения по типу «палач — жертва», и теперь у Милы нет психофизиологической потребности искать других сексуальных партнеров. Тот уровень зла, носителем которого ты якобы являешься, ее устраивает, и ей достаточно приносить себя в жертву тебе и больше никому. Оттягивать на себя через секс твое зло — ей кажется, что его в тебе через край. Поздравляю. Ты хороший актер по жизни и мужественный человек.
— А почему ты так грустно все это излагаешь, Паша? — воскликнул Север воодушевленно. — Значит, все получилось! Значит, можно избавляться от маски монстра? Хорошо-то как, Паша!
— Да в том-то и дело, что не все так хорошо, — вздохнул Кузовлев. — Милкина болезнь никуда не делась и не замкнулась на тебе одном. Если ты изменишь стиль поведения, если снова станешь благородным рыцарем в глазах Милы, ее опять рано или поздно прихватит. И скорее рано, чем поздно. Милкино нынешнее состояние весьма неустойчиво. Так что тебе придется продолжать действовать и вести себя так же, как все это время. Придется продолжать работать на Романова, усмирять этого… как, бишь?.. Кличка-то обезьянья, ты говорил… да, Газавата, и главное — не давать спуску Милке. Бить ее, насиловать… и так далее, весь комплекс. Пойми, некий предел в Милкином подсознании еще не перейден. Да, она ощущает себя твоей жертвой, но ты для нее еще не сконцентрировал в себе все мировое зло, если можно так выразиться. Вот когда сконцентрируешь, процесс будет уже необратим. Ты превратишься для нее в единственно возможный сексуальный объект, и уж тогда веди себя, как хочешь — она не сможет изменить тебе ни при каких обстоятельствах. Физически не сможет. Если только вы оба доживете до этого момента…
— Но как же так, Паша?.. — Север запинался, он казался совершенно раздавленным. — Ведь последний раз… ты помнишь, я тебе рассказывал… Все было хорошо… Милкина похоть была утолена, это точно, я чувствовал, хотя я в тот раз ее не насиловал… Паша, как же так?
— В тот раз в ней еще сохранялась внутренняя инерция, — пояснил Павел печально. — И слава Богу, что ты сразу вернулся к своей роли подонка. А то пропала бы Милка окончательно…
— Оба мы пропали бы, — пробормотал Север. — Но расскажи мне, Паша, когда… когда она пройдет наконец этот чертов предел? Когда я избавлюсь от этого гребаного одиночества, от этого мерзкого фиглярства? Когда верну себе Милу — целиком, а не только ее тело! Мне мало только тела, какое бы красивое и сладостное оно у нее ни было! Мало, понимаешь?!
— Не заводись, Север. Все я понимаю! — сказал Павел жестко. — Только ответить на твои вопросы не могу. Когда? А Бог его знает, когда! Единственное, чем я могу тебе помочь — это рассказать, как развивалось Милкино состояние в динамике. Хочешь?
— Давай… — тусклым голосом уронил Север. Он сейчас походил на марионетку с обрезанными нитками — этакая груда тряпья, а не человеческий персонаж.
— Когда ты впервые появился в борделе и устроил то, что устроил, — начал Кузовлев, — тебе сразу удалось убедить Милу, что теперь ты другой, не такой, как прежде. Тут мы с тобой рассчитали верно. Собственно, синдром жертвы сложился у Милы уже на моей «фазенде». Кстати, она ведь действительно поверила, что ты притащил ее туда только для того, чтобы обучить боевым навыкам и потом использовать как бойца-напарника. Это ты здорово разыграл. Скажи, ты и впрямь чему-нибудь ее научил?
— Научил… — ответил Север устало. — Теперь Милка в силах постоять за себя. И при необходимости сможет запросто завалить какого-нибудь бобра — она прекрасно стреляет. Она вообще очень обучаемая — все схватывает на лету. Только ни к чему ей моя наука, это ведь был только повод, чтобы держать Милку на «фазенде». Хотя в дальнейшем она пару раз выручала меня в бою…
— Вот видишь — ничего не пропадает даром! — воскликнул Павел с деланным воодушевлением — ему хотелось хоть как-то поддержать совсем скисшего друга. — Но я продолжаю. Итак, синдром жертвы сформировался у Милки еще на «фазенде». Но, конечно, его надо было закрепить. То есть вытащить Милку в большой мир, что ты и сделал. Кстати, тебе очень повезло, что едва вы приехали в город, на вас сразу же напали те бандиты и мент. Ты закрепил Милкино состояние уже в условиях общества, а не изоляции. Дальше все шло по накатанной колее. Милка не хотела тебе изменять, потому что любит тебя, и у нее не было такой физиологической необходимости, поскольку ты научился утолять ее потребность в регулярных изнасилованиях, создав у нее совершенно иной свой образ, чем раньше. Образ монстра, который ты пока благополучно поддерживаешь. Но… на данный момент это все, Север, чего ты добился. Повторяю, состояние Милы неустойчиво. Если вы с ней, например, расстанетесь на более-менее длительный срок или если ты изменишь стиль обращения с ней, она вновь вынуждена будет искать себе для секса каких-нибудь отморозков или идти на панель. Так что тебя ждут впереди еще очень серьезные испытания. Мужайся.
— Как же его преодолеть, этот ее подсознательный предел? — задумчиво произнес Север. — Что еще такого запредельного я должен выкинуть?
— Вот именно — запредельного! — подхватил Павел. — Нужен шок! Нужен поступок, который потрясет ее! Только смотри, брат, себя не сожги. Ведь если ты даже ради Милки обидишь невинного, сам не выживешь… С твоей-то больной совестью…
— Да знаю!.. — махнул рукой Белов. — Вот и болтаюсь в этих рамках, как дерьмо в проруби… Для Милки надо выглядеть инфернально жестоким, для себя — оставаться человеком. А нарушишь любое из этих правил, все одно — смерть. Веселая у меня жизнь, Паша! Ой какая веселая! Хоть сейчас в пляс пускайся!
Глава 36
Обратно Беловы ехали в спальном вагоне. Север почти не разговаривал с Милой — терроризировать ее у него сейчас не было сил, а задушевную беседу он позволить себе по известным обстоятельствам не мог. Так и молчали почти всю дорогу, перебрасываясь лишь самыми необходимыми фразами. Мила тоже не лезла к мужу с разговорами — привыкла уже, что ее «болтовня» его «не интересует».
«Возвращаемся, — думал Север. — Конечно, мы бы так и так вернулись — я не могу подвести Романова, он на меня надеется… Но насколько легче было бы в предстоящей войне с Газаватом иметь за спиной настоящего надежного друга, любимую жену, которая верит и понимает… А выходит, я опять один. Обреченный на одиночество… И если меня убьют, то я так и останусь в памяти Милки взбесившимся подонком, остервенелым жлобом и самодуром… Впрочем, надолго ли задержится Милка в этой жизни после меня? Она же на самом деле живет только мною, только надеждой вновь слиться со мной не одним лишь телом… И не понимает, мучительно не понимает, что происходит с ее любимым, почему он вдруг стал мерзавцем… А я ТАКУЮ женщину вынужден унижать, как последний самовлюбленный, тупой самец! Гад я, вот что! Но ведь ради нее стараюсь! Только ради нее! Будь проклят этот мир, наградивший ее столь подлой болезнью!»
Вагон плавно покачивался, перестук колес успокаивал, смягчал душевную боль.
«Нет! — сказал себе Север. — Я не должен погибнуть, не имею права! Я должен выжить и победить! Не одного поганого Газавата, а весь этот смрадный мир, все его зло и подлость, воплощенные в Милкиной нимфомании! Врете, господа хорошие, я не дам себя убить! Все только начинается!»
Книга вторая
ГАЗАВАТ
Глава 1
В недалеком прошлом здесь находился санаторий Политбюро ЦК КПСС. Высокая, красиво вписанная в пейзаж ограда отделяла от остального мира обширную территорию ухоженного лесопарка, где деревья были хоть редки, но раскидисты, а стояли они как бы строем, словно по стойке «смирно». Между ними радовал глаз до предела окультуренный кустарник — но окультуренный столь умело, что с первого взгляда производил впечатление греющего душу первобытного природного буйства.
