Дождь не вечен (СИ) - Флейм Ханна
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Он растворил ее след в бюрократическом шуме: документально она просто исчезла. Теперь требовалась новая личность, для правдоподобности ее нужно было не создать искусственно, просто слепив документы, а забрать настоящую, чужую, с историей. Об этом Леша знал еще от отца, преподавшего ему не мало уроков хладнокровия и точного расчёта. Главный секрет был в том, что в стратегии никогда не было мелочей. Чем чаще и скурпулезнее прорабатывались детали, тем великолепнее были в итоге плоды. А этот плод он не просто хотел, он его жаждал.
Тогда пришло время силы. На своем самолете он вывез ее на Барбадос. Его силовики сопровождали на обычном рейсе туда же найденную уже давно тезку Кати, удачно оказавшуюся одинокой никому не нужной сиротой из деревни под Иваново. Вишенкой на торте было совпадение не только имени, но и отчества, ведь девушка меняет фамилию, когда выходит замуж. Дальше в глобальной системе всегда происходит сбой, бермудский треугольник паспортных столов, черная дыра несовершенного государственного учета. В бюрократическом хаосе происходит магия, появляется совсем новая девушка. Этим сбоем матрицы Леша и воспользовался.
Катю больше нельзя было подпаивать, и Вельд предложил девушке добровольно-принудительную сделку, а попросту, перешел к угрозам.
Стоя все так же в полутемной комнате сейчас, он вернулся к тем будоражащим, вкусным и ярким воспоминаниям и довольно улыбнулся, никуда не торопясь и ожидая, пока возбуждение от вида его нынешнего триумфа хоть немного опадет. Он снова окунулся в воспоминания, небрежно привалившись к косяку.
Как красиво он все тогда провернул. Сначала сделал последнюю уступку, невероятно романтично, на пляже тропического рая, в закатных лучах, идеально сыграл для нее принца на белом коне, какого мечтают заполучить все девочки и, упав на одно колено, предложил ей руку и сердце. Ожидаемо, Катя отказала ему, сама отрезая себе путь к отступлению. Теперь она не могла упрекнуть Лешу в том, что он не пытался быть нежным и сделать все благородно и по правилам. В его голове, после такого жеста, любые другие попытки и методы считались оправданными.
Все было готово, оставалось морально надавить. Он познакомил Катю с тезкой лично. Какой жалкой была эта девчонка, она так забавно плакала, дергая носом, когда его охранник приставил дуло своего пистолета к ее затылку. Она просила пощадить, говорила, что что-то продаст и откупится, как будто Лекса волновали ее жалкие гроши, или ему было хоть какое-то дело до ее никчемной жизни. От сироты ничего не зависело. Алексей дал выбор только Кате: или Катя выходит за него, полностью разрывая отношения с прошлой жизнью, или девушке-тезке вышибут мозги прямо у Кати на глазах. Строптивица была уверена в том, что Вельд блефует. А он не блефовал.
Алексей снова улыбнулся, ему почему-то казалось невероятно романтичным, что в подарок на их бракосочетание, он подарил своей королеве не просто чужую личность, а настоящую чужую жизнь. Она сама неосознанно подписала сироте приговор, ведь прими Катя предложение добровольно, Вельд на радостях мог бы и отпустить сиротку.
Три выстрела, ошметки мозгов и кусочки черепной коробки на стенах, лужа крови. Катя дрожит, белая как мел, а из глаз струятся прозрачные ручейки. Лужа все увеличивается, растет, подступая к мыскам Катиных балеток. А она не движется, в глазах отражается ужас, молчит. Только слезы струятся, водопадом скатываясь по мраморным щекам. В этот миг она была прекрасна, словно сошла с полотна великого живописца, ею невозможно было не залюбоваться.
Вельд снова сглотнул, вспоминая. Тот вечер стал катарсисом. Переломом в их с Катей отношениях. Кровавое воспоминание невероятно его возбуждало.
Больше Катя не противилась, став его женой через неделю. С того момента, она подчинялась беспрекословно, он что-то надломил, а быть может, сломал в ней. Она смотрела на него теперь только с ужасом и ярко отражавшейся на лице ненавистью, как затравленный зверь. Пока Лешу это не тревожило, он предвидел такую реакцию. Он ослабил бдительность, вернувшись с ней в Москву, вот этого просчета он никак не мог себе простить до сих пор.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-390', c: 4, b: 390})Оставалось лишь самое вкусное, он все еще не попробовал ее, отложив консумацию до возвращения домой, ожидая, когда она поборет страх и шок, сама покорившись окончательно. Нужно было поставить жирную точку, чтобы Катя никогда больше не посмела, не смогла уйти, отрезать последний путь. Его врач отследил, именно по возвращении у Кати наступила овуляция, чтобы выгорело с первого раза, он две недели медикаментозно повышал ее фертильность и полностью отменил дурманящие дополнения. Презентовал ей новый паспорт, в качестве подарка на день рождение, которое в новых документах значилось двумя днями позже реального. Символично подарил ей на новый день рождения новую жизнь. Катя была удивительно приветлива, гордо поставила подпись на нужной странице в паспорте. Тогда, она ему сказала, что хочет романтического вечера только вдвоем, упросила уехать праздновать загород.
Конечно, Вельд повелся, он был уверен, что дожал ее. Они зажгли свечи, расположились на медвежьей шкуре у большого камина, разлили марочное шампанское. Она чуть выпила, кормила его с рук, танцевала, смеялась, целовала его. Впервые она сама целовала его так страстно и глубоко. Это был идеальный момент, пока на затылок Лекса не опустилась тяжелая чугунная кочерга.
Он и не знал, что она водит мотоцикл, что Вихров научил ее водить. Придя в сознание, он вылетел на улицу, сразу заметив пропажу спортивного байка и открытые подъездные ворота. Чувствовал себя вдвойне дураком, отпустив охрану. Ливень размыл грунтовку, ведущую к дому, но так было наглядно видно, куда она рванула. Следы протектора четко вели по направлению к городу. Он без труда ее нагнал на съезде на большую многоуровневую развязку, держась в хвосте. Пытался выехать наперерез, загнать в угол, но она невероятным образом ускользала. Даже стеной стоящий ливень ее не останавливал, и теперь Вельд искренне жалел, что не отложил зачатие наследника на потом. Он корил себя за то, что снял ее с седативных, что поверил, и она так легко его провела. Теперь же она ускользала, снова. Он прибавил газу, и она ускорилась синхронно, вот только догнать ее Вельд не успел, наблюдая, как ее тело кубарем вместе с мотоциклом улетает в кювет.
Это воспоминание моментально его остудило. Об окончании того дня он вспоминать не любил. Роковая ошибка. Он встряхнул головой, напоминая себе, что она же и стала удивительно обернувшейся небывалой удачей. Этим благословением в виде амнезии. Как бы он хотел продлить это беспамятство насовсем, это так упрощало его задачу.
Сейчас Катя была в его руках, в его постели, документально и для всех окружающих — его женой, ее поиски давно затухли, и теперь она была в неоплатном долгу, ведь он спас ее, дорого и успешно лечил, подарил второе рождение. Наконец, он мог заполучить недостающий элемент — ее душу. Если попутно, она откроет ему еще и сердце, рухнут последние барьеры, особенное утонченное удовольствие, попробовать такие чувства на вкус после стольких лет кропотливой работы.
Катя не почувствовала, как Леша вернулся в постель, как бережно приподнял и перенес повыше на подушку, как укрывал одеялом и устраивался рядом. Он не хотел и не стал ее одевать, наслаждаясь тесным контактом кожей к коже, максимально близко. Такая длинная дорога к цели. Ничто за всю его жизнь не давалось ему так тяжело, как эта девушка рядом. С тихим стоном она повернулась набок, подогнув ноги. Лекс припал к ней со спины, скользя ладонью по изгибу ее тела, и не удержавшись, нырнул по ягодице в сплетенье ног и дальше по внутренней стороне бедер, с удивлением обнаружив как жарко и влажно там было. Она снова издала приглушенный стон, что-то скомкано пробормотав, так что было не разобрать. Катя совершенно точно спала.
«И все таки, я тебя заполучил, раз не дойдя до самого главного со мной, видишь сны, от которых течешь и стонешь», он довольно продолжал свое путешествие по ее телу, теперь прижимаясь так близко грудью к ее спине, что налившееся достоинство легло аккурат в складку меж ее мраморных ягодиц, «интересно, в твоем сне мы лишь целомудренно репетируем или я, наконец, глубоко вбиваюсь в тебя?»