Нигилий - Рейнгольд Эйхакер

Система чечевиц выглянула точно ищущие глаза и уставилась в круглое окно в конце помещения, за которым ярко освещены были морские глубины.

— Голову долой! — засмеялся Нагель. Он сгорбился. — Наши головы будут мешать. Все, что видят эти чечевицы, проэктируется теперь во всех театрах мира.

Минут десять давал он картину подводных чудес. Потом потушил свет своего прожектора.

— Нельзя сразу избаловать людей, — весело сказал он, — и никто не должен видеть этого поцелуя.

Она дала ему свои губы. Он встал со стула.

— Мы снова поднимаемся на поверхность, Мабель. Буря, кажется, прошла. Наверху светит солнце. Я хочу попробовать ориентироваться. Сейчас 6 часов 40 минут. Цель приближается.

Лодка разрезала на полном ходу пенящиеся волны. Нагель снова сидел в помещении башни. Верхняя часть лодки высохла и блестела. Ни одна капелька не задерживалась на оболочке из аргаурона.

Снизу, по лестнице, поднимался Верндт.

— Мы сейчас уже должны быть там.

Нагель кивнул головой. Верндт приставил к глазам бинокль. Потом передал его Мабель.

— Взгляните, пожалуйста, туда… на юго-восток…

Она посмотрела в бинокль.

— Поверхность моря там неровная… я вижу совершенно ясно… Почему это? Она точно вспухает все выше и выше. Это происходит от того, что мы все скорее и скорее движемся вперед?

— Мы вошли в области антициклона. «Кракон» пробивается против течения, идущего оттуда.

— Мы дошли! — ликовал Нагель. — Вон уже там ясно видно, как море поднимается кверху горой.

— А позади на горизонте поднимается пирамида. Фантастическая и темная.

— Столб крутящейся воды.

— Удивительно! — воскликнул Нагель, — что мы не заметили его уже несколько минут тому назад!

— Он, кажется, стал меньше. Действительно, все последние донесения говорят, что это явление заметно слабеет.

— Все это новые загадки!

— Мы сейчас ближе, чем когда-либо подходил корабль. Мы поднимаемся по водяной горе.

Нагель обернулся с выражением недоумения на лице.

— Не думаю, что мы проберемся еще дальше. Машины работают изо всех сил. Но приближение к циклону почти равняется нулю.

— Так мы значит близки к цели, мой дорогой. 7 часов 13 минут. Давайте опускаться.

Тихо раскрылась дверь штурманского помещения. Верндт вошел и проверил измерители. Нагель освободил ему место и отошел в сторону.

— Смена.

С военной официальностью произошла штурманская смена.

Дверь снова закрылась. Вальтер Верндт остался один… Он спокойно уселся и потушил свет. Только море перед ним сверкало всеми красками. Он взял в руку рычаг. Теперь он был точно частью своего творения — «Кракона».

Медленно протекали одинокие часы. Точно, машина с железными нервами сидел неподвижно и молча Верндт. Снова и снова возникали в его уме вопросы, касавшиеся его подводного путешествия. Было еще время вернуться, исправить ошибки в плане.

От него, от его расчетов зависела его собственная жизнь, жизнь его друзей, судьба всего мира. Он знал оружие этого демона там, внизу. Враг будет защищаться, не сдастся без боя. Лучами и газами, течением и водоворотом. Он это знал и мысленно проверил свои силы. Но в своих расчетах он не нашел ошибок…

«Кракон» все опускался. В груди Верндта отзывалось каждое биение пульса котлов, каждое дыхание вентилятора. Каждый рычаг точно сросся с ним. В изменении давления крови он чувствовал движение стрелок манометров. Качание стрелки отзывалось на его нервах. Автоматическим, рефлективным движением опускалась рука на руль и направляла курс.

XXII

Началось путешествие Верндта на дно моря! Гигантские прожекторы посылали это известие на ночное небо. Эти сверкающие слова появлялись над дворцами прессы, над крышами кинематографов. Никто не мог сегодня спать. Ночной город точно вымер. И только отдельные, запоздалые аэропланы разрезали воздух.

В кинематографах сидели, как в храме. Головы, близко одна к другой, смотрели на полотно. Верндт объявил начало своего подводного путешествия. Он обещал с этого момента не прерывать кинематографический доклад. Без перерыва следил мир за круглым окном в штурманском помещении подводной лодки. В Риме и Нью-Йорке, в Мадриде и Берлине, в городах и селах видели все то, что отражалось на чечевицах: круглое окно, чудеса моря в свете прожектора и впереди штурмана. По большей части только его голову внизу картины, точно суфлерская будка, потом части комнаты, измерительные аппараты…

С напряжением и умилением следили за всем этим. По театру проносился шопот, когда Нагель, сидевший на штурманском месте, начинал шевелиться, или входила Мабель, или все трое вели беседу. В публике слышались имена путешественников, молились за их успех… Потом Нагеля сменил Верндт. Он сидел один, неподвижно. В помещении было темно, только впереди, в кружке света, была вечная жизнь. Голова Верндта была темным силуэтом внизу этого светлого круга. Не спуская глаз, смотрела вместе с Верндтом толпа в морскую пучину. Скоро должно было начаться обратное течение. Нервы зрителей трепетали от напряжения. Калейдоскоп этой жизни в морских глубинах скоро потерял свое успокоительное действие.

На экране все еще стояло круглое окно «Кракона» — 1.900 метров показывала в кинематографах табличка глубин. Вдруг все неожиданно, неприятно вздрогнуло. Круглый глаз впереди мгновенно померк. Точно его чем-то закрыли снаружи. Видно было только поблескивание лампочек у измерительных аппаратов. Торопливо поднялась голова Верндта. В толпе проносились вопросы, предположения. Еще несколько секунд и все, пораженные ужасом, повскакали с мест. Как один человек, закричала в ужасе толпа. Панический страх охватил все мозги…

Картина наверху была ярко освещена снаружи и публика увидела, что окно «Кракона» затемняет отвратительная пасть, голова гигантского полипа, дико вращавшего щупальцами. Распухшее тело, точно водянистый мешок, плыло и вздувалось и на зрителей смотрели неподвижные, гипнотизирующие глаза. Шесть огромных змей, беснующихся, злобно скатывавшихся в узлы, змей в десять метров длины, точно гигантские каучуковые червяки, полные неукротимой жизни, обвивали и хватали тысячи рыб…

Казалось, что чудовище протягивает щупальцы в толпу, что оно сейчас схватит сотни беззащитных жертв, и, сдавив их щупальцами, втянет в свою ненасытную пасть…

Ни у кого не было сил бежать из зала. Глаз чудовища подавлял силу воли. Поднимались наполовину с кресел, беспомощно хватались за стены и двери, но глаза приковывались к человеку на экране, там, возле самого чудовища.