Иного выбора нет - Джордж Блейк

Это был человек большого обаяния, но, как отмечали все, с кем он общался, достаточно чудаковатый. Высокий и болезненно худой, он прожил много лет на Ближнем Востоке, особенно любил свежий воздух, что и придало его морщинистой коже коричневый оттенок. Это и почти лысый череп в сочетании с острыми птичьими чертами лица придавали ему разительное сходство с Махатмой Ганди, особенно когда Холт надевал очки, без которых не мог читать. Как и Ганди, он был аскетом и из всей еды предпочитал вареные овощи, фрукты и творог. В результате он ненавидел коктейли и обеды, а узнав о приезде очередного сотрудника американского посольства, ворчал, устало вздыхая: «Опять я должен их кормить».

Сначала мои отношения с мистером Холтом были довольно натянутыми. Как многие дипломаты, он испытывал предубеждение к разведке и разведчикам, укрепившись в этом чувстве за долгие годы службы на Ближнем Востоке в качестве эксперта по арабским проблемам. Но, будучи холостяком и живя один в большом доме, он часто испытывал чувство одиночества. Он любил работать по утрам, а в середине дня, если была хорошая погода, предпочитал проводить как можно больше времени на свежем воздухе. Вскоре он стал приглашать меня на свои прогулки. Мы шли по узким улочкам старого Сеула к фруктовым садам, которые начинались на окраине города, и взбирались по покатым склонам гор. Мне нравились эти прогулки и наши разговоры. Мистер Холт был хорошим рассказчиком и описывал множество интересных случаев из своей дипломатической практики, в которых участвовали такие известные фигуры на Ближнем Востоке между двумя войнами, как сэр Переел Кокс, Гертруда Белл, Фрейя Старк, лорд Килерн и эмир Ирака Фейсал I.

Однажды Холт тяжело заболел свинкой, ходил с белой повязкой на голове и был еще больше, чем всегда, похож на Ганди. Будучи очень внимательным к своим более молодым сотрудникам, он заявил, что никто не должен приближаться к нему и входить в дом, когда он болен, чтобы не заразиться. Но работа миссии должна была продолжаться, ему все равно приходилось просматривать и подписывать документы. С этой целью Холт изобрел сложную процедуру, которой все должны были строго придерживаться. Когда нам надо было передать ему документ, мы звонили по телефону, и если он был в состоянии встать, то выходил на лужайку, разделявшую наши дома. Один из нас появлялся на другом конце лужайки и по сигналу шел к центру, оставлял бумагу на траве и быстро шагал назад на исходную точку. Когда он оказывался на прежнем месте и ни минутой раньше, Холт, в свою очередь, направлялся к документу, брал его, возвращался к себе, садился на землю и читал бумагу. Когда дело было закончено, процедура повторялась. Все это время любопытные смеющиеся слуги и чиновники, спрятавшиеся за занавесками, наблюдали из окон за эксцентричной сценой.

Как я уже говорил, Вивиан Холт был холостяком и очень много занимался домом. Он мало надеялся на чистоплотность корейских слуг и постоянно следил за ними. Если ему казалось, что они плохо убрали комнату, посланник делал это сам, чтобы показать пример. Окна он всегда мыл сам. Мы никогда не знали, что делает Холт — стоит ли на лестнице с тряпкой или носится с паяльником вокруг обогревателя, который вечно барахлил, поэтому, прежде чем посылать к нему визитеров, приходилось проверять, в состоянии ли он принять их. И посетители привыкли сначала заходить в канцелярию, находившуюся в ближайшем от ворот доме.

В начале июня миссия устраивала традиционный прием в честь национального праздника — дня рождения короля.

Для многих чиновников из американского посольства, а особенно для их жен это считалось важным общественным событием, сродни приглашению на вечер в парке Букингемского дворца. Естественно, приему предшествовали долгие приготовления и обсуждения — что надеть, как себя вести, этого дня ждали с нетерпением и определенным волнением. К сожалению, было одно затруднение. В июне в Корее начинается сезон дождей, и никогда не можешь быть уверен, окажется ли погода прекрасной или зарядит дождь. Самый простой выход состоял в том, чтобы готовить праздник и в саду, и в доме, если помешает погода. Но мистер Холт был непреклонен — он требовал устраивать вечеринку на свежем воздухе, независимо от погоды, потому что не хотел, чтобы пьяные американские полковники заблевали всю его гостиную, как это случалось в прошлые разы.

Когда наступил назначенный день, погода с утра обещала быть хорошей. Столы с едой и выпивкой выставили на лужайке. В четыре часа небо заволокло тучами, а к пяти пошел сильный дождь. Меня поставили у ворот, чтобы я встречал гостей и провожал их не к дому, а к калитке на лужайку. Там в армейских сапогах и под зонтом, обворожительно улыбаясь, ждал мистер Холт. Уже хорошо зная его к тому времени, я был уверен, что он посмеивается над гостями. Мне же было крайне неловко направлять разодетых дам, которые только что торопились из машин укрыться на веранде, обратно под проливной дождь. Многие гости сразу уехали, раздраженные, другие, видимо, обладавшие большим чувством юмора, остались какое-то время, чтобы понаблюдать эту сценку.

Мистер Холт настоял на своем, и вечеринка стала притчей во языцех в городе. Она могла послужить поводом к серьезному охлаждению англо-американских отношений, по крайней мере на местном уровне, но разразились трагические события, которые полностью затмили плохое воспоминание об этом забавном эпизоде. Над нашими головами разразился шторм, кардинально изменивший многие жизни, включая мою собственную. Рано утром в воскресенье, 25 июня, началась война, которая наступила как смерть, которую давно ждешь, но она всегда застает врасплох.

Глава шестая

В воскресенье, 25 июня, был день Иоанна Крестителя и именины моего друга Жана Мидмора — французского вице-консула, с которым мы делили кров. Накануне он пригласил в гости около тридцати человек: коллег из американского посольства, комиссии ООН с женами и подружками и несколько корейских приятелей. Вечеринка с самого начала задалась, и гости не расходились до рассвета. Я все же урвал несколько часов сна, но в полдесятого уже шел в церковь. На улицах я не заметил ничего необычного, хотя, должен отметить, после минувшей ночи несколько утратил четкость восприятия. Служба только началась, когда вошел американский офицер и, приблизившись к прихожанам из посольства и военной миссии, сказал им что-то на ухо. Один за другим они вышли, оставив в церкви жен. Было ясно, что случилось нечто из ряда вон выходящее, но что именно, мы с мистером Холтом не знали и прослушали службу до конца. Около церкви что-то взволнованно обсуждали стоявшие группками люди. Жена американского полковника, которую мы оба знали, сказала, что ее мужа вызвали, потому что рано утром северокорейские войска перешли 38-ю параллель и по всей границе идет бой.