Весна сменяет зиму - Дмитрий Шелест

– Поспишь тут, товарищ, когда два Маута в четыре ночи шарохаються!

– Мы с сыном уйдём в кабинет и не станем вам мешать. Отдыхайте. А то внукам скоро в школу вставать.

Отец с сыном удалились в кабинет и прикрыли дверь. Не смотря на долгое отсутствие, всё здесь было, как и несколько месяцев назад, все бумажки лежали на своих местах, везде была протёрта пыль, и цветы на подоконнике политы.

Маунд уселся в кожаном кресле, что противно заскрипело. Вытянул ноги и откинул голову, отец присел, напротив, на маленький, гостевой диванчик, чёрного цвета.

– Будешь чаю? – спросил сын.

– Да не надо чаю, я бы чего покрепче, да и к тому же за столько времени на фронте ты уж наверняка позабыл, где у тебя чай! А водка у тебя всегда в шкафу стоит, я тебя знаю. – усмехнулся Мурзан. – Только давай чистую, без вкусов. Терпеть не могу все эти фруктовые извращения.

– Ну да ты прав. Давай лучше водки. Тем более, когда мы в следующий раз посидим как отец с сыном, всё чаще ты товарищ главнокомандующий, а я товарищ генерал. – сонно буркнул Маунд и вынул из шкафа продолговатую бутылку с синей этикеткой, в другой руке он держал две хрустальные стопки.

– Это твой выбор, сын, ты сам решил служить стране. А отечество превыше семьи. Ты же знаешь наш девиз «Муриния превыше всего». А это значит мы должны любить её более чем семью. Более чем себя.

Маунд наполнил стопки, они чокнулись и под звон хрусталя опустошили их.

– А у меня разве был выбор? – проталкивая водку в желудок, сказал Маунд. – Я сын вождя котивов, легендарного Мурзана Маута. Я не имел права быть каким-нибудь учёным или писателем. Мне нужно соответствовать. К тому же брат мой не разделяет наших убеждений. Ты, кстати, не в курсе, где он? Как поживает? Ведь по любому твой пёс Партер следит за ним.

– Не знаю и знать не хочу, он хуже врага. Он предал нашу фамилию. – голос Мурзана задрожал, и было видно как неприятна ему эта тема. – Я последний раз видел его на второй день войны, он был, как всегда озлоблен на меня, прыскал и пытался читать морали. Щенок. Думает, что знает, как правильно жить и править в свои не полные три десятка. Мы с ним разругались, и я пообещал его отправить на восток с глаз по дальше, что бы больше никогда его не видеть. Он попросился покинуть страну, сказал, что не в силах терпеть всё, что я творю.

Мурзан скривил лицо и показал наглядно, как сильно хотел бы его удушить в младенчестве своего нелюбимого сына.

– И ты ему разрешил?

– Да, я ему разрешил. – сказал Мурзан и тяжело вздохнул. Его это сильно волновало.

– Куда он уехал?

– Я дал добро на Ангилию. Там достаточно наших агентов. Они присматривают за ним, как могут. Партер знает своё дело. По последним данным он устроился, в какую-то газету редактором, сменил имя и фамилию. Так, что я его теперь даже сыном не считаю. Будь он проклят и будь проклят тот день, когда мы с твоей матерью задуматься решили о втором ребёнке. Лучше бы родилась дочь. Плевать на предателя. Ты лучше расскажи как там мой любимец?

– Ты про Мурзана младшего? – спросил Маунд, прекрасно зная про кого, говорил отец.

– Ну не про тебя же! Дубина. – повеселев ответил он.

– Да ты, наверное, даже лучше меня знаешь как он. Я их давно не видел. Я скучаю по ним. Они мне напоминают жену, в их лицах и голосах я вижу и слышу её. Как же мне её не хватает. А Мурзан молодец, учиться на отлично. Умным будет, не то, что его отец.

– Отец у него, что надо. Поискать ещё таких. – тут же оборвал его Мурзан и плеснул ещё водки.

– Если я ещё выпью, я усну. Прям здесь на кресле буду дрыхнуть. А ты пей дальше.

– Ты знаешь, как солдаты наши бодрость поддерживают на фронте?

– Пьют этот сраный рикетол?

– Почему же сраный? Это так-то достижение наших учёных биологов. Они синтезировали состав рикетола больше трёх лет! Это целое достижение. А ты называешь труд тысяч людей сраным! Благодаря ему наши солдаты могут перебороть сон.

– И получить от него зависимость. – подытожил Маунд и протяжно зевнул.

– Мы в жизни много от чего зависим. И таблетки для бодрости это не самое страшное.

Маунд всё равно отказался от ещё одной стопки и отодвинул её в сторону. А отец тем временем накатил очередную и заметно окосел от алкоголя на пустой желудок. Посидев пару минут в тишине Мурзан спросил то, ради чего пришёл.

– Ты не держишь на меня зла за Берк?

– В смысле? – протяжным, сонным голосом переспросил Маунд.

– Я в том смысле, что, не держишь ли ты на меня зла из-за того, что я назначил тебя руководить Беркской операцией?

– Ну как тебе сказать, отец. С одной стороны я считаю, что достоин, руководить операциями на главном фронте, гетерском. А эта операция в Берке имеет региональное значение, и вряд ли я заработаю славы и почёта, покоряя слабое царство, на отшибе мировой карты. Когда как военачальники вроде Тармы будут бить врага на направлении главного удара. С другой стороны я же сам ляпнул про этот проклятый Берк, да и как я могу противоречить тебе. Голова в нашей стране ты. Я лишь рука, выполняющая приказы. Хотя лично я бы предпочёл руководить на гетерском направлении. – чуть взбодрившись, сказал он и потянулся в кресле.

Мурзан опрокинул ещё одну рюмку и поднялся с дивана, слегка покачиваясь, подошёл к большой карте мира, что висела на стене кабинета.

– Вот смотри, сын, на карту. Видишь мурино-гетерскую границу? Сколько от этой границы до Фавии? Правильно, почти 1500 километров. Как ты думаешь сколько нужно Фавии и её союзникам для полной мобилизации своей армии? Да пару месяцев, как не больше. А пока основные силы медивов не подтянуться к фронту, я спокоен. Гетерцы сломлены и не способны к наступательным действиям. В борьбе с ними в данном времени я могу довериться генералам и похуже тебя. Даже таким как Тарма. А ты, сын мой, способен сплотить и организовать мурино-ульянский корпус и моментально вывести из войны Беркское царство. В тебе я уверен, что ты не будешь катать вату, и сломишь врага в короткий срок, когда как другие могут увязнуть в этой маленькой