Азартные игры высшего порядка - Мария Симонова

— Я — Чарли, а там сидит Ник. Мы странствуем… Ты тоже путешествуешь или к кому-то едешь?

Девушка опять вздохнула с надрывом и ответила тихо:

— Домой… — И она неожиданно расплакалась, уткнувшись Чарли в плечо. Сквозь рыдания доносилось: — Я не хочу им зла… Я просто хочу домой… Домой, понимаешь!.. Мне больше некуда идти… Просто некуда!.. А они… Они меня… — Она захлебнулась в рыданиях.

Чарли гладила ее по голове, утешая:

— Не надо… Да плюнь ты на них…

Представления на самом деле не имея, на кого незнакомой попутчице надо плюнуть, но в полной уверенности, что надо, просто необходимо плюнуть отравленной слюной!

Наконец та немного успокоилась и сказала, еще хлюпая носом:

— Извини… Ты — Чарли, да?.. А я — Светик. — Она так и сказала «Светик», так что непонятно было — имя это или прозвище.

Трамвай тряхнуло на рельсовом стыке, он звякнул разухабисто, девчонки подскочили на жесткой лавке. Чарли засмеялась, надеясь взбодрить Светика. Светик вымученно улыбнулась.

Ник высунулся в окно — там, оказывается, пробегал поселок. Вагон сбавил ход — подоспела станция, — и в салон ввалилось с десяток новых пассажиров — мужчин разного возраста, возбужденных и шумных. Напрасно профессор Кукол считал, что все население Дербянского округа поголовно перекусано его собратьями. Едва усевшись всей компанией перед двумя девушками, они принялись к ним приставать, задавая всяческие непристойные вопросы, рассказывая попутно про то, как лихо они разобрались с вампирами в родном поселке Меркурьевке и в его окрестностях. Один из новых пассажиров подсел к Нику и о чем-то его спрашивал, а тот отмалчивался, глядя в окошко. Чарли прошла вперед, села перед ними, приветливо улыбнулась мужчине:

— Это мой братишка. Мальчику нужна помощь. Его сегодня укусили. Я просто с ума схожу! У вас есть дети?.. Понимате, малыш бледнеет, чахнет прямо на глазах… — Ник втянул щеки и сполз на сиденье. — Мне кажется, на него плохо влияет солнечный свет… — Последние слова она лепетала уже в удаляющуюся спину. Ник тем временем показывал ей зубы, изображая страшный вампирий оскал. Чарли со скорбным вздохом пересела к нему.

За окнами тем временем катастрофически темнело. Судя по обилию индустриальных подробностей за окнами, трамвай приближался к городу. В компании послышались воинственные речи, как они им всем зададут в городе, потом оттянутся, погуляют всласть, и прочее, и прочее, в том числе и предложения симпатичным девушкам разделить компанию с будущими победителями и гонителями вампиров. Трамвай миновал окраину, когда Светик встала и прошла к двери. Махнула рукой, спустилась на подножку, спрыгнула и растворилась в сгущающихся сумерках.

Трамвай несся дальше — по предместьям, по темным городским улицам. Разговоры в салоне постепенно смолкли, всеобщее молчание нарушалось только стуком колес да мелодичным позвякиванием. Внезапно вагончик остановился. Пассажиры поднялись с мест, оглядываясь: остановка, стрелка, конец пути?.. Раз встали, то пора сходить?.. Но сходить никто не торопился: впереди поперек путей стояли три темные фигуры, до самых глаз закутанные в черные плащи. Темно и тихо было в вагоне. И очень страшно. Впереди на рельсах стояли вампиры, в этом никто не сомневался. Чарли вспомнила, что попутчики — горячие меркурьевские парни — вроде бы собирались разметать всех городских упырей в пух и прах. Но в решающий момент почему-то замешкались. Сейчас отойдут, ринутся в бой, и завяжется на путях жестокая сеча. А что делать ей с маленьким Ником? Затаиться в вагоне? Или выскользнуть под шумок и бежать по темным улицам куда глаза глядят?.. Да, чуть не забыла: при ней же верный хлитс! Драться с вампирами Чарли не собиралась, но сама мысль ее успокоила. Оглядев еще раз улицу в поисках путей к бегству, то есть к отступлению, она заметила появление новых темных фигур: они теперь окружали трамвай, но пока стояли от него на некотором расстоянии. Наконец один из тех троих, что выстроились поперек пути, произнес глухо в полной тишине где оглушительным казался каждый шорох:

— Живые, выводите! Не бойтесь. Вас здесь никто не укусит.

«Должно быть, здешняя крылатая фраза», — подумала Чарли.

У одного из лживых не выдержали нервы, в полумраке Чарли узнала того самого, что подсаживался к Нику. С невнятным то ли криком, то ли рыком он устремился вперед по проходу, отбрасывая с пути товарищей и натыкаясь на лавки, ворвался в водительскую кабину, что-то там сделал, и трамвай рванул с места, словно бык, выпущенный на корриду. Все находившиеся в вагоне, бухнулись на скамьи от рыка, некоторые, не удержавшись, полетели на пол. Фигуры впереди шарахнулись в стороны, как черные птицы. Кто-то отпрянул недостаточно поспешно: удар, приглушенный крик, темное тело катится справа по асфальту, ранее окружавшие кидаются вперед — поздно! Трамвай мчится как очумелый, трясясь и дребезжа, по широкой улице, вокруг зажигаются огни витрин, вспыхивают неоновые вывески, на тротуарах появляются человеческие фигуры, замирают, проносятся мимо. Чарли пригнулась к сиденью, обхватив Ника. Мысли прыгали и дребезжали: «Выйти надо было из этого чертова гроба с музыкой на колесиках! И начистить вампирам зубы!.. Нет, лучше выскочить заранее, вместе со Светиком. А еще лучше — вообще никогда в него не садиться!» Ник из под руки трепыхался, пытаясь вырваться, чтобы принять посильное участие в «корриде». Чарли продолжала из последних сил его удерживать, как вдруг вагон тряхануло особенно резко, он в последний раз звякнул отчаянно и со страшным скрежетом, не прекращая движения, начал заваливаться — как раз на ту сторону, с которой они сидели. Пассажиры полетели кувырком, Чарли, оторванная от Ника, тоже полетела, ударилась обо что-то плечом больно-пребольно, потом боком, затем удар в бедро чего-то мягкого, но тяжелого, тупой тычок чего-то жесткого сзади под ребра. Она скорчилась, закрыв голову руками и так пребывала до тех пор, пока вагон окончательно не замер и в нем не воцарилась тишина — поистине мертвая. Хотя Чарли на протяжении всей катастрофы оставалась в полном сознании, но сознание это сжалось в плотный шерстяной клубочек. Когда клубочек начал понемногу разжиматься, на поверхность первым делом выпросталась мысль: «Цела!» И сразу за ней вторая: «А Ник?..» Чарли подняла голову, огляделась: тьма. И бардак. Бардак во тьме. Поблизости что-то зашевелилось, оттуда послышались сдавленные звуки непечатного содержания, с другой стороны раздалось тонкое жалобное «ох».

— Ник! — позвала Чарли, подбираясь ползком к той бесформенной груде, из которой продолжали доноситься «охи». И еще раз, уже на грани отчаяния: — Ники!!! Где ты?!

Внезапно откуда-то донесся голос Ника: