Любовь по расчёту - Ханна Хауэлл

— О, я уверена, ты запросто это освоишь. Может быть, гораздо быстрее, чем я научусь готовить! — Кловер улыбнулась, и он рассмеялся. — Надеюсь, что и дальше мои ошибки будут только забавлять тебя.

Баллард поцеловал жену, а когда она с откровенным желанием ответила на его страсть, нежно зарычал в предвкушении. Она страстно отзывалась на его ласки, и он понял, что, так же как и он, Кловер за время поездки истосковалась по их божественным занятиям любовью. Она провела пальцами по внутренней стороне его бедра и легко коснулась его эрегированного естества. Баллард одобрительно застонал и плотнее прижался к ней. Она ласкала его, и движения Балларда становились все более нетерпеливыми. Когда их тела наконец соединились, она рванулась к нему, отвечая на его энергичные толчки. Она обхватила ногами его бедра, и они в едином порыве взлетели на вершину блаженства. Лишь через несколько минут Баллард обрел способность говорить:

— Ты очень способная ученица, милая…

Кловер тихонько засмеялась, а он улыбнулся, уткнувшись носом в ее плечо и молясь, чтобы ему удалось сохранить эту часть их семейной жизни, какие бы трудности ни ожидали их впереди.

Глава 9

— В Кентукки? Ты в своем уме?

Сара, нахмурившись, смотрела на Томаса, который нервно расхаживал по парадной гостиной их дома.

— Этот проклятый Шотландец должен заплатить за то, что сделал со мной! Сбежав отсюда месяц назад, он, без сомнения, рассчитывал, что никогда больше не встретится со мной, но, черт побери, скоро он поймет, как жестоко ошибался!

Томас осторожно коснулся своего носа, который после знакомства с мощным кулаком Балларда приобрел совсем не симпатичную кривизну. Нос до сих пор болел, периодически вызывая и сильные головные боли, которые в последнее время случались все чаще. Все это постоянно напоминало ему о Балларде Макгрегоре, которого с некоторых пор Томас считал своим злейшим врагом.

— Он уехал. Все, забудь о нем! — раздраженно сказала Сара. — Мы женаты всего неделю. Над нами будут смеяться, если ты в свой медовый месяц вдруг зачем-то умчишься на Дикий Запад.

— Громче, чем сейчас, смеяться уже не будут, — ответил Томас и налил себе бренди. — Они видели, что со мной сделал этот дикарь с фронтира. Эти городские трусы боятся со мной связываться, поэтому так смакуют мое поражение.

— Ты делаешь из мухи слона. Люди здесь так боятся тебя, что теперь, когда он уехал, они быстро перестанут хихикать. В любом случае скоро все это забудется.

— Но я-то этого не забуду никогда. Каждый раз, когда я смотрюсь в зеркало, у меня раскалывается голова, и я вспоминаю об этом. Этот негодяй отнял у меня Кловер. Он отказался продать мне жеребца, помешал отомстить Грендаллу и дважды избил меня. Никто не смеет выставлять меня дураком. Никто! Этот мерзавец должен поплатиться за свои деяния, и Кловер тоже. Я заставлю ее очень пожалеть о том, что она пренебрегла мною ради этого мужлана.

— Что ж, прекрасно, делай что хочешь, но только сам!..

Томас посмотрел на Сару:

— Что? Моя дорогая женушка отказывается помогать мне?

— Да, отказываюсь! Я не поеду неизвестно куда, ради того, чтобы ты смог отомстить какому-то дикарю и этой замухрышке. Хочешь отомстить — прекрасно, занимайся этим сам!

Он подошел к кушетке, на которой она сидела, и коснулся ее щеки.

— Насколько мне помнится, он отверг и тебя. Разве тебе не хочется, чтобы он заплатил за твое унижение?

— Если бы он был тут, поблизости, возможно, и захотела бы. Но его здесь нет. Он в сотнях миль отсюда. Я не считаю нужным тащиться в дикую глушь, чтобы дать ему еще один шанс унизить меня.

— Прекрасно! — Томас допил свой бренди и со стуком поставил стакан на стол. — Оставайся здесь. Но пока меня не будет, постарайся вести себя прилично.

Когда он выходил из комнаты, Сара лишь покачала головой. Как только Томас понял, что ему не удалось убить лошадь и лишить жизни Балларда, он начал вести себя как безумец. Но она надеялась, что с отъездом Балларда Томас забудет о своих бредовых идеях. Когда Томас понял, что его нос навсегда останется искривленным, острое желание заставить лесного дикаря дорого заплатить за его поражение только усилилось. Свои головные боли он тоже объяснял переломом носа, хотя хорошо помнил, что подобные приступы случались у него задолго до прибытия Балларда Макгрегора в Ланглейвилл. Сара считала навязчивые идеи Томаса не только безумными, но и глупыми, понимая, что в третьей стычке Баллард просто убьет Томаса, тем более если ее муж попытается причинить вред Кловер.

Решив налить себе бренди, чтобы унять скопившееся раздражение, Сара поднялась с удобного канапе и направилась к тому самому буфету, который она купила у Балларда, но в этот момент хлопнула входная дверь. Онa подошла к окну и увидела, что Большой Джим Уоллис садится в экипаж вместе с Томасом. Она брезгливо поморщилась. Этих двоих объединяет одна идиотская навязчивая идея, подумала она. Оба мечтают отомстить Балларду Макгрегору. Она проклинала тот день, когда Томас, встретив в «Хитрой собаке» Большого Джима, случайно обнаружил, что их объединяет ненависть к одному и тому же человеку.

Экипаж отъехал, три грязных друга Большого Джима скакали за коляской, и Сара вдруг поняла, что никогда больше не увидит Томаса Диллингсуорта живым.

Поймав себя на мысли, что подобная перспектива не очень ее расстраивает, Сара подумала: действительно ли вдовы настолько свободны в своих поступках и желаниях, как об этом сплетничают?..

Кловер поставила корзинку с яйцами на кухонный стол и, нахмурившись, посмотрела на свои руки. Наседки отчего-то не испытывали желания отдавать свои яйца. Точно так же, как коровы не хотели доиться. Она подошла к раковине, налила в миску немного воды и вымыла сильно поклеванные руки. Несмотря на то, что она делала все точно так, как говорила ей Молли, всегда находилась какая-нибудь особо вредная хохлатка, которая ни за что не хотела отдавать только что снесенное яйцо.

Она вытерла руки насухо и покачала головой. Вот уже месяц она жила в Кентукки, прилагая все усилия к тому, чтобы научиться всяким деревенским премудростям, но неудач пока было гораздо больше, чем успехов. Ее первая попытка сбить масло обернулась неудачей — получился сыр. В результате второй попытки получилось масло, но, как часто случалось во время ее готовки, оно было слишком соленым.

Когда она пыталась доить коров, ни одна из упрямых животин не только не давала ни капли, но вообще не позволяла ей дотрагиваться до вымени. К счастью, у Клейтона оказался настоящий талант общения с коровами: те доверчиво позволяли мальчишке доить себя, и он делал это дважды в сутки, причем с удовольствием. Кловер с радостью поручила ему доить коров, но она понимала, что когда-нибудь ей все-таки тоже придется этому научиться. Единственное, что она, как ей казалось, делала правильно, — это расширяла огород. Но пока огород не начал давать урожай, она не могла быть уверена даже в этом. Еще она сшила новые платья — себе и матери. Однако это, наверное, нельзя было считать большим достижением, поскольку шить она умела и раньше.