СССР и Россия на бойне. Людские потери в войнах XX века - Борис Соколов

Эта цифра практически совпадает с нашей оценкой потерь Советских Вооруженных Сил погибшими и умершими в 26,9 млн человек.

Как отмечает российский историк Никита П. Соколов, «по свидетельству полковника Федора Сетина, работавшего в середине 1960-х в Центральном архиве Минобороны, первая группа оценила безвозвратные потери Красной Армии в 30 млн человек, но эти цифры «не были приняты наверху»[425]. Н.П. Соколов также отмечает, что Г.Ф. Кривошеевым и его товарищами не учитывается «мобилизация, производившаяся непосредственно частями действующей армии на территории оккупированных немцами областей после их освобождения, так называемое неорганизованное маршевое пополнение. Кривошеев косвенно в этом признается, когда пишет, что «за годы войны из населения было изъято: в России… 22,2 % трудоспособных граждан… в Белоруссии 11,7 %, в Украине 12,2 %». Разумеется, в Белоруссии и Украине было призвано не менее «трудоспособного населения», чем в целом по России, только здесь меньшая часть призывалась через военкоматы, а большая – напрямую в части»[426].

Следует отметить, что не представляется возможным оценить общий объем безвозвратных потерь Красной Армии и по числу захороненных, так как подавляющее большинство захоронений совершалось в братских могилах, а в ряде случаев нельзя с уверенностью сказать, имеем ли мы дело с захоронениями военнопленных или «остарбайтеров». При этом многие захоронения вообще не обозначались как захоронения, многие бойцы вообще оставались незахороненными, а точное число лиц, захороненных в братской могиле, часто не было известно. Так, в приказе войскам 3-го Украинского фронта о недостатках в погребении военнослужащих от 5 февраля 1945 года особо отмечалось: «Трупы военнослужащих хоронятся несвоевременно, специальные могилы не отрываются, а используются для могил: окопы, траншеи, щели и бомбовые воронки. Могилы не засыпаются и не обкладываются дерном. Отсутствуют могильные столбики, с указанием фамилии погибших, нет схем географического расположения братских и индивидуальных могил»[427].

В ходе войны с Германией и Японией от боевых поражений умерло 1 104 110 военнослужащих, а от болезней – 267 394. Кроме того, по ранению и болезни было демобилизовано 3798,2 тыс. человек, из которых 2576 тыс. стали инвалидами[428]. Можно допустить, что, по крайней мере, часть, если не большинство, из 1222,2 тыс. военнослужащих, демобилизованных по ранению или болезни, но не признанных инвалидами, подверглась повторному призыву. Мы условно принимаем, что примерно 0,6 млн из 1,2 млн человек демобилизованных, но не ставших инвалидами, были повторно призваны в вооруженные силы.

Общая убыль Советских Вооруженных Сил в ходе войны с Германией убитыми и умершими от ран, болезней, несчастных случаев и иных причин, а также пленными и инвалидами составляет, по нашей оценке, около 31,1 млн человек. Это противоречит официальным данным об общем числе призванных на военную службу граждан СССР – 34 476,7 тыс. человек (включая армию мирного времени), из которых 3614,6 тыс. человек были переданы для работы в народном хозяйстве и в военные формирования других ведомств. Чистый призыв тогда равен 30,9 млн человек. Отметим, что военные формирования других ведомств – это прежде всего войска НКВД, которые активно участвовали в войне. Непонятно, получена ли цифра 34 476,7 тыс. путем каких-либо расчетов или взята из какого-либо документа, поэтому проверить ее достоверность не представляется возможным. В сборнике «Гриф секретности снят», где она была впервые обнародована, нет никаких указаний на то, каким образом она была получена. Не указаны ни методы расчетов, ни источники данных.

К 1 июля 1945 года в Вооруженных Силах СССР осталось 11 390,6 тыс. человек и, кроме того, 1046 тыс. человек лечилось в госпиталях[429]. Надо также принять во внимание, что по справке Управления уполномоченного по делам репатриированных при СНК СССР от 10 июля 1945 года из 918 тыс. репатриированных к тому времени пленных 425 тыс. было возвращено в Красную Армию[430], а из 1046 тыс., находившихся в госпиталях, до 100 тыс., вероятно, приходилось на инвалидов, а некоторая часть – на вернувшихся из плена. Но в любом случае, если наша оценка безвозвратных потерь Красной Армии близка к действительности, общее число мобилизованных должно было превышать официальную цифру на 12 млн человек, что соответствует чистому призыву, за вычетом направленных в народное хозяйство, в 42,9 млн человек. Если учесть возвращенных на службу бывших пленных, а также число потенциальных инвалидов среди раненых, находившихся в госпиталях к 1 июля 1945 года, разница с официальным чистым призывом уменьшится до 11,5 млн человек. Надо учесть, что в СССР было призвано или зачислено добровольцами около 1 млн женщин. Возможно, в Красную Армию было мобилизовано или поступило добровольно до 1 млн человек, относящихся к возрастам, не призывавшимся в вермахт (имеются в виду люди, родившиеся ранее 1890 года).

Разница между официальным и фактическим призывом могла образоваться за счет призывников, направленных в войска НКВД и другие военизированные формирования, недоучета лиц, призванных в централизованном порядке, а также, главным образом, за счет призыва непосредственно в части, сводные данные о котором отсутствуют и куда, в частности, входит добровольно-принудительный призыв в качестве «добровольцев» жителей аннексированной в 1945 году Закарпатской Украины. Генерал-майор П.Г. Григоренко, служивший на 4-м Украинском фронте, вспоминал, как проходила мобилизация и призыв «добровольцев» непосредственно в части в Западной Украине и соседнем с ней Закарпатье осенью 1944 года: «От 4-го Украинского фронта требовали изыскания людских ресурсов на месте – мобилизации воюющих возрастов на Западной Украине, вербовки добровольцев в Закарпатье и возвращения в части выздоравливающих раненых и больных. Нехватка людей была столь ощутительна, что мобилизацию превратили, по сути, в ловлю людей, как в свое время работорговцы ловили негров в Африке. Добровольчество было организовано по-советски, примерно так, как организуется 100-процентная «добровольная» явка советских граждан к избирательным урнам. По роду службы ни «мобилизацией», ни вербовкой «добровольцев» мне заниматься не приходилось, но из дивизии выделялись войска в распоряжение мобилизаторов и вербовщиков «добровольцев», и, возвращаясь обратно, офицеры и солдаты рассказывали о характере своих действий. Вот один из таких рассказов. «Мы оцепили село на рассвете. Было приказано в любого, кто попытается бежать из села, стрелять после первого предупреждения. Вслед за тем специальная команда входила в село и, обходя дома, выгоняла всех мужчин, независимо от возраста и здоровья, на площадь. Затем их конвоировали в специальные лагеря. Там проводился медицинский осмотр и изымались политически неблагонадежные лица. Одновременно шла интенсивная строевая муштра. После проверки и первичного военного обучения в специальных лагерях «мобилизованные» направлялись по частям: обязательно под конвоем, который высылался от тех частей, куда направлялись соответствующие группы «мобилизованных». Набранное таким образом пополнение в дальнейшем обрабатывалось по частям. При этом была установлена строгая ответственность, вплоть до предания суду военного трибунала, офицеров, из подразделений которых совершился побег. Поэтому надзор за «мобилизованными» западноукраинцами был чрезвычайно строгий. К тому же их удерживало от побегов то, что репрессиям подвергались и семьи «дезертиров». Мешала побегам и обстановка в прифронтовой полосе, где любой «болтающийся» задерживался. Удерживала от побегов и жестокость наказаний – дезертиров из числа «мобилизованных» и «добровольцев» расстреливали или направляли в штрафные роты».

«Добровольцев» вербовали несколько иначе. Их «приглашали» на «собрание». Приглашали так, чтоб никто не мог отказаться. Одновременно в населенном пункте проводились аресты. На собрании организовывались выступления тех, кто желает вступить в ряды Советской Армии. Того, кто высказывался против, понуждали объяснить, почему он отказывается, и за первое неудачно сказанное или специально извращенное слово объявляли врагом советской власти. В общем многоопытные кэгэбисты любое такое «собрание» заканчивали тем, что никто не уходил домой свободным. Все оказывались либо «добровольцами», либо арестованными врагами советской власти. Дальше «добровольцы» обрабатывались так же, как и «мобилизованные». Наша дивизия получала пополнение из обоих этих источников. И, думаю, все понимают, что это пополнение не было достаточно надежным. Чтобы превратить «мобилизованных» западных украинцев и «добровольцев» из Закарпатья в надежных воинов, надо было не только обучить их и подчинить общей дисциплине, но и сплотить в боевой коллектив, дав им костяк из опытных и преданных Советскому Союзу воинов. Таковыми были наличный состав дивизии и пополнение, прибывающее из госпиталей»[431].