СССР и Россия на бойне. Людские потери в войнах XX века - Борис Соколов

Если принять данные А. Даллина о 3,3 млн умерших советских пленных, то общее число погибших и умерших военнослужащих Красной Армии можно оценить в 14,6 млн человек, хотя Феськов, Калашников и Голиков такой цифры и не устанавливают, поскольку не пытаются определить число умерших пленных. Зато число в 14,6 млн погибших практически совпадает с предполагаемым нами числом, которое должен был получить в результате своих расчетов Волкогонов. Поскольку Феськов, Калашников и Голиков для безвозвратных потерь 1942 года берут практически ту же цифру, что и Волкогонов, но увеличивают ее на 1,8 тыс. человек, можно предположить, что они были знакомы с тем документом, откуда взял свои данные Волкогонов. Не исключено, что в этом же документе приведены также данные о безвозвратных потерях в 1941, 1943, 1944 и 1945 годах и что этим документом воспользовались авторы книги «Красная Армия в победах и поражениях» (или, наоборот, в свое время Волкогонов мог быть знаком с их расчетами). Что же касается численности пленных, то для 1942—1945 годов они даны по книге А. Даллина. А для 1941 года приведена другая распространенная цифра, оглашенная, в частности, на Нюрнбергском процессе.

Ошибкой в данном случае, как нам представляется, является предположение Феськова, Калашникова и Голикова о том, что, начиная с 1943 года, потери Красной Армии убитыми резко сокращаются. Однако приводимые ими данные о потерях ранеными и больными, в целом совпадающие с данными сборника «Гриф секретности снят», равно как и данные Е.И. Смирнова о динамике числа раненых за всю войну, говорят об обратном. В 1943, 1944 и 1945 годах среднемесячное число раненых было существенно больше, чем в 1942 году, тогда как во второй половине 1941 года среднемесячное число раненых было существенно меньше, чем в 1942 году. Исходя из этого и предполагая, что число убитых пропорционально числу раненых, можно сделать вывод о том, что, начиная с 1942 года, среднемесячное число убитых возрастало и, достигнув максимума в июле и августе 1943 года, в дальнейшем серьезно не падало, оставаясь на уровне, выше уровня 1942 года. Если даже какие исчисления, сделанные в Наркомате обороны или позднее в Министерстве обороны, и говорят о падении числа убитых в 1943—1945 годах, то это может быть связано с тем, что данные Наркомата обороны о безвозвратных потерях не учитывают безвозвратных потерь призванных непосредственно в части. Такого рода призыв стал особенно активно осуществляться с начала 1943 года и продолжался вплоть до самого конца войны.

За счет призванных непосредственно в части покрывались не учтенные в донесениях вышестоящим штабам безвозвратные потери. Характерно, что в советско-японской войне, где боевые действия происходили на территории Внутренней Монголии и Маньчжурии и где призыв местного китайского и монгольского населения в советские воинские части, разумеется, был невозможен, эту дополнительную неучтенную убыль предполагали покрывать за счет получения дополнительных стрелковых дивизий. Так, командующий войсками Забайкальского фронта маршал Р.Я. Малиновский, представляя Сталину 18 июня 1945 года план боевых действий фронта против Японии, в разделе о пополнениях писал: «Для покрытия ожидаемых потерь в первый месяц операции необходимо предусмотреть подачу:

По личному составу – 120 тысяч…

Кроме того, предусмотреть усиление фронта семью-девятью стрелковыми дивизиями с двумя-тремя корпусными управлениями и тремя истребительными артбригадами»[385]. Численность войск Забайкальского фронта к 9 августа, дню начала войны с Японией, составляла 638 300 человек[386]. Таким образом, только учтенные потери, которые собирались возместить за счет маршевого пополнения, предполагались за месяц боев примерно в одну пятую от численности личного состава. Однако помимо этого Малиновский хотел получить 7—9 стрелковых дивизий и три истребительно-противотанковые бригады. Очевидно, он учитывал, что в боях против Германии противотанковая артиллерия несла наибольшие потери, и предполагал пополнить ее после первого месяца боев. А вот дополнительные стрелковые дивизии ему, по всей вероятности, были нужны, чтобы восполнить те потери, которые в донесениях не фигурировали и не покрывались маршевым пополнением, и сохранить таким образом прежнюю силу своих ударных группировок. 9 стрелковых дивизий и 3 истребительно-артиллерийские бригады по своей численности не уступали 120-тысячному маршевому пополнению. Несомненно, Малиновский ориентировался на уровень ежемесячных потерь в войне против Германии.

Однако советское командование переоценило силу сопротивления японской Квантунской армии. И дело было не только в том, что японское правительство вследствие атомных бомбардировок Хиросимы и Нагасаки уже через неделю после начала боевых действий в Маньчжурии приняло решение о капитуляции. К моменту советского нападения почти все боеспособные дивизии и современное вооружение были переброшены на Тихоокеанский театр боевых действий. К августу 1945 года подавляющее большинство дивизий Квантунской армии были 1945 года формирования, причем главным образом – в июле. Японское командование оценивало их боеспособность лишь в 15—20 % от уровня боеспособности обычной полнокровной пехотной дивизии. В новых дивизиях преобладали необученные призывники из студентов и инвалидов. Японским войскам катастрофически не хватало вооружения, боеприпасов и горючего, и в их распоряжении в Маньчжурии было не более 50 боеготовых самолетов. Также отсутствовала противотанковая артиллерия, а танки были легкие и устаревшие, но и те из-за отсутствия горючего и подготовленных экипажей так и не смогли вступить в бой[387]. В результате потери Забайкальского фронта, по официальным советским данным, составили 2228 человек безвозвратных потерь (включая 522 – небоевых) и 6155 человек санитарных потерь, из которых почти половина – 2996 человек, приходится на больных. Даже если учесть, что японцы оценивают советские безвозвратные потери за всю советско-японскую войну вдвое выше – в 20—25 тыс. человек против 12 031 по официальным российским данным[388], и предположить, что общие потери Забайкальского фронта занижены вдвое, до цифры предполагавшихся потерь, как минимум, в 120 тыс. человек останется еще 103 тыс. человек.

Сравнение данных таблицы позволяет сделать вывод, что данные Д.А. Волкогонова существенно занижают истинный размер безвозвратных потерь. Так, в мае 1942 года безвозвратные потери советских войск будто бы составили лишь 422 тыс. и даже уменьшились по сравнению с апрельскими на 13 тыс. человек. Между тем, именно в мае германские войска пленили около 150 тыс. красноармейцев на Керченском полуострове[389] и около 240 тыс. – в районе Харькова[390]. В апреле же советские потери пленными были незначительными (наибольшее их число – порядка 5 тыс. человек, было взято при ликвидации группы генерала М.Г. Ефремова в районе Вязьмы). Получается, что в мае потери убитыми и умершими от ран, болезней и несчастных случаев не превышали 32 тыс. человек, а в апреле достигали почти 430 тыс., и это при том, что показатель числа пораженных в боях с апреля по май упал всего на 3 пункта, или менее чем на 4 %. Ясно, что все дело в колоссальном недоучете безвозвратных потерь в период общего отступления советских войск с мая по сентябрь включительно. Ведь именно тогда было захвачено немцами подавляющее большинство из 1653 тыс. советских пленных 1942 года[391]. По Д.А. Волкогонову за это время безвозвратные потери достигли 2129 тыс. против 2211 тыс. за четыре предшествовавших месяца, когда потери пленными были незначительны. Не случайно в октябре безвозвратные потери Красной Армии вдруг увеличились на 346 тыс. по сравнению с сентябрем при резком падении показателя пораженных в боях на целых 29 пунктов и отсутствии в это время сколько-нибудь крупных окружений советских войск. Вероятно, в октябрьские потери были частично включены недоучтенные потери предшествовавших месяцев.

Наиболее надежными нам представляются данные о безвозвратных потерях за ноябрь, когда Красная Армия почти не понесла потерь пленными, а линия фронта была стабильна вплоть до 19-го числа, когда советские войска перешли в контрнаступление под Сталинградом. Поэтому можно считать, что потери убитыми учтены в этом месяце полнее, чем в предшествовавшие и последующие, когда быстрое перемещение фронта и штабов затрудняло учет, и что безвозвратные потери в ноябре приходятся почти исключительно на убитых, поскольку советские войска почти не несли потерь пленными. Тогда на 413 тыс. убитых и умерших будет приходиться показатель в 83 % пораженных в боях, т. е. на 1 % среднемесячного числа пораженных в боях приходится приблизительно 5,0 тыс. убитых и умерших от ран. Если же принять за базовые показатели января, февраля, марта или апреля, то там соотношение, после исключения примерного числа пленных, будет еще большим – от 5,1 до 5,5 тыс. погибших на 1 % от среднемесячного числа пораженных в боях. Декабрьские же показатели явно страдают большим недоучетом безвозвратных потерь из-за быстрого перемещения линии фронта.