Малышок - И. Ликстанов

Дверь за нею закрылась.

Когда Костя вернулся в гостиную, он услышал оживленный голос Нины Павловны и с трудом разглядел, что Нина Павловна и Катя, обнявшись, сидят на диване.

- Какая ты глупенькая, какой ты ребенок, Катя! - говорила Нина Павловна. - Откуда ты набралась таких ужасов? Неужели ты не помнишь, какой папа? Ты ведь помнишь? У тебя есть его портреты…

- Я… я их давно спрятала, - призналась Катя. - Я боялась на них смотреть. Но все равно я помню… Хорошо помню!

- Высокий, да? Широкоплечий, - подсказала ей Нина Павловна. - Лицо узкое, тонкое, умное, лоб широкий, а глаза такие же, как у тебя.

- Нет, у него темнее, - поправила Катя.

- Ну, разве чуть темнее, но все равно синие-синие… А каким ты его помнишь: хмурым, сердитым?

- Нет, что ты! - возразила Катя. - Он был всегда такой добрый, веселый…

«Митрия манси Веселым Митрием звали», - подумал Костя, сидевший на медвежьей шкуре.

- А помнишь, какой он был сильный?

- Сильнее никого не было! - с гордостью сказала Катя.

- Он на медведя ходил чуть ли не с голыми руками, с одним ножом… А как он бегал на лыжах, как плавал!… Помнишь, он нес тебя с прогулки на плече от самого Красного бора, а потом смеялся и говорил, что его плечу чего-то недостает.

«И Митрий на медведя с ножом ходил… А на лыжах лучше всех бегал», - подумал Костя.

- Ты все, все вспомни! - говорила Нина Павловна. - Ты вспомни и подумай: разве с таким человеком могло случиться то, чего ты так боишься? Кто был смелее, отважнее твоего отца? Кто был таким ловким?

- Никто! - твердо сказала Катя.

«Митрий к дикому козлу на сажень подходил», - подумал Костя с грустной улыбкой.

- Как же ты можешь думать, что с ним что-нибудь случилось, глупенькая моя!

- Нет, я тоже думаю, что с ним ничего не случилось! - воскликнула Катя. - Это я только тогда думала, когда оставалась совсем одна. Нет, с ним ничего не случилось! И знаешь, почему еще я так думаю? Вот я тебе все искренне скажу. Если с ним… что-нибудь случилось, то мне нужно умереть, а я не представляю, как можно умереть. И вот я чувствую, понимаешь, все время чувствую, что не умру… Значит, папа наверное жив. - Она помолчала и шепнула: - Только если с ним все-таки… что-нибудь случится, тогда я непременно умру, вот увидишь… Зачем мне тогда жить!…

- Если ты еще повторишь это глупое слово, я рассержусь! -строго остановила ее Нина Павловна. - Что это за мысли! Я не думала, что ты такая малодушная! Хотя нет, я знаю, я хорошо знаю, откуда у тебя такие мысли. Ты со своим горем забилась в уголок. Ты думала, что этим все кончилось, вся жизнь кончилась. А ты представь, ты на одну минутку представь: вот к тебе пришли все те женщины, которые потеряли на войне своих родных, любимых людей - мужей, отцов, братьев, сыновей… Они пришли к тебе с заводов, из учреждений, из колхозов, со всей страны и спрашивают: «Что нам делать, Катя? Научи нас, как нам жить дальше». А ты говоришь им…

- Нина… - жалобно шепнула Катя.

- Нет, слушай, - с болью продолжала Нина Павловна. - А ты им говоришь: «Больше незачем жить, работать, бороться. Это нужно было делать, пока на фронте были ваши родные люди. А теперь это не нужно. Вам незачем жить, вы должны умереть… Какое вам дело до тех, кто остался на фронте!…»

- Нет, нет! - горячо ответила Катя. - Зачем ты так… Это я только для себя решила… для себя одной… что я не буду жить, не смогу жить, Ниночка…

- А разве те женщины решают не каждая для себя? - проговорила Нина Павловна. - Только они решают правильно - они остаются жить и работают еще больше, чем работали раньше, потому что на фронте миллионы родных людей. Они такие близкие, такие дорогие, эти люди, каждый из них - свой, любимый человек, как бы его ни звали! Разве можно его бросить, оставить без помощи? Нет, стыдно тому, кто опустит руки, кто забудет о миллионах родных людей… Еще больше работать, еще больше делать для фронта!

- И ты тоже… ты тоже потому так много работаешь, что думаешь - папа… погиб?… Да? - со страхом спросила Катя.

- Нет! - твердо ответила Нина Павловна. - Забудь это слово. Василий не мог погибнуть! Я тебе объяснила, почему он не мог погибнуть. Такие люди не погибают. И чем больше я работаю, тем крепче верю - он жив и будет жить.

- Да… он жив, он не погиб! - повторила ее слова Катя. - Я теперь все время буду так думать. Только… ты не уходи, Ниночка, ты мне больше говори, какой был папа. Никуда не уходи, а то я опять стану глупо думать… Сегодня суббота, а завтра выходной день… Ты всегда будешь у нас, да? Зачем тебе жить у Пестряковых, не понимаю. Всегда живи у нас. Хорошо?

- Ты устала, девочка? Хочешь спать?

- Возле тебя мне теперь так спокойно. Расскажи еще о папе.

Обняв колени руками, Костя смотрел в темноту пристально и настойчиво, и снова его глаза наполнил невидимый огонь. Но черный убийца не осмелился появиться. Он теперь был далеко, там, где на него шли великаны - такие, как Митрий, такие, как Василий. Неправда, значит, что погиб Митрий! Он продолжал сражаться, потому что Василий был такой же, как Митрий, - они обнялись, слились, и враг бежал от них. Великаны становились все сильнее, потому что где-то далеко-далеко, в Уральских горах, человеческое сердце поняло, что нельзя на смерть отвечать смертью, что нужно на смерть отвечать борьбой и верой, чтобы победила жизнь…

Было очень тихо.

Залаял Шагистый, послышались голоса. В ту же минуту зажглось электричество, в гостиную влетела Леночка, за нею показался улыбающийся Сева, а за ними Антонина Антоновна, - и все счастливые, все со своей радостью.

- Катя, Катюшенька, меня в комсомол приняли! - крикнула Леночка; увидела Нина Павловну, растерялась, все поняла и обрадовалась еще больше. - Ой, как хорошо! - и бросилась обнимать Катю.

- Малышок, мы двести до комсомольского собрания дали! - сообщил Сева. - Вахта так вахта!

- Ниночка, чай я здесь соберу! - суетилась Антонина Антоновна.

Костя вышел на кухню за Антониной Антоновной и сказал ей:

- Совсем помирились.

- Вижу, вижу! - прошептала старушка радостно и опасливо, будто боялась спугнуть мир. - Уж самой себе не верю… Спасибо, Костенька, что привел.

- Ты, Антоновна, на стол подай получше! - распорядился Костя. - Ты не скупись, не жалей. Покорми всех как след…

Вышла Нина Павловна и прогнала Костю:

- Иди к ребятам! Мы с бабушкой будем хозяйничать.

В гостиной Леночка рассказывала Кате, как они стояли вахту с Севой и вдруг стали садиться резцы, потому что попались очень твердые заготовки, а Герасим Иванович забеспокоился и принес - сам принес, вы подумайте! - победитовые резцы. А потом было общее комсомольское собрание, Леночка рассказала свою биографию, и…

- Ей зааплодировали, а она испугалась и под стол президиума полезла, - сказал Сева.

- Ничего подобного! - покраснела Леночка. - Я вовсе не испугалась. Только у меня слетели очки, и я полезла их достать… А ты знаешь, Катя, я почему-то не знала, что у меня такая коротенькая биография. А Зиночка тоже выступила и сказала, что скоро вся, ну совершенно вся наша бригада будет комсомольской…

- Брось! - не поверил Костя и стал еще счастливее.

Поспели картошка, оладьи, какао на молоке, все получили шоколад, но даже и без этого пышного угощения вечер остался бы самым лучшим из всех вечеров в доме Галкиных. Если бы Косте предложили уступить хоть одну минуту за все самородки Урала, он ответил бы с презрением: «Подите прочь с вашим золотом!»

Ему было хорошо среди людей, которые стали одной семьей и среди которых он занимал свое место - большое или маленькое, он об этом не думал. Да и зачем было над этим раздумывать! Может быть, мир пришел бы в дом Галкиных и без участия Кости, потому что хорошее находит тысячи правильных путей, но Костя не был равнодушен к судьбе людей и теперь с полным правом торжествовал победу.

Глава четвертая

Весна никогда не начинается сразу: она начинается несколько раз, но сперва у нее получается не так, как нужно. То она забудет закрыть дверь на север - ворвется студеный ветер и все заморозит; то по ошибке выпустит из зимнего чулана снежные тучи; то совсем спутается - и солнце светит, и ручьи шумят, и носы краснеют. Но не надо сердиться на весну - рано или поздно она сделает правильно. Тогда люди скажут: «Да, это настоящая весна!» - потому что сразу видно, какая весна настоящая. Весенним вечером Нина Павловна, отдыхая дома, читала у открытого окна. Закончив укладку рюкзака, Катя села на медвежью шкуру и вздохнула.

- Доктор сегодня мне сказал, что как только я вернусь из лесничества, после праздника, выпишет меня на работу, - сказала она.

- Ты была сегодня на заводе? - удивилась Нина Павловна. - Почему же ты не зашла в термический цех?

- Я вообще никуда не заходила, - ответила Катя. - Я сначала пошла за колонны, вижу - они все работают… Я расстроилась и ушла.