Красноармеец - Владимир Геннадьевич Поселягин
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Вот так к обеду тринадцатого ноября, я на воинском эшелоне, пехоту везли, и отбыл в сторону Тулы. На рынок хотел зайти, всё же семьсот кило свободного места имею, но рынок закрыт, облава. Не пустили. До других далеко, поленился, да и так всё имею, запасы не скоро ещё растрачу, так что решил в часть отбыть. Ну прям к месту дислокации не добрался, тут вообще бомбят железную дорогу, однако снегопад скрыл, помог, нелётная погода. Нас высадили на станции, дальше хода нет, мост взорван, и пути разбиты, стрелковый батальон, с которым я добрался, высаживался, ну и я покинул теплушку. Был я в обычной форме командира, шинель комсостава, только вместо фуражки шапка-ушанка, всё же градусов пятнадцать мороза будет. Снег везде. Не привычно. Когда меня брали, снега не было. Я к коменданту станции, а тот заморённый уже к полудню, а время три часа дня, быстро добрались, эшелону везде зелёный свет был. Вот тот наблюдал как в наши теплушки раненых грузят, но потом взяв моё направление, подумал и сказал, что от нашей дивизии обоз грузится, вроде ещё не ушёл, могу с ними добраться. Так что, придерживая сидор, я поспешил к складам, тот показал куда мне нужно. Здесь склады, и просто штабеля с военным имуществом и грузами, стоявшими под открытым небом. Боеприпасы подальше держали, отдельно. Сунулся к одним, не те, ко вторым, тоже. Вот третьи они, из моей теперь Двести Девяностой стрелковой дивизии. Возница, пожилой боец с винтовкой за спиной, указал где старший обоза. Сказал, что сюда они раненых привезли. А теперь обратно то, что дивизии нужно. Найдя старшего обоза, это был техник-интендант, лейтенант, если на армейские звания переводить. Причём, видимо не так и давно призван, лет сорок на вид.
Тот изучил моё направление, пожевал губами, и сказал, что поеду на повозке с медикаментами, там возницей боец Станкевич. Пока же посоветовал идти к складу с медикаментами, повозка там, можно вещи оставить. Я двинул к складу, там четыре повозки, криком привлёк к себе внимание, интересуясь кто тут Станкевич, и оказалась это девушка. Да лет восемнадцати на вид, в зелёной телогрейке, пилотке и с карабином за плечами. На ногах чулки, сапожки, юбка. Та и подтвердила, что она Станкевич. Стояла и наблюдала как грузят то, что нужно. Сюда вскоре и техник-интендант прибежал, проверил всё ли по списку загружено, убедился, подписал что нужно, и снова убежал. Я помог бойцу накинуть кусок брезента, и увязать, не стоит чтобы всё отсырело. Под брезент и сидор свой убрал, и вот битюг покатил повозку к месту общего сбора. Всего в нашем обозе оказалось почти сорок телег и повозок. Из них где-то половина армейские, за дивизией числятся, остальные мобилизованные у жителей, там молодые парни, девчата, да старики в гражданском. Около пятнадцати повозок прикатило от склада с боеприпасами. Вот так где-то в полпятого, уже когда темнело, и двинули. Как пояснила мне Станкевич, там деревня будет, километров пять пройдём, до дивизии все пятьдесят, там и переночуем, и людям и лошадям отдых нужен, а пока оставаться у станции не стоит, опасно, бомбят часто.
Девчонка бойкая оказалась, острой на язычок, флиртовала, да я и не против был, так что часто смех от нашей повозки доносился. Я рядом шёл, так было теплее, всё же форма слабовата против такого мороза, и он ещё и не сильный. Снег шёл, температура упала, градусов двенадцать было. А та сидела, и управляла битюгом, мы кстати третьими шли в колонне. А так та вообще художница в штабе полка, карты рисовала, меня поначалу не опознала, из старого состава, но опознали другие, некоторые бойцы из полка ополчения были, я их не знал, а те меня вполне. Станкевич сказала, что много разговоров обо мне ходило по полку, и хороших, и плохих, так та и старалась разобраться кто я вообще такой. А так в обозе кроме Станкевич было ещё шесть дивчин, что были за возниц. Как та пояснила, её направили сюда заменить раненого в перестрелке бойца, временно, но вот уже третий рейс делает, неделю в дороге. Вообще та городская девочка, с лошадями не умела, но научили, уверенно уже всё делала, да и другие возницы-мужчины помогали распрягать и запрягать. Мы договорились до такого, что я буду учить её целоваться. Та сказала, что мол не целованная, не знает что это такое, и хитро поглядывая на меня, томно вздыхала, что мечтает об этом узнать. Я тут же предложил себя в качестве учителя, да ещё профессионала, на что та с сомнением согласилась. По быстрее бы уже эта деревня. Тут девчата такие интересные.
А вот что было в Москве, я не рассказал той, сказал, что был занят, захворал, в госпитале отложился, простудился. Говорить, что было, мне запретили, и уже настоящую подписку о неразглашении взяли. А уж если подписался, то что делать, будем молчать, блин, я такие истории отличные заготовил. Ну надеюсь будет случай, или новая история с НКВД, найду где их использовать. Девочка весёлая, попросила показать награды, распахнул шинель, сев рядом в пол-оборота, та осторожно, с детским любопытством трогала их.
- Их товарищ Сталин давал? - спросила та. Мне казалось та готова была на зуб их попробовать, спрашивая с томным придыханием. Забавная девочка.
- Вот эту товарищ Калинин, а эти две товарищ Сталин.
Через одну от нашей сидела ещё одна из девчат, в звании ефрейтора, та всё громко покашливала, явно специально, видимо, чтобы Станкевич притормозить. Наш смех и разговоры той явно не нравились, хотя скорее всего долетали только отдельные слова. Так и дошли до деревни. Чёрт, только вышли и уже на улочку деревни втягиваемся. Как-то время мигом пролетело. Причём, пока передвигались, я поглядывал по сторонам, не забывал о безопасности. Пусть один «ТТ» в кобуре, нечего дальнобойного в руках не держал, но ничего страшного. К тому же крупными хлопьями снег падал, видимость мизерная. Хотя, когда к деревне подходили, тот стих, а уже когда Алясин, тот техник-интендант, размещал повозки и людей по дворам
