Семь дней - Деон Мейер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Сувенир на память, – нехотя кивнул Гриссел. Версия профессора ему очень не понравилась. Искать серийного убийцу долго и трудно. Да, они часто забирают что-то на память у каждой жертвы.
– Вот именно, Никита. Сувенир. И для того, чтобы снять с нее трусы, он вынужден был положить на пол орудие убийства.
Ему не хотелось опаздывать на встречу с двумя подругами Ханнеке Слут, которую он назначил на половину третьего, поэтому он с дороги позвонил в штаб-квартиру УРОВП и попросил позвать капитана Филипа ван Вейка из ЦУИ. Ему нужно сказать, что Слут, возможно, стала жертвой серийного убийцы. Во всяком случае, замытое место преступления и единственная рана вполне похожи на действия маньяка, который орудует не впервые. Правда, он не припоминал похожих эпизодов у них в Кейптауне.
Наконец ван Вейк подошел к телефону. Гриссел сразу понял, что в ЦУИ кипит работа, и поспешно объяснил суть дела.
– Придется запросить Преторию и объявить его в федеральный розыск, – сказал ван Вейк. Он имел в виду Управление криминалистической психологии в Претории. – По-моему, у нас ничего похожего еще не было. Наверное, поиск займет какое-то время, но я постараюсь ускорить процесс. Слушай, наши ребята кое-что нашли.
– Что?
– Сейчас позову Фани Фика…
– Филип, секундочку…
– Да?
– У тебя есть данные по банковскому счету Слут?
– Да.
– Проверь, пожалуйста, ее страховки.
– В последнее время или на долгий срок?
– В последнее время.
– Это легко.
– Я хочу знать, страховала ли она какое-либо ценное имущество. Драгоценности… Ну, не знаю, что-нибудь сравнительно маленькое, но очень дорогое.
– Сделаю.
– Насчет «киа» что-нибудь выяснили?
– Есть у нас пара наметок… Вообще машинами занимается ППГ.
– Спасибо, Филип, теперь давай Фика.
– Даю…
– Бенни? – спросил Фани Фик тихо и словно извиняясь. После фиаско с убийством Стейн он всегда говорил так.
– Ты что-нибудь нашел?
– Возможно. Тебе известно о том, что вечером в день смерти, примерно в двадцать один пятьдесят две, Слут отправила эсэмэску?
Гриссел не сразу вспомнил, о чем речь.
– Да… Кажется, Генри ван Эдену.
– Совершенно верно. Мы зафиксировали и номер ван Эдена. И выяснили, что он тоже в тот вечер звонил Слут, немного позже. Первый раз в двадцать два сорок восемь, второй – в двадцать три ноль одну. Она не ответила, но, насколько я помню, патологоанатом установил время смерти в двадцать два часа плюс-минус два часа. Значит, когда он ей звонил, она, скорее всего, была уже мертва…
– Ван Эден сам ей звонил?!
– Ну да. Кстати, его первый звонок, тот, что в двадцать два сорок восемь, был зафиксирован вышкой сотовой связи «Водакома» в Сомерсет-Уэст. А всего через тринадцать минут, в двадцать три ноль одну, второй звонок зафиксирован вышками в Ньянги и Гугулету. Судя по всему, он звонил ей с шоссе N2 и направлялся в центр города.
– Ясно, – сказал Гриссел, хотя ясно ему ничего не было.
– Так ты об этом знал?
– Нет, не знал.
– Больше пока ничего любопытного обнаружить не удалось.
Гриссел остановился у здания студии документальных фильмов «Блу оушенз» на Престуич-стрит, где договорился о встрече с двумя подругами Слут. Хотя он опоздал на несколько минут, но все же, перед тем как войти, нашел в списке контактов своего мобильника номер Генри ван Эдена и набрал его.
Ван Эден ответил после третьего гудка. Гриссел представился. Ван Эден дружелюбно, как вчера, ответил:
– Добрый день, капитан. Рад, что вы звоните…
– Почему?
– Вчера… После того как вы уехали, мне стало не по себе. Не давало покоя что-то сказанное Ханнеке, только я никак не мог вспомнить, что именно, ведь дело было два месяца назад. Оно имеет отношение к вашим словам про возможное участие коммуниста…
– Так-так…
– И вот вчера поздно вечером я вспомнил. 22 декабря, перед Рождеством, мы провели короткое совещание с участием всех заинтересованных сторон. Сразу после того, как совещание закончилось, Ханнеке кто-то позвонил по телефону. Я заметил, что она изменилась в лице, и спросил, что случилось. Она ответила: да ничего, просто ей докучает один русский.
– Докучает один русский?
– Вот именно. Но русские уже давно не коммунисты, вот почему я не сразу связал одно с другим… Возможно, тот эпизод не имеет никакого значения, но я решил, что надо сказать об этом вам.
– Вы не знаете, кто был тот русский?
– Нет, извините…
– Спасибо, мистер ван Эден, посмотрим, удастся ли нам что-нибудь найти. А я звоню, чтобы проконсультироваться с вами по другому вопросу.
– Естественно, если я могу чем-то вам помочь…
– По нашим данным, в тот вечер, когда убили Ханнеке Слут, вы дважды звонили ей.
– Совершенно верно, я сообщил об этом сержанту Нкхеси. – Ван Эден замечательно произнес щелкающие звуки коса.
– Я не нашел в деле никаких упоминаний. Вы не помните, почему вы ей звонили?
– Конечно, помню. В ответ на ее эсэмэску.
– Но она отправила вам эсэмэску до десяти. А вы позвонили около одиннадцати…
– Я получил эсэмэску только без четверти одиннадцать. В тот день я выступал с речью на конференции в «Лорде Чарлзе», посвященной программе РЭВЧ…
– «Лорд Чарлз» находится, кажется, в Сомерсет-Уэст?
– Совершенно верно. Как вы понимаете, пока я выступал, телефон пришлось отключить. Конференция закончилась около половины одиннадцатого; я включил телефон по пути к машине. Тогда и увидел ее эсэмэску. И сразу перезвонил ей.
– Что было в эсэмэске?
– Точные слова я не помню, но она касалась посланного ею отчета. Она просила меня взглянуть на него.
– Почему вы ей перезвонили?
– Хотел сказать, что смогу просмотреть ее отчет только на следующий день.
– Но она не отвечала?
– Вот именно. Я подумал, что она, может быть, принимает ванну. Поэтому набрал ее номер еще раз, по пути домой.
– Сообщения вы не оставили.
– Решил, что в нем нет необходимости. Она все равно увидит мой номер в списке пропущенных вызовов.
36
Алдри де Кокер оказалась пухленькой и добродушной.
– Мы с Ханнеке жили в одной комнате, когда учились в университете, – сказала она.
– А я подружилась с ней на втором курсе, мы вместе ходили на семинар по частному праву, – вступила Саманта Гроблер, кинопродюсер, которая сразу попросила Гриссела называть ее Сэм. Они сидели в приемной студии «Блу оушенз» – сплошная черная кожа и стекло, на стенах киноафиши в рамках. Гроблер оказалась худой и очень высокой, с выступающими скулами. Блузка в обтяжку подчеркивала пышный бюст, который совсем не сочетался с ее худобой. Гриссел невольно подумал: может быть, она тоже сделала себе операцию по увеличению груди?
– Похоже, мы знали друг друга всегда, – сказала де Кокер.
– Не проходит дня, чтобы мы по ней не скучали… – подхватила Гроблер.
– Не верю, что ее больше нет…
– Она в лучшем мире…
– Знаю…
Подруги тараторили без умолку. Грисселу пришлось их перебить:
– Вы обе разговаривали с Ханнеке 18-го?
– Мы разговаривали каждый день, – ответила Гроблер.
– Пусть даже минуту-другую, – подхватила де Кокер.
– Чем вы занимаетесь? – спросил ее Гриссел.
– Связями с общественностью. У меня собственное агентство бутиков.
– Она зарабатывает деньги на моде, – пояснила Гроблер.
Сквозь стеклянную столешницу Гриссел видел ее длинные стройные ноги в узких отбеленных джинсах. И в босоножках на высоких шпильках. Они не очень подходили друг другу внешне – толстушка де Кокер в широкой красной юбке, свободной белой блузке и туфлях с плоской подошвой и ее подружка, похожая на дистрофика, но тем не менее привлекательная.
– О чем вы говорили в тот день?
– О «Страшиле Рэдли»! – хором ответили подруги, дружно улыбнувшись.
– О «Страшиле Рэдли»?
– Это паб и бистро, – пояснила Гроблер. – На Хаут-стрит.
– Мы встречались там каждую неделю, по средам, – подхватила де Кокер.
– Устраивали девичники. Там живая музыка…
– Мы с Сэм до сих пор ходим туда…
– И по-прежнему заказываем бокал пива «Корона» для Ханнеке…
Они говорили быстро, без пауз, заканчивая друг за друга фразы. Видимо, за долгие годы и мысли у них стали одинаковыми. Грисселу пришлось сосредоточиться, чтобы уследить за ними.
– С ломтиком лимона…
– На память…
– Но ее убили во вторник, – напомнил Гриссел.
– А мы строили планы, – ответила Гроблер.
– Ну да, по вторникам мы строили планы, – подхватила де Кокер. – Договаривались насчет среды.
– А в среду за неделю до убийства вы с ней виделись?
– Да…
– Славно повеселились! Ханнеке впервый раз пошла в «Страшилу» после переезда…
– И последний, – тихо добавила де Кокер.
– Она бы не захотела, чтобы мы так думали об этом, – заметила Гроблер.
– Знаю…
– Она что-нибудь рассказывала о своей квартире? О переезде, о строителях?..