Наследник (СИ) - Логинов Анатолий Анатольевич

Обстрел не прошел для взвода Белоусова бесследно. Были и убитые и раненые. Но самое обидное — во время второго налета английские летуны ухитрились всадить пару бомб точно в орудийный окоп, в котором стояла горная гаубица. Так что теперь артиллерии у Валеры не было. Как и связи с другими опорными пунками и батареями поддержки. Помехи забивали рацию, а от проводов телефонных линий, идущих вглубь обороны, уцелели только обрывки. Между тем атакующие приближались и Валерий приказал открыть огонь. Одновременно заработала и молчавшая до того русская артиллерия. Подпоручик заметил, что среди катеров атакующей армады поднялись несколько высоких пенных столбов разрывов. Один из приближающихся броневиков внезапно полыхнул яркой вспышкой и скрылся в волнах. Не повезло и одному из катеров, набитых солдатами. Ярко-рыжий клубок пламени разорвавшегося снаряда развалил его на части и солдаты выспались из него поломанными куклами.

Но стоящие мористее корабли вновь открыли огонь, стремясь подавить демаскировавшие себя русские пушки. А армада десантных средств продолжала надвигаться на берег с равнодушием природного явления, урагана или цунами. Первые плавающие броневики достигли берега, цепляясь за камни пляжа своими рифлеными колесами. Практически одновременно с ними в берег уткнулись и десантные катера, отбрасывая на берег носовые аппарели. Из них выскакивали солдаты и бежали вперед, стремясь скорее добраться до ощетинившихся огнем окопов обороняющихся.

Связь с отделениями по телефону полностью пропала. Или порвало даже укрытые в траншеях провода или погибли телефонисты. Так что теперь Валера уже ничем не управлял, перейдя в обычные стрелки. Точнее, не совсем обычные, его сделанная по заказу самозарядка с установленным на ней немецким цейсовским прицелом позволяла ему стрелять как настоящему соболятнику. И теперь на его счету было уже несколько важных целей, включая пулеметчиков и пытавшихся командовать бойцов, явных офицеров или унтеров.

Но высадившихся было слишком много. Они приближались, и Белоусов вдруг отчетливо понял, что еще немного и они ворвутся в окопы. После чего просто перебьют его полсотни, а теперь уже меньше, ребят в рукопашной. Но именно в этот момент заработали автоматические гранатометы. По волне атакующей пехоты словно прошла коса смерти, а из тройки вылезших на берег броневиков два вспыхнули, подожженные бронепрожигающими гранатами. Одновременно в море ярко полыхнуло, заставив Валерия инстинктивно закрыть глаза. До ушей донесся рокочущий, всепоглощающий, забивающий все звуки, ни на что не похожий рык.

— Атом, — только и успел крикнуть сам себе Белоусов, падая на пол блиндажа. Тряхануло, похоже, от пришедшей с моря ударной волны. Белоусов лежал, ослепший и оглохший, не в силах подняться и способный только молиться про себя…

Российское командование, хладнокровно дождавшись, пока атакующие увязнут в решении тактической задачи высадки всеми своими силами, пустило в ход ракеты с ядерным снаряжением. Именно на такой случай дивизион из четырех пусковых установок с боекомплектом в двенадцать ракет, включая две «специальной выделки» был переброшен год назад в Джибути с соблюдением строгой секретности. Перебрасывали пусковые и ракеты на обычном транспортном судне, не первый раз использовавшемся военно-морской разведкой для выполнения деликатных поручений. Плыли даже не через Суэц, а вокруг Африки. Личный состав прибыл частью на том же судне, частью перебросили по воздуху под видом прибывающих по замене солдат и офицеров. Числился этот дивизион среди прочих зенитно-ракетных частей укрепрайона Джибути. И как ни удивительно, никто так и не узнал про истинное назначение «сто пятого отдельного зенитного дивизиона». Ни всеведущие гарнизонные кумушки, ни хваленная английская разведка. И теперь тяжелые сверхзвуковые «Кончары» показывали англичанам и итальянцам, что русские не зря столько внимания уделяли разработке ракетного оружия. Выдвинутые на заранее подготовленные позиции пусковые установки первым залпом отправили четыре ракеты, включая одну ядерную, в район высадки десанта. Второй залп, выполненный в рекордное время, всего через десять минут, улетел в сторону Адена. А точнее в сторону расположенного рядом с этим городом аэродрома. При дальности меньше трехсот километров и наличии точных координат задача была для ракетчиков простейшей. Вот только городу Аден не повезло. Двадцать килотонн, взорвавшиеся неподалеку от жилой застройки красоты окружающему пейзажу не прибавляют…

Валерий пришел в себя, как ему оказалось, практически сразу. Вскочил, разглядывая помещение и лежащих на земле людей. Откашлялся, выплюнул набившуюся в рот пыль. С помощью пинков, доброго матерного слова и похлопывания по щекам изо всех сил привел в себя денщика и писаря. Оставив Иванопуло разбираться с артиллеристами, выскочил наружу. Где уже приходили в себя его бойцы. Вместе с уцелевшим в бою Зариповым он собрал три десятка стрелков и атаковал деморализованных десантников. Которые неожиданно легко сдались, даже не пытаясь сопротивляться.

К вечеру, когда Белоусов разобрался со всеми накопившимися делами, отправил в тыл раненых и пленных, в расположение добрался посыльный из роты. И принес последние известия о том, что по Адену тоже нанесли ядерный удар, итальянцы границу пересечь так и не решились, а флот знатно повоевал с англичанами где-то у Цейлона. Сообщали, что флотские потопили авианосец и два или три крейсера, сами потеряв линейный крейсер и два эсминца. Дополнительно пришли свежие известия из Петербурга о появлении в столице Наследника, встреченного населением с ликованием.

— Кончилось смутное время, слава Аллаху, — тихо произнес Зарипов. Его услышал только Белоусов. Подпоручик промолчал. И что скажешь, если согласен со своим подчиненным полностью…

Россия. Санкт-Петербург. Зимний дворец. Июнь 1963 г.

— Итак, господа, я жду ваших докладов, — рабочий кабинет Олег не любил, предпочитая ему библиотеку. Где и проходило сегодняшнее совещание, в котором участвовали новые — канцлер, министр иностранных дел, военный министр и начальник Третьей Его Императорского Величества Канцелярии. Все трое дружно встали и, поклонившись и распрощавшись, вышли. Трое, а не четверо потому, что канцлер одновременно занимал должность министра иностранных дел.

Попрощавшись с недавними собеседниками, Олег несколько минут сидел, расслабившись. Потом встал с кресла. Постоял, рассматривая лежащие на столе бумаги с требующим именно его высочайшего решения делами. Решил дать им отлежаться. Прошелся по мягкому ковру, размышляя.

«Кажется, отец сделал большую ошибку, опираясь на хорошо ему знакомых, но не слишком инициативных и решительных. Из всех только Мейснер оказался на высоте. Черт, и выбирать особо не из кого. Канцлер… нет, как министр иностранных дел он просто великолепен. А вот как канцлер… проходная фигура, не более того. Нужен иной… но кто? — Олег подошел к книжному шкафу и в задумчивости стал рассматривать обложки. — Тяжела ты, шапка Мономаха. А ведь у нас сейчас на кону миллионы человеческих жизней. Первые бомбы уже рванули. А что будет дальше, пока не предскажет даже наилучший из Дельфийских оракулов… И ошибка сейчас стоит слишком дорого…»

Если подумать, дела обстояли именно так. Сделай сейчас Наследник опрометчивый шаг, причем все равно какой, поспешив, например, или помедлив сверх допустимого или поставив не тот вариант развития событий — тотчас полыхнет новая Великая война. Пользуясь которой, дружно поднимутся все те, кто давно уже ждет хоть малейшего сигнала, намека, проявления слабости, что наконец-то пробил их час. Что теперь — можно все. И будет в стране одновременно и смутное время двадцатых, и внешняя угроза посильнее сложившейся в Крымскую войну прошлого века.

Постояв, он извлек из шкафа роскошный том «Крымской войны» академика Тарле. Открыл раздел, в котором описывались предвоенная ситуация и прочел несколько абзацев. Вообще, Олег всю сознательную жизнь, то есть лет с шести, самостоятельно научившись читать, предавался этому занятию с пугающей родителей и наставников страстью. Книги он читал всегда и любые. Уединялся в Кремлевской библиотеке, насчитывающей около ста тысяч томов, любовно собиравшихся поколениями предков, хранивших на полях пометки и комментарии всех трех Александров, обоих Николаев и десятков Великих Князей, из тех, кто был не чужд умственной работы.