Вольный странник - Дэннис Фун

— Давай, говори.

Лампи вздохнул, сел подле Мизы, начал посвистывать и пощелкивать. Выражение ее лица становилось все более и более напряженным. В конце концов она встала, пристально посмотрела на Роуна и скрылась в одном из туннелей.

— Очень надеюсь, ты знаешь, что делаешь, — пробурчал Лампи. Он был настолько сконфужен, что Роун решил, по крайней мере, объяснить ему свою позицию.

— Я знаю, что подвергаю нас обоих риску. Но, понимаешь, с тех пор, как я видел Святого, и детей, и разлом, и все, что произошло в селении, я чувствую, что мне надо это как-то помочь изменить… И я знаю, что если уйду отсюда, не сделав того, что собираюсь, то встану на неверный путь. Тогда я уже ничего не смогу изменить.

Они молча сидели и ждали. Лампи не сводил глаз с пламени газовой горелки, потом растерянно покачал головой.

— Знаешь, что меня больше всего пугает? Мне кажется, я тебя понимаю.

Свистящий звук возвестил о приходе первого хроши — того старца, который прошлым вечером проводил обряд обрезания ушей. За ним вошли еще пятеро, после которых в помещение вошли Миза и Шисос. Вид у всех кровопийц был мрачный и свирепый. Последней вошла Мабатан. Выражение ее лица было непроницаемо. С подобающей ситуации серьезностью она обратилась к Роуну:

— Эти хроши — родственники тех четверых, кого ты лишил жизни. Еще нескольких ты ранил, но, по словам Шисоса, большинство добили наемники.

Роун стоял, повернувшись лицом к родным тех хроши, которые приняли смерть от его руки.

Шисос взглянул Роуну в глаза и низко, жутко зарычал. Остальные разразились какофонией свиста и щелканья.

— Ты убил людей моего народа, — переводила Мабатан. — Но мне сказали, что сам ты не из Праведного и бился с нами, защищая Новакин.

— Новакин? — не понял Лампи.

— Легенда хроши повествует о четырнадцати детях, которые спасут мир. Я сказала им, что Роун — страж Новакин.

Роун почувствовал, что напряжение Лампи чуточку спало, но суровое выражение лица Мабатан перечеркивало все надежды на прощение, которые еще теплились в его душе.

— Кровь за кровь — таков закон хроши.

В руках кровопийц блеснули острые как бритвы ножи.

— Это же безумие какое-то, — в ужасе прошептал Лампи.

Роун не сдвинулся с места, прямо глядя в глаза хроши.

— Я пришел к вам, чтобы принять возмездие за ваши утраты.

Лампи вздохнул. Старик резко ему что-то просвистел.

— Сними рубашку, — перевела Мабатан.

Роун немедленно выполнил указание. Вперед вышла Миза с занесенным для удара острым ножом, и у Лампи перехватило дыхание. Не обращая на него внимания, девушка взглянула на Роуна и с размаха рассекла ему кожу на груди.

Тонкая кровавая линия протянулась у него от плеча до бедра, но он даже не дрогнул. После этого остальные семь хроши поочередно сделали ножами то же самое так, что все их надрезы пересеклись в одной центральной точке. Когда последний сделал свое дело, на теле Роуна возникло что-то наподобие кровавой звезды. Все хроши коснулись пальцами крови на его груди, потом попробовали ее на вкус.

Когда все закончилось, старик посыпал раны Роуна каким-то порошком и втер его в кожу.

— Зачем это? — спросил Лампи.

— От этого средства быстрее заживают раны, — ответила Мабатан, — но навсегда останутся шрамы… если он выживет.

До того как Лампи успел отреагировать на ее слова, помещение заполнил странный утробный гул. Начал издавать этот звук старик-хроши, его поддержали остальные. Напряжение и сила звука нарастали, перейдя в дикие истошные вопли.

Когда сверчок Роуна прыгнул ему на грудь, хроши ускорили ритм, и Роун к ним присоединился. Звезда на его груди вспыхнула ярким пламенем, языки которого стали закручиваться все с большей скоростью, озаряя помещение алыми отсветами. На месте груди Роуна образовалась гигантская дыра, и, когда он склонил голову, чтобы в нее заглянуть, дыра засосала его в свое чрево.

ОСЛЕПИТЕЛЬНОЕ СОЛНЦЕ ЗАЛИВАЕТ ЯРКИМ СВЕТОМ СВЕРКАЮЩИЙ ЗЕЛЕНЫЙ КОВЕР, НА КОТОРОМ СИДИТ РОУН. ЗАМЫСЛОВАТЫЙ РИСУНОК КОВРА СПЛЕТЕН ИЗ ВИТИЕВАТО ПЕРЕСЕКАЮЩИХСЯ УЗОРОВ, СОСТАВЛЕННЫХ ИЗ ПОЛУПРОЗРАЧНЫХ ТРУБОК, ПО КОТОРЫМ ТЕЧЕТ КАКАЯ-ТО ЖИДКОСТЬ. ОН В ТРЕВОГЕ ПОДНИМАЕТСЯ, ДЕЛАЕТ ПАРУ ШАГОВ НАЗАД И ЧУТЬ НЕ ПАДАЕТ ВНИЗ — КОВЕР ВИСИТ В ВОЗДУХЕ. РЯДОМ, ВОКРУГ НЕГО — ПОВСЮДУ ВИСЯТ ТЫСЯЧИ ДРУГИХ ТАКИХ ЖЕ КОВРОВ. ЭТО листья. И ОН СТОИТ НА ОДНОМ ИЗ НИХ. С СОДРОГАНИЕМ ОН ПОНИМАЕТ, ЧТО САМ, ДОЛЖНО БЫТЬ, СТАЛ РАЗМЕРОМ С БЛОХУ.

ВНЕЗАПНО ЛИСТ СИЛЬНО КАЧАЕТСЯ И ОТБРАСЫВАЕТ РОУНА К ДРУГОМУ ЕГО КРАЮ. ОН ПРИСЕДАЕТ НА КОРТОЧКИ И, ЧТОБЫ НЕ СВАЛИТЬСЯ ВНИЗ, ХВАТАЕТСЯ ЗА ОДНУ ИЗ ТРУБОК, ПО КОТОРОЙ ТЕЧЕТ ЖИДКОСТЬ. БОЛТАНКА ПРЕКРАЩАЕТСЯ, И РОУН ВИДИТ, ЧТО ТЕПЕРЬ ОН НА ЛИСТЕ НЕ ОДИН. РЯДОМ С НИМ ОГРОМНОЙ ГЛЫБОЙ НАВИСАЕТ БЕЛЫЙ СВЕРЧОК. ОН СКЛОНЯЕТ ГИГАНТСКУЮ ГОЛОВУ ТАК, ЧТО ПАСТЬ ЕГО ОКАЗЫВАЕТСЯ СОВСЕМ РЯДОМ С РОУНОМ. НАСЕКОМОМУ НИЧЕГО НЕ СТОИТ ПЕРЕКУСИТЬ ЕГО ПОПОЛАМ, ОНО С ЛЕГКОСТЬЮ МОЖЕТ ПРОГЛОТИТЬ ЕГО ЦЕЛИКОМ. ЮНОША ОСТОРОЖНО ДЕЛАЕТ ШАГ НАЗАД, НО СВЕРЧОК ПРИДВИГАЕТСЯ БЛИЖЕ, ЕГО ОГРОМНЫЕ ГЛАЗА НЕОТРЫВНО ГЛЯДЯТ НА РОУНА.

САМ ОН СМОТРИТ В ЭТУ МОЗАИКУ ШЕСТИУГОЛЬНЫХ ЛИНЗ И ВИДИТ В НИХ ТЫСЯЧИ ОТРАЖЕНИЙ СОБСТВЕННОГО ЛИЦА. ПОТОМ ВСЕ ЛИНЗЫ, КАК ПО КОМАНДЕ, НАЧИНАЮТ ВРАЩАТЬСЯ, МЕНЯЯ КАРТИНКУ. КОГДА ОНИ ОСТАНАВЛИВАЮТСЯ, В НИХ ПОЯВЛЯЕТСЯ ЛИЦО КИРЫ, КОТОРОЕ ТУТ ЖЕ СМЕНЯЮТ ЛИЦА БАБА, ЛОНЫ, ДЖИПА, РАНКА — ВСЕХ ЧЕТЫРНАДЦАТИ НОВАКИН, А ЗА НИМИ ВОЗНИКАЮТ ЛИЦА СОТЕН ДЕТЕЙ, КОТОРЫХ РОУН НИКОГДА РАНЬШЕ НЕ ВИДЕЛ.

КОЛИЧЕСТВО МЕЛЬКАЮЩИХ ЛИЦ РАСТЕТ И МНОЖИТСЯ, И ВСЕ ЭТИ ДЕТИ НАХОДЯТСЯ В ОПАСНОСТИ. ПРИЧЕМ КАЖДОГО ПОДЖИДАЕТ СВОЯ УГРОЗА. А КИРА? ОНА ТОЖЕ ПРЕДСТАВЛЯЕТ УГРОЗУ? НЕТ, ТАК РОУНУ НЕ КАЖЕТСЯ. ОНА ТОЖЕ ПЫТАЕТСЯ СПАСТИ ДЕТЕЙ? ВСЕХ ЭТИХ ДЕТЕЙ?

«ЧЕМ Я МОГУ ПОМОЧЬ? ЧТО Я ДОЛЖЕН СДЕЛАТЬ?» — СПРАШИВАЕТ РОУН, В НАДЕЖДЕ ПОЛУЧИТЬ ОТ СВЕРЧКА ОТВЕТ.

НО ТОТ ЛИШЬ ПОТИРАЕТ СВОИ ГРОМАДНЫЕ КРЫЛЬЯ, И ВОЗДУХ СОДРОГАЕТСЯ ОГЛУШИТЕЛЬНЫМ СТРЕКОТАНИЕМ. ЕГО ГУЛ НАСТОЛЬКО СИЛЕН, ЧТО ПОДНЯТАЯ ИМ ВОЗДУШНАЯ ВОЛНА СБИВАЕТ РОУНА С НОГ, ВИБРАЦИЯ ВОЗДУШНЫХ ПОТОКОВ ПОДНИМАЕТ ЕГО ВВЫСЬ, ПОТОМ ОПУСКАЕТ ВНИЗ, И ОН ПРИХОДИТ В СОЗНАНИЕ.

Роун раскрыл глаза и упер взгляд в старика-хроши, который с явным удовлетворением кивнул Мабатан и что-то ей просвистел-прощелкал.

— Он сказал, что все — правда. Ты в самом деле защитник Новакин.

— Почему он так в этом уверен?

— Потому что ты остался жив.

К тому времени, как Роун очнулся от долгого сна, раны на груди уже затянулись. Ясно было, что шрамы у него не пройдут никогда, но он знал, что это совсем невысокая цена за то, что он совершил.

— Ты очень крепко спал, — сказал Лампи. — Хотя, честно говоря, не знаю, насколько тебе это поможет…