Операция «Империал» - Александр Григорьевич Звягинцев

Юрпалов сидел поначалу как пришибленный, но постепенно убедил себя, что покровители у него достаточно сильны и не надо падать духом. Они не дадут его утопить, потому что он может потянуть за собой многих.

— А почему меня арестовывает не городская прокуратура? — спросил он неожиданно нагло. — Я вас, например, не знаю, может, вы никакой и не следователь, а увезете меня и грохнете где-нибудь по дороге. Я требую, чтобы вы привели ко мне в кабинет кого-нибудь из городской прокуратуры!

— Вы плохо прочитали постановление, Юрпалов! — твердо сказал Оболенцев. — На нем присутствует необходимая санкция с подписью заместителя городского прокурора.

— Я так этого не оставлю! — заорал вдруг Юрпалов, решивший, что глоткой он добьется появления в кабинете знакомых лиц. — А почему нет подписи прокурора города?

— Не мешайте, Юрпалов! — оборвал его Оболенцев. — Сидите молча и наблюдайте за обыском, чтобы потом вопросов не было.

Юрпалов замолчал и стал внимательно следить за обыском.

— А почему нет понятых? — снова спросил он.

— А это, как вы думаете, кто? — Кивком головы Оболенцев показал на парня и девушку, заранее прихваченных Ярыгиным в холле гостиницы. — Если мало, мы можем пригласить в кабинет ваших работников, чтобы они засвидетельствовали, что вас здесь не пытают, не бьют, не подбрасывают наркотики и оружие.

— Не надо! — отказался Юрпалов. — Записывайте что хотите! Хозяин приедет… — И он многозначительно замолчал.

— «Вот приедет барин, барин нас рассудит…» — подхватил Оболенцев. — Считаете себя таким ценным кадром?

— Да уж не в последних хожу! — заявил Юрпалов.

Закончив обыск, один из оперативников вышел проверить, стоит ли автотранспорт у входа. Вернувшись, он кивком головы дал понять Оболенцеву, что все в порядке. Юрпалов подписал протокол, не читая.

«Очень рассчитывает на защиту Липатова и Борзова, — подумал Оболенцев, глядя на успокоившегося Юрпалова. — Дурачок, не понимает, что он уже списан в утиль».

Первыми увидели арестованного репетирующие в ресторане артисты варьете. Наталья, сидевшая за роялем, неожиданно ударила по клавишам и запела: «По тундре, да по широким просторам, где мчит курьерский Воркута — Ленинград…»

Злобно сверкнув глазами, Юрпалов пересек зал.

Спустившись в холл, Оболенцев заметил швейцара, который, припадая на левую ногу, спешил к выходу. У лифта, испуганно перешептываясь, сгрудились несколько взволнованных горничных. С кривой улыбкой на лице за стойкой застыла Белянка.

И все со злорадством смотрели, как двое в штатском ведут Юрпалова, еще не так давно бывшего здесь повелителем судеб.

Юрпалов попытался сохранить лицо. Поравнявшись с группкой взволнованных горничных, он громко и возмущенно проговорил:

— Вы мне еще ответите за этот… произвол!

И от одного звука его барского голоса злорадные огоньки в глазах подчиненных погасли. Каждый подумал: «Выкрутится!» Видя их изменившиеся лица, Юрпалов проникся уважением к самому себе. Поэтому в машину он садился, как в собственный лимузин — без страха за будущее.

Правда, когда приехали к нему домой, где был также учинен обыск, вел он себя хоть и дерзко, но уже менее уверенно.

— Это чьи деньги, Юрпалов? — спросил Ярыгин, извлекая из-под дивана завернутые в газеты пачки казначейских билетов.

— Теща с нами живет. Сейчас, правда, с женой в Тамбовскую губернию уехала. Откладывала бабушка всю жизнь себе на похороны, — с невозмутимым видом ответил он.

— Понятно! — протянул Оболенцев. — А вот сберкнижки у вас здесь на двадцать семь, двенадцать, тридцать одну и двадцать пять тысяч рублей. Это что, тоже на похороны?

— Всю жизнь тружусь с утра до ночи. Во всем себе отказываю. Рублик к рублику на свой дом откладывал, — так же невозмутимо ответил Юрпалов.

— А это что? Неужели у вас в гостинице и ресторане золотыми червонцами рассчитываются? — опять спросил Оболенцев, открывая шкатулку и высыпая на стол золотые монеты царской чеканки. — Это ваши?

— Тещи-и-ны! — вызывающе протянул Юрпалов.

Подошедший к Оболенцеву с маленькой коробкой в руках Ярыгин тут же с ехидцей заметил:

— Тамбовские колхозницы, они такие!

Взяв из рук Ярыгина коробочку, Оболенцев вынул оттуда красивый мужской перстень.

— Старинная работа, — вслух произнес он, рассматривая сверкающий лучами радуги камень. — Это, очевидно, фамильные драгоценности и тоже из Тамбовской губернии!

— Сволочи! Сами не живете и другим не даете! — сквозь зубы процедил Юрпалов.

Игра «Зарница»

После сытного горкомовского обеда Борзов сидел за рабочим столом в своем просторном кабинете и просматривал почту. Но мысли его были в Москве. Последний разговор с Липатовым о будущей карьере его заинтриговал, и он с нетерпением ждал возвращения шефа из Первопрестольной.

Когда он механически распечатывал очередной конверт, неожиданно затрещал телефон.

— Слушаю! — сладким голосом начал Борзов, но тут же лицо его вытянулось.

Звонил Алексейцев Борис Кузьмич, генерал-майор в отставке, подвизающийся в городском ДОСААФ.

— Петр Григорьевич! — заворковал генерал. — Кажись, ты забыл о войне?

— С кем? — не понял Борзов.

— Сегодня открытие «Зарницы»! В пионерлагере! — напомнил генерал. — Обязательно должен присутствовать. Речь скажешь. Про барабан… — И генерал засмеялся дребезжащим старческим смехом.

— Хорошо! — согласился Борзов. — Понимаю, что надо приехать. Только ты, Борис Кузьмич, все время забываешь, что я уже не секретарь по идеологии.

— А секретарь по идеологии у нас, ты знаешь сам, на барабане не играл! — опять засмеялся генерал.

Делать было нечего, и Борзов поехал в пионерлагерь, с которым у него было связано так много воспоминаний. Несмотря на то что солнце уже давно прошло послеобеденную отметку, палило оно так безбожно, что Борзов попросил шофера открыть все окна в машине.

По дороге спустило колесо, и Борзов добрался до лагеря намного позже, чем рассчитывал. Но у ворот лагеря его все равно ждали все во главе с генералом. Борзов вышел из машины и пошел пешком вместе с встречающими к трибуне.

Трибуна, обшитая кумачовым полотнищем, была построена на одной из сторон широкого, окруженного длинными одноэтажными корпусами плаца. На постаменте перед трибуной стоял бюст вождя пролетариата Ленина. Чуть в стороне торчал флагшток с выгоревшим на солнце