Угроза мирового масштаба-2 - Эл Лекс

накапливая ее в себе… Помнишь, как ты там говорила? «Любое разумное или неразумное существо». Вот тебе пример неразумного существа, которое воспользовалось этой формулировкой. Только вот когда в неразумном существе начинает скапливаться большое количество маны, оно может даже стать немного… разумным.

— В смысле⁈ — Ванесса распахнула глаза. — Что ты хочешь сказать⁈ Оно разумное⁈

— Нет, он не разумный. Он скорее как амеба, которая реагирует на определенные раздражители. — Я покачал головой. — Но, в отличие от амебы, диапазон действий которой ограничивается вариантами убежать или попытаться сожрать раздражитель, у этого куста появился еще один вариант. Миллиард миллиардов, бесконечное количество вариантов. Ведь у него была мана. Мана, которая предназначена Вселенной для того, чтобы становиться инструментов исполнения желаний. И, когда кусту стало не хватать воды одновременно со всеми, кто пил из фонтана, то он взял его и…

—…спрятал⁈

— Что-то вроде того. — Я кивнул. — Конечно, не стоит все мои слова воспринимать вот прямо так буквально, это всего лишь для простоты понимания. На самом деле, куст этого не делал специально, это просто защитная реакция, автоматическая. И, по сути, он фонтан не прятал, он воспользовался тем же условием, что заложили в механизм работы сами основатели — «любое живое существо». Ведь неживые тоже бывают существами, как это ни прискорбно. Магия — штука текучая, и при помощи своей магии можно поменять чужую, вот он это и сделал. Не знаю, как и что он сделал, но уничтожать фонтан ему было незачем, и он просто сделал так, что фонтан остался лишь для него одного. Возможно, условие было заменено на «любое живое существо растительного происхождения», не знаю.

— Но как тогда ты его нашел?

Как-как… В условии основателей было ключевое уточнение, которое меня не касалось — «этого мира». Вот как.

Но этого я не стал говорить.

— Не знаю. — Я пожал плечами. — Но разве это важно? Главное, что мы можем вернуть фонтан к его изначальному виду, сделать так, что он снова заработает, и его снова смогут посещать люди.

— Да? И как?

— А очень просто.

Я снова шагнул к кусту и сжал пальцы на его ветвях.

С тонких, острых, почти как иглы, листьев все еще срывались струйки маны, которые я сам же в куст и залил, и я принялся их поглощать. Закрыл глаза и впитывал эти красные дымные следы, восполняя свой наполовину опустошенный манозапас. Мне было нужно как можно больше маны, чтобы сжечь этот кустарник-паразит.

Но секунды сменялись секундами, а мана не кончалась. Давно уже должны были истощиться все те крохи, что я успел влить в кустарник, давно уже переполнились мои манохраны, и я сам превратился в тот же куст, испаряя лишнюю ману через кожу… А она все не кончалась!

Я открыл глаза и увидел, что по мановодам кустарника уже течет его собственная мана, а не та, что вливал в него я. Она вливалась в меня через пальцы, словно я высасывал ее из тонких веток… Но ведь из живых существ нельзя вытягивать ману, это невозможно! Такого никто не делал!

Хотя нет, сам кустарник же и делал. И пусть он тянул ману не из живого существа, а из артефакта, но это происходило на протяжении десятков лет. Этот процесс должен был оптимизироваться, отточиться до абсолютного идеала.

Не отрывая пальцев от ветвей, я наблюдал, как последние капли маны кустарника перетекли в мои пальцы…

А потом он осыпался мелкой пылью, будто в одно мгновение перемолотый огромными жерновами. Перестал существовать и превратился в воспоминание. А за моей спиной громко зажурчала вода, стекающая в пустую чашу по каменным лицам.

— Есть! — радостно закричала Ванесса. — Ты сделал это! Не могу поверить!

Она бросилась мне на шею, осыпала лицо быстрыми горячими поцелуями, а потом убежала к фонтану и перегнулась через край чаши, чтобы достать до воды.

Я же несколько секунд смотрел на свои пальцы, с которых испарялись остатки неусвоенной маны, и пошел за девушкой следом. Сел на край чаши и посмотрел на воду в фонтане магическим зрением.

Вода сочилась маной.

Слегка, совсем чуть-чуть, и то, наверное, лишь потому, что чаша еще не наполнилась до конца — верхние слои и вовсе должны были быть простой водой. И Ванесса, улыбаясь, как маленькая, зачерпывала эту воду и пила ее большими глотками.

Я же положил руку Ванессе на талию и попытался воссоздать это ощущение, когда в меня лилась мана из кустарника. И тут же, будто внутри меня включили мановый насос, через пальцы в тело послушно потекла мана Ванессы. Затем просочилась наружу, не в силах больше усвоиться.

Я отобрал у нее совсем чуть-чуть, и тут же отдернул пальцы. То, что происходило сейчас, было как-то неправильно… Сама по себе подобная способность была неправильной, она противоречила всему, что я знал о магии… Хотя, если вспомнить утверждение «О магии мы точно и безоговорочно знаем только один факт — что мы ничего о ней не знаем», то все начинает восприниматься немного проще.

Немного. Совсем чуть-чуть.

Мы сидели у фонтана до тех пор, пока он не наполнился, и мы не убедились, что с ним все в порядке. Даже дыра, оставшаяся на месте корня, не мешала его работе, особенно после того, как Ванесса внезапно и без предупреждения скинула с себя одежду, нырнула в фонтан и быстренько заткнула дыру теми же вывороченными камнями.

Решив сделать сюрприз для всех остальных, мы договорились о фонтане пока никому не говорить, а сказать завтра и только Виктору, который пусть сам решает, как и кому подать эту новость, и разошлись, пожелав друг другу спокойной ночи.

Вот только когда я ложился спать, мне почему-то казалось, что ночь спокойной не будет. По крайней мере, в первый раз, когда я побывал у этого фонтана, спокойной она не была.

Как же я был прав…

Глава 24

Я снова погрузился в воспоминания Марка.

В очередной раз наблюдал со стороны за его действиями, будто незримый бесплотный дух, что не в силах ничего сделать и ни на что повлиять. Мне только и оставалось, что наблюдать за тем, что творит мой визави.

Все было так же, как и в предыдущие разы, лишь за одним исключением, но очень важным, меняющим всё на корню и заставляющим относиться к происходящему серьезно.

В этот раз видение не прерывалось. Оно длилось долго, будто я смотрел кино, полноценное, без обрывов и неясных сцен.

Раньше все подобные воспоминания выглядели так, будто при монтаже уже отснятой кинокартины режиссер вместе с монтажером ползают по полу, собирая разрозненные, хорошенько перемешанные и местами даже обгоревшие куски пленки, пытаясь совместить какие-то из них, чтобы сложить хотя бы кусочек этого длинного узкого пазла.

В этот раз кусочек пазла уже был сложен, и мне оставалось лишь наблюдать за происходящим, сопоставлять факты, делать выводы и строить предположения. Сделать-то я все равно ничего не мог, разве что проснуться… Но происходящее казалось слишком важным для того, чтобы вот так запросто отмахиваться от него.

Всё началось с того, что Марк находился в своей убогой крошечной квартирке где-то на задворках города.

Он стоял в тесной душевой, совмещенной с туалетом, согнувшись над умывальником. С его изможденного лица, и даже частично с волос, стекали струи воды. Он стоял, болезненно бледный, и опирался на раковину ладонями, потому что без этого просто не смог бы стоять.

Ему было хреново.

Судя по конвульсивным содроганиями тела, парня выворачивала наизнанку рвота. Выворачивала уже давно — так давно, что очередной спазм не выдавливал из него ничего, кроме отвратительных звуков, но ему не становилось легче. Каждый раз его ноги подкашивались от слабости, и если бы он не держался за измятую металлическую раковину, то давно бы уже упал.

После каждого раза он злобно отплевывался и подставлял голову под вяло струящуюся воду из ржавого крана. Она текла по волосам парня и по бледному лицу, на какое-то время Марк даже казался более здоровым, его кожа разглаживалась, появлялось выражение облегчения, будто вода снимала все его боли.

Правда, это длилось недолго. Потом его скручивало снова, и рвотные позывы начинались сначала, с ещё большей силой.

Мучения Марка продолжались минут пять, а может, и дольше.

Ощущение времени во сне всё же было не таким чётким, как наяву.

Пока Марка страдал над раковиной, я даже заскучал, и, пользуясь