Цветы на снегу - Дмитрий Грунюшкин

— Ну, кто первый?

Он издевательски ухмыльнулся, показав щербатые зубы.

— Разумеется, уступите даме?

Евгений глянул на женщину. Она глубоко вздохнула, унимая нервную дрожь и собирая решимость. Она выглядела сильной, но сейчас явно еще не была готова к разговору.

— Вы не будете возражать, если первым поговорю я? — спросил Евгений.

— Да, пожалуй, — с благодарностью согласилась женщина. — Мне нужно собраться с мыслями. Спасибо.

Женя ободряюще ей подмигнул, получив ответную улыбку, и решительно вошел в кабинет.

Слава-Мюллер стоял в дальнем углу и издевался над попугайчиком в клетке, строя ему страшные рожи. Птичка была на грани нервного срыва, ибо Слава и в обычном состоянии умиления не вызывал. А уж когда он брался кого-то пугать… Лучше уж увидеть кота внутри клетки, чем Славу, корчащего рожи, снаружи.

Заметив посетителя, Слава на прощание щелкнул по клетке пальцем, едва не погнув прутья, и упал в кресло, жестом показав Евгению на другое, в паре метров от него.

— Ну, чего нарешал? — на лице Мюллера было написано искреннее любопытство.

— А чего решать, — пожал плечами Евгений. — Дело ясное. Сделка состояться не может.

— Жаль, — помрачнел Слава. — Я думал, вы другое решите.

— Извини, что пришлось разочаровать. Но в этом есть и твоя вина. Вернее, твоих людей. Не стоило так кидаться на легкую добычу. Надо было сначала разобраться в ситуации и вести изначально дела с теми, кто реально за что-то отвечает и может что-то решать. А не отдавать твои деньги при первой возможности жадной бабе, которая ради денег не моргнув глазом «продаст» все сокровища Эрмитажа.

Полухин вперился в посетителя тяжелым взглядом исподлобья. Возражения были справедливы.

— Это так, — вынужден был он признать.

Он замолчал, продолжая протирать в «терпиле» дырку глазами. Странный попался «кролик». Вроде, лох лохом, а держится уверенно, взгляд сильный, если не сказать — злой. Разговор строит грамотно. Нет ли за ним чего такого, о чем разведка не пронюхала?

— Это так, — повторил Слава. — И кто-то за это понесет серьезную ответственность. Более серьезную, чем ты. Но это не твоя забота. Твоя забота со своими проблемами разобраться, а мои проблемы я сам порешаю.

— А какие у меня проблемы? — якобы не понимая, спросил Евгений.

— Серьезные, — Мюллер не был настроен шутить. — Ты, я вижу, мужик толковый, правильно мыслящий. Поэтому ты все поймешь правильно. Я сам не могу действовать так, как хочу. Всегда есть правила игры, нарушать которые нам нельзя. Иначе начнется игра без правил. И тогда всем хана. Не только мне.

Евгений вынул из кармана сигареты и вопросительно глянул на хозяина кабинета.

— Да кури, какие проблемы. Так вот, братан.

— Я не братан, — прервал его Евгений.

— Хрен с тобой, не братан так не братан. От этого ничего не меняется. Я вошел в дело, даже если мои люди допустили лажу. И я не могу выйти из него с потерями. Мне этого все остальные мои люди не простят. Потери — это слабость. Я не могу быть слабым. Сожрут. Скажу честно — я хочу этот участок. Потому что я на него подписался. Отказаться от него я могу, только если отступные будут серьезными. У тебя есть отступные?

— Восемь тысяч я принес.

— Ну-у, — разочарованно протянул Слава. — А я было посчитал тебя серьезным мужиком. На хрена мне эти восемь штук, если ты только брал десять!

— Я не брал у тебя ни копейки, — жестко отрезал Евгений. — Твои люди, как я уже сказал, отдали твои деньги совершенно непричастной бабе. Это не мои проблемы.

— Да я и не спорю! — развел руками Слава, от чего его голова ушла в плечи по самые уши. — Оставляй бабки, и топай себе домой.

Евгений недоуменно склонил голову набок, не понимая, где подвох.

— А на хрена ты мне нужен? — правильно оценил его сомнения Слава. — Ты чист. Бабло не брал, под сделку не подписывался, на фуфло не ведешься. Я же не беспредельщик. Меня даже иногда бизнесменом называют. Но старые повадки остались, никуда не денешься. Дрессировка, мать ее ити. Мои лохи ответят по полной программе.

Еще не до конца избавившись от недоверия, Женя все же ощутил, как где-то в груди затеплился огонек надежды. Неужели все так легко обойдется?

— Ага, — успокаивающе кивнул Слава. — Лохи мои ответят. Ну, и бабе твоей придется за жадность и обман пострадать. Но к тебе претензий нет никаких.

Мюллер с издевкой наблюдал, как расправил было плечи и вдруг вздрогнул, как от удара кнутом, и тут же съежился проколотым мячиком его соперник, который сдуру решил, что он может обыграть Славу-Мюллера на его поле. Ему вдруг в голову пришло сравнение — когда-то в детстве у соседа была немецкая овчарка Герда. Злобная здоровенная псина. Они играли в футбол, и футбольный мяч ударил Герду, спокойно сидящую на краю поля, прямо в нос. Крепко ударил. Герда была воспитанной девочкой, и не стала метаться по полю за мячом, мешая играть людям. Мяч, наверное, решил, что он может давать немецким овчаркам по носу, когда захочет. Но он был всего лишь мяч, надутый пузырь, единожды сумевший поразить серьезного противника, когда тот не ожидал удара. Через пятнадцать долгих минут ожидания мяч снова полетел в Герду, которая лежала так же, казалось бы, безмятежно. Но попал он не в нос ей, а прямо в зубы. Она уже ждала. Она была готова. Она убила мяч до того, как он порадовался своей победе. Мячик, под вопли детворы, испустил последний вздох в ее удовлетворенных местью клыках. И Славик, который, несмотря на свою кажущуюся заторможенность, очень здорово умел воспринимать уроки, это запомнил.

Был бы Славик чуть менее толстокожим, он мог бы даже пожалеть этого человека. Но на такие сантименты Слава был не способен. Он только ощущал злорадство вперемешку с разочарованием. Этот оказался таким же, как все. А он только было ощутил к мужику интерес.

Он говорил «жадная баба», «ради денег готова на все». Фуфло. Пыль.

Разведка, успевшая за какой-то вечер многое узнать о семье, говорила, что баба мужика сожрала давно, и вместе с ботинками. Славик ожидал увидеть у себя либо наглую и тупую самоуверенную дуру, которую поставить на место — как два пальца об асфальт. Либо готового на все инертного мужичка, которого эта баба вместо себя пошлет, забздев встречаться с глазу на глаз с «настоящим» бандитом.

А пришел мужик, серьезный, жесткий, едва не перестроивший разговор по своему плану, даже начавший вызывать уважение. Но…

Его кажущаяся твердость оказалась твердостью застоявшейся сгущенки. Вроде корка, а ткни пальцем — жижа.

Сильный мужик? Нет! Слабак. Раб условностей. Этот перец ненавидел свою жену, но глупые предрассудки не давали ему сделать правильный шаг.