Николай Байбаков. Последний сталинский нарком - Валерий Викторович Выжутович
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Убедить номенклатуру в том, что она не прогадала, избрав его первым секретарем, Хрущеву удалось одной репликой, которая прозвучала в ноябре 1953 года на проходившем в ЦК совещании по вопросам кадровой политики. С докладом выступал Маленков. Он говорил о фактах коррупции и морально-бытового разложения в партаппарате. Ф. М. Бурлацкий, многолетний советник советских вождей, находился в зале и оставил потом такое свидетельство: «После его [Маленкова. — В. В.] доклада в зале, где как раз и сидели главные партаппаратчики, стояла гробовая тишина, недоумение было перемешано с растерянностью, растерянность со страхом, страх с возмущением. И тогда из президиума раздался голос Хрущева: “Все верно, Георгий Максимилианович. Но аппарат — это наша опора”. И зал взорвался восторженными аплодисментами».
Авария или открытие?
С приходом Хрущева к власти Байбаков ничего не приобрел в плане карьерного продвижения и еще два года оставался министром нефтяной промышленности. Но именно в этот период (благодаря ли министру — утверждать не рискнем, хотя сам он свой вклад оценивал без приуменьшения) Россия стала нефтяной сверхдержавой. Это произошло 21 сентября 1953 года. В этот день опорная скважина в поселке Березово (том самом, где отбывал ссылку бывший фаворит Петра I Александр Меншиков) дала мощный газовый фонтан, возвестивший об открытии первого промышленного газоносного района в Сибири. Главный инженер буровой партии Г. Д. Сурков в тот день телеграфировал: «Срочная Тюмень Нефтегеология Шиленко Выброс при подъеме инструмента Давление на устье 75 атмосфер Срочно ждем самолета Сурков».
Как же это произошло? В своей книге Байбаков не поскупился на подробности: «На Березовской опорной скважине после промывки поднимали инструмент. Вдруг произошел выброс глинистого раствора, затем были выброшены бурильные трубы, и следом возник фонтан воды с газом. Стоял очень сильный, труднопереносимый гул, поэтому жителей из близ расположенных домов пришлось переселить. Это была, конечно, аварийная ситуация. Причин было несколько, но главная из них — отсутствие опыта при аналогичных ситуациях. Газоносный пласт не был выделен, и необходимую предосторожность не проявили при подъеме колонны труб, не оказалось под рукой и фонтанной арматуры для закрытия скважины».
Это происшествие имело свою предысторию. Как после оказалось, счастливую. Зимой 1952 года в Березово был переведен на должность начальника и старшего геолога партии опорного бурения инженер А. Г. Быстрицкий. Он должен был выбрать место для заложения скважины и размещения базы, расселить людей, заготовить материалы для строительства буровой и других хозяйственных объектов. В конце мая, когда в этих местах начинается навигация, туда должны были завезти буровую установку и оборудование, чтобы к осени забурить скважину. Однако Быстрицкий ради удобного обустройства буровой перенес место ее заложения на 150 метров против проектного.
Из воспоминаний А. Г. Быстрицкого:
«Настал момент, когда окрестности Березова огласились уханьем голосов, ревом тракторов. Полным ходом шла разгрузка. Помог райком КПСС, по инициативе которого на выгрузку было мобилизовано население поселка. Долго пришлось повозиться с двадцатитонным насосом буровой установки. На высокий берег его вытаскивали тросом. Оглушительно гудел трактор и не мог сдвинуться с места. Сердито пускал к небу кольца дыма. Отходил назад и опять рвался вперед, натягивая трос до предела. Люди облепили насос со всех сторон. Руки, спины, лица застыли в едином усилии. На помощь подошла еще группа. И тронулся с места, пополз вверх тяжелый груз. Вскоре управились и с лебедкой — такой же тяжеловесной громадиной. Пока возили по непролазной грязи оборудование, основательно разбили дорогу к вышке. Бурение шло не так, как хотелось. Часто не хватало солярки для дизелей, которую возили из Ханты-Мансийска. Тогда приходилось поднимать инструмент и ждать. Но, несмотря на трудности, бурили. Буровую построили в короткий для северных условий срок — за два месяца…»
За самовольное отклонение от проекта Быстрицкому объявили выговор. Это потом выяснилось, что, если бы опорная скважина была пробурена в первоначально проектируемой точке, она дала бы только воду, поскольку оказалась бы уже за контуром месторождения.
При взрыве на буровой погибли три человека. Кто-то должен был за это ответить. В Министерстве геологии собрали коллегию. Обсуждение было тяжелым. Но недолгим. Постановили считать происшедшее не аварией, а открытием. Байбаков с этой версией согласился. Так и доложили «наверх».
Газ Березова поставил последнюю точку в спорах о перспективности Западной Сибири. Открытие этого месторождения еще более упрочило положение Байбакова во власти.
Неожиданное назначение
В августе 1955 года Байбаков неожиданно был вызван в ЦК к Хрущеву: «Помню, он встретил меня, уверенно стоя на ковровой дорожке своего кабинета, по-простецки засунув руки в карманы просторного, мешковатого пиджака, широко и приветливо улыбаясь. Он дружески пожал мне руку и широким хозяйским жестом пригласил располагаться. Сам сел за стол, а я в кресло у стола. Уже в том, как он встретил меня, было что-то от нового, “хрущевского” стиля — намек на равенство в этом кабинете, на простоту отношений, — мол, нет ни подчиненного, ни начальника — вождя, а есть деловое партийное содружество».
Хрущев был настроен дружелюбно, излучал доверие и радушие. Начал с перечисления былых заслуг Байбакова: мол, помним, ценим. Затем стал расточать похвалы ему как нынешнему руководителю отрасли, в короткие сроки достигшей успехов в увеличении добычи нефти и газа. Такое вступление вызвало у Байбакова настороженность. Он не понимал, к какой «сказке» эта «присказка». К начальству вызывают не затем, чтобы хвалить. Не успел визитер подумать, к чему клонит хозяин кабинета, как тот сам раскрыл карты:
— Президиум ЦК считает целесообразным назначить вас председателем Госплана СССР.
Это было неожиданное предложение. Настолько неожиданное, что получивший его министр от растерянности и волнения не сумел даже, как полагалось, поблагодарить за доверие. Успел только подумать: по силам ли это мне?
— Никита Сергеевич, я не экономист. И с планированием народного хозяйства страны не справлюсь.
Байбакову казалось, что он нашел нужные доводы для отказа. Но Хрущев живо парировал:
— А я? А я разве экономист? Я, что ли, разбираюсь в планировании? А ведь вот руковожу всей экономикой страны. Приходится.
Байбаков решил защищаться до конца, не боясь показаться дерзким и неуступчивым:
— Да
