Посвисти для нас - Эндо Сюсаку

— Как замечательно они распустились!

— Она любит цветы, — сообщила одна из подруг Айко.

— А сильный аромат не вызывает трудностей с дыханием? Думаю, на ночь их лучше выносить в коридор, — мягко проговорил профессор, не спеша достал стетоскоп и откинул ворот рубашки Айко.

— Вы делаете инъекции нового препарата?

— Да. — Эйити доложил, какая доза применяется и сколько раз она была введена.

— Какова симптоматика после операции?

— Сразу после наблюдалось повышение температуры. Сейчас эта проблема купирована. Но вчера пациентка пожаловалась на легкую тошноту.

— Да! — Профессор уверенно кивнул, давая понять, что не видит в этом проблемы. — Ну что же? Все идет нормально, мадам, — успокоил он Айко и ее подруг. — Тошнота — это не предмет для беспокойства.

Улыбнувшись и слегка наклонив голову в поклоне, Старик вышел из палаты. Утида и все остальные последовали за ним.

— Курихара-кун! — В коридоре профессор обратился не к Эйити, а к Курихаре. — Эта тошнота… насколько серьезно?

— Пока в легкой форме. Но если это реакция на новый препарат, полагаю, поводов для оптимизма нет…

— Я и не испытываю особого оптимизма.

— Я понял. Нам продолжать инъекции?

— Продолжайте. Мы еще не понимаем, вызвана ли тошнота новым препаратом. Это может быть воспалительный процесс в печени из-за переливания крови… Надо сделать исследование печени плюс капельница с глюкозой.

— Сделаем.

Эйити чувствовал, что его игнорируют. Ведь это он наблюдал пациентку сразу после операции и на следующий день, он обнаружил эти симптомы. И тем не менее на вопросы профессора отвечает Курихара, будто все это сделал он. А про Эйити даже не вспоминают.

Во второй половине дня приступы тошноты у Айко усилились. Однако Эйити выполнил распоряжение профессора: поставил капельницу с глюкозой и вколол очередную дозу нового препарата.

В воскресенье Одзу отправился в универмаг за тушью, кистями и бумагой. За несколько дней до этого директор фирмы, где он работал, показал ему книгу по каллиграфии, и ему вдруг захотелось попрактиковаться.

Когда он сообщил об этом жене и дочери, они подняли его на смех:

— Ты ничего не умеешь доводить до конца. Помнишь, ты начал собирать камни, как сумасшедший? И скоро бросил.

В универмаге было полно народа, в основном молодых мужчин и женщин. В выставочном зале на седьмом этаже проходила персональная выставка художницы Наоми Сэкия, вернувшейся из Франции. Глядя на ее картины — каменные ступени Монмартра, кафешки, Одзу испытывал острую зависть к молодежи. Сейчас молодые люди ездят за границу, имеют возможность впитывать в себя что угодно, а они с Хирамэ в этом возрасте мыли в армии полы, чистили винтовки и получали тычки и оплеухи от командиров. Молодая женщина в легинсах в обтяжку, которая сидела возле ресепшена и разговаривала с посетителем, видимо, и была художницей, написавшей все эти картины. У нее был замечательный профиль, обрамленный длинными темными волосами.

Вместе с тушью и кистями Одзу приобрел «Руководство по каллиграфии» Сунь Готина[39]. Одзу нравился его простой, безыскусный стиль. Не выходя из переполненного универмага, он устроился в ресторанчике за чашкой черного чая и принялся рассматривать иероглифы. Уже давно он не проводил воскресенье так спокойно.

Перевалило за полдень. На небе по-прежнему не было ни облачка. По ясному небу плыл рекламный воздушный шар. Направляясь на остановку автобуса, Одзу даже чувствовал легкое сожаление, что приходится возвращаться домой.

«Куда бы поехать?»

Идея! В больницу, где работает Эйити.

«Правда, он сегодня выходной…»

Воскресенье. Одзу знал, что сын куда-то уехал, но не на работу. Сына в больнице не было, и все равно Одзу решил туда заехать, потому что беспокоился за Айко: как она чувствует себя после операции.

— Как та женщина? Операция прошла удачно? — поинтересовался он у Эйити три дня назад, стараясь скрыть беспокойство.

Он помнил ответ сына, в котором звучало раздражение:

— Все в порядке.

Если операция прошла хорошо, то сейчас, примерно неделю спустя, Айко, быть может, уже гуляет по коридору. Она может даже пройти мимо. Столько лет минуло, вполне вероятно, она и лицо Одзу не помнит. Ведь последний раз они виделись тогда, у храма Дзёсёко.

Все это не важно, думал Одзу, сидя в автобусе. Даже если она все забыла о нем, о Хирамэ и об авторучке, это не важно. Он просто потихоньку войдет в больницу и так же тихо выйдет, пусть даже ему не доведется ее увидеть.

Он сошел с автобуса и зашагал к больнице. Во внутреннем дворе и у входа, где в будние дни сновали посетители и медсестры, было тихо. Время от времени подкатывало такси, высаживало пассажиров, которые, видимо, приезжали проведать родственников или знакомых.

Стук каблуков эхом отдавался в длинном коридоре, по которому Одзу шел к лифтам. Он запомнил расположение отделения, где работал сын.

Миновав ведущие в отделение двери, Одзу подошел к палате Айко. Где-то работал телевизор, транслировали бейсбольный матч. Других звуков не было слышно.

Вдруг из палаты, где лежала Айко, вышла медсестра и бегом припустилась в сторону сестринского поста. Лицо ее выражало озабоченность.

Несмотря на поднявшуюся в коридоре тревожную суету, из большого холла по-прежнему доносился шум работающего телевизора.

В коридор выскочили две сестры. Следом за ними в палату Айко влетел молодой, похожий на студента врач. В руке он сжимал стетескоп. Окончательно стало ясно, что в состоянии Айко произошли резкие изменения.

Растерянный, Одзу прислонился к стене. Когда он вышел из универмага и неожиданно для самого себя решил ехать в больницу, у него и в мыслях не было, что он может столкнуться с такой ситуацией.

«А Эйити… где он? Что делает? Эйити!..»

Надо сообщить сыну о том, что происходит, думал Одзу. Ведь он ничего об этом не знает. Где он сейчас?! Одзу бросился к красному телефону-автомату, висевшему на стене в конце коридора, позвонил домой.

— Как там Эйити? Уже дома?

— Нет его пока.

Юми была встревожена паническими нотками в голосе отца.

— Ты где, папа?

— Какая разница! Если Эйити вернется, пусть немедленно позвонит в больницу.

Одзу повесил трубку, достал из кармана носовой платок и вытер пот.

Появилась еще одна медсестра и окликнула того самого молодого, похожего на студента врача:

— Доктор! В терапевтическом отделении, в комнате медсестер, я видела доктора Тахару.

— Доктор Тахара?

— Да. Тахара-сэнсэй. Тот, который уехал в больницу в Тохоку.

— Попросите его немедленно прийти. Скажите, что я интерн и не могу справиться.

— Я сейчас.

Одзу опустился на стоявший тут же диванчик и снова вытер пот со лба.

«Помогите! Помогите ей! — молил он, положив руки на колени. — Эйити… где же он? Что делает? Эйити!..»

Скоро двери лифта возле сестринского поста раздвинулись и появился заурядной внешности человек, с виду немного старше Эйити. Одзу сразу понял: это доктор Тахара.

Халата на нем не было; он тут же скрылся в палате Айко. Через несколько минут оттуда не спеша вышла медсестра. Она никуда не торопилась, и Одзу понял, что ситуацию наконец удалось взять под контроль.

— Потом возьмите кровь на анализ для проверки состояния печени, — отдал распоряжение другой сестре доктор Тахара, выходя из палаты. — Мы что надо сделали, однако приступ может повториться. Немедленно свяжитесь с Курихарой и Одзу. У нее слабое сердце. Мне кажется, это очень резкая реакция на лекарства. Что вы ей даете?

— Новый противораковый препарат.

— Новый препарат? И как он называется?

— Я не знаю. Курихара-сэнсэй и Одзу-сэнсэй прописали его этой пациентке.

— Можно взглянуть на ее карту?

Сестра колебалась, Тахара бросил на нее суровый взгляд:

— Я за все отвечаю.

Одзу ждал, пока Тахара просматривал карту. Наверное, нетактично будет справиться у него о состоянии Айко, ведь он не родственник. Но уйти просто так Одзу не мог.