Артист (СИ) - Никонов Андрей
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— Если она захочет, — твёрдо сказала Горянская, — и только если вы не против.
Травин задумался.
— Нет, — наконец сказал он, — не вижу никаких причин. Во-первых, она наверняка не согласилась, так?
— Да, — призналась гостья.
— Во-вторых, мы едва знакомы, и с чего бы мне доверять девочку именно вам. И в-третьих, сейчас в этом нет необходимости. Вы мне лучше в другом помогите. У неё родственники должны были остаться со стороны отца, вот только где и кто, я выяснить не смог. Вдруг у вас получится.
— И всё же…
— Хотите поменяемся, вы мне своих близнецов, а я вам Лизу.
Сергей думал, что гостья с возмущением уйдёт, но та неожиданно кивнула.
— Если не навсегда, а на некоторое время, я бы согласилась, да и Толя был бы не против, мы их слишком балуем, а у вас они самостоятельности научатся. Так что, будем меняться?
— Я подумаю, — пообещал Травин, и выпроводил её из номера.
* * *Следователь Можейко смотрел на Свирского с грустью. Он получал в месяц семьдесят четыре рубля, и то после недавнего повышения, а кинокартина, оказывается, стоила почти сорок тысяч. Мужчина, пока заполнял бумаги, даже посчитал там же, на полях, сколько ему пришлось бы работать, чтобы получить такие деньги. Выходило сорок пять лет.
— Так значит, двенадцать тысяч он не украл? — уточнил следователь.
— Нет же, это был аванс, — Свирский нервничал, — говорю же вам, аванс мы истратили, а теперь нужно расплачиваться за остальное. За плёнку, химикаты, услуги лаборатории, транспорт, гостиницу, артистам и всей группе, а ещё монтаж, аренда извозчиков и прочее. Двадцать восемь тысяч рублей. И это не считая отчислений сценаристу, который возьмёт своё с кинотеатров. Я не знаю, что делать, я остался совсем без денег.
Можейко кинул взгляд на початую бутылку коньяка, вазочку с присохшей икрой и ручку с золотым пером.
— Хорошо, я разошлю телеграммы в адмотделы ближайшие, поймаем вашего Парасюка, — сказал он. — Ещё жалобы будут, гражданин?
— Да! Да, будут жалобы, меня выселили из номера, выкинули на помойку, и это при попустительстве милиции, между прочим. Я этого так не оставлю, имейте ввиду, я найду управу.
— Да, вы уже это говорили четыре раза, имя милиционера мы уточним, обязательно выясним. И обязательно спросим, когда найдём вашего счетовода, какие такие деньги вы с ним собирались делить. Так что прошу из города вас не отлучаться до поимки пропавшего гражданина Парасюка и выяснения обстоятельств. Распишитесь вот здесь.
— Это клевета, — быстро сказал Свирский, ставя размашистый автограф, — происки врагов. Я никогда ни копейки, клянусь. Меня оболгали. Кто вам сказал? Это Савельев, да? Вы не представляете, товарищ следователь, сколько у меня завистников, каждый так и норовит ногу подставить. Не верьте им, умоляю. Кто же этот гад, эта змея подколодная?
Следователь раскрывать источник сведений не стал, собрал бумаги в картонную папку и вышел из номера, а потом на улицу. Он не спал с раннего утра, сначала побывав на пожаре, а потом выясняя в больнице, что за люди сгорели, четыре часа обходил соседей Фёдора Мельника, тщетно пытаясь найти автомобиль и хоть что-то выяснить, а потом поехал сюда, разбираться с нетрудовым элементом, и даже поесть толком не успел. Электрические фонари освещали мостовую, со стороны Цветника доносились пьяные вопли курортников, запоздалый трамвай прогрохотал в сторону Провала, вместо людей он вёз какой-то груз, Можейко поёжился — ночи становились всё холоднее, до наступления осени оставались считанные дни. В прокуратуру возвращаться не хотелось, он решил, что занесёт папку на работу утром, и направился в сторону набережной. На углу Карла Маркса и Советской он увидел высокого человека, разглядывающего гостиницу.
— Это опять вы, гражданин, — сказал следователь, — здравствуйте. Ищете кого-то?
— Добрый вечер, говорят, счетовод у Свирского пропал, — Травин приветливо кивнул. — Вы, наверное, по его душу приходили? Помощник его, Гришка Розанов, половине города разболтал, что Парасюк пропал вместе с деньгами. Теперь если не вы его найдёте, то блатные постараются.
Можейко плюнул.
— Вот ведь решето, а не человек. Вы-то сами его когда видели, Парасюка, в смысле?
— А вот вчера, он отсюда вместе с артисткой Малиновской уезжал. А водителем у них был Генрих Липке, знаете такого?
— Нет, — следователь покачал головой, — но фамилия знакомая, из немцев они, живут в Бетании, а трудятся в сельхозкоммуне «Светлый путь», у них животноводческое хозяйство большое, так Ганс Липке там председателем. Хороший человек, работящий, одно время даже в Совете депутатов отметился, сейчас-то старик уже. Ну спасибо, что сказали, товарищ, я у него обязательно справлюсь. А вы ко мне завтра зайдите часов в девять, ваши показания я задокументирую. Прокуратура отсюда недалеко, Базарная улица, дом 42.
— Зайду.
Следователь попрощался, и пошёл дальше, а Травин остался стоять на месте. Фёдора и его дружков из номера выволакивали трое, швейцар, коридорный и ещё один человек, которого он больше не видел. Насчёт коридорного Сергей уже справился, тот сказался больным и на рабочем месте не появлялся, а вот швейцар должен был освободиться с минуты на минуту. То, что его дут, он знал, и наверняка постарается улизнуть через задний ход. Молодой человек подождал, пока мужчина в пиджаке с галунами оставит свой пост и скроется за дверьми, бегом вернулся на Красноармейскую улицу, дошёл до угла с переулком. Именно здесь через арку гости покидали итальянский сад, минут через десять швейцар выскользнул за подвыпившей парой, и зашагал к Лермонтовской улице. Сергей последовал за ним.
Он нагнал швейцара метров через двести, схватил за воротник и развернул к себе.
— Помнишь меня, жоржик?
Мужчина открыл рот, чтобы позвать на помощь, но Травин коротко дал ему кулаком поддых.
— Зазвонишь — убью. Иди сюда.
Он затащил швейцара под раскидистый каштан, который скрывал их от случайных прохожих, прислонил к стволу дерева, прижав локтем шею. Ноги у швейцара тряслись, он то и дело норовил упасть и задыхался.
— Как звать? — Сергей подождал, пока жертва придёт в себя.
— Кого? Николай, то есть Коляша, вы, наверное, обознались, товарищ.
— Коляша. Вот что, где твой дружок Фёдор, как его найти?
— Какой Фёдор?
— Память плохая? Так это мы сейчас поправим.
Сергей вытащил из кармана опасную бритву, раскрыл одним движением и провёл по лицу Коляши.
— Сейчас я тебе портрет поправлю, хоть на стену, хоть на погост.
Швейцар сглотнул, глаза он старался раскрыть пошире, словно от ужаса, но зрачки бегали из стороны в сторону, пойманный оказался калачом тёртым и явно прокручивал в голове, что можно сказать, а о чём лучше умолчать.
— Так ведь это, сгорел он совсем, — Коляша перекрестился как смог, — в геене огненной, стало быть, сгинул.
И швейцар выложил Травину всё, что знал. И что дом возле мясокомбината, где жил Фёдор, сгорел вот только сегодня, и что нашли его на пепелище вместе с дружками, а автомобиль кто-то украл. И что он, Коляша, с радостью поможет Сергею в чём угодно, только вот ни про дела Фёдора, ни про его пропажу артистки он ничего не знает. А знает об этом некий Панкрат Пеструхин, в описании которого Травин узнал третьего помощника бандитов, низкого и широкого. Где найти Панкрата, швейцар тоже рассказал — тот жил у своего брата в станице Горячеводской. Ещё добавил, что Федька в катране на Анджиевского ошивался, возле почты, но в последнее время там почти не бывал, прогуливал то, что накопил, а в гостиницу своих шмар водил пофорсить. И что приехал он из Ростова ранней весной, и иногда хвалился, мол, там был из деловых.
— Что за машину украли? — Сергей похлопал по карманам, пожалел, что забыл фотографии в номере, и как мог описал самоходный экипаж.
— Эту, эту, — закивал швейцар, — вот те крест, Федькина карета, он её в карты выиграл. Умоляю вас, товарищ, у меня жена и трое ребятишек мал-мала, а я могила, никому ни слова.