Парадокс Великого Пта. Фантастический роман - Анатолий Жаренов

— Он дрожит за свою шкуру. Когда я сообщил ему о том, с кем он имеет дело, надо было посмотреть на его лицо. На нем отразился такой сложный комплекс переживаний, что я стал опасаться, не хватил бы его инфаркт. Завтра-послезавтра он задаст лататы. И надо полагать, что до той минуты, пока до него доберется босс, пройдет достаточно времени. Одним словом, на Бергсоне можно поставить точку. Мавр сделал свое дело…

Генерал взглянул на часы.

— Что-то долго молчит Беркутов. Меня, признаться, беспокоит, не наврал ли вам этот мавр номер телефона.

— Не думаю. В тот момент он еще считал, что разговаривает с человеком от Хенгенау.

И генерал и Диомидов с нетерпением ждали беркутовского звонка. Майору было поручено возможно быстрее уточнить, где установлен телефон, номер которого сообщил Диомидову Бергсон. Это был номер, данный Бергсону профессором Хенгенау. Это было первое звено цепи, потянув за которое Диомидов надеялся распутать наконец клубок таинственного дела. Идя на разговор с Бергсоном, Диомидов почти не сомневался, что ему удастся ухватиться за кончик нити. Действительность даже превзошла ожидания. Бергсон выболтал все, что знал. Тайна происхождения фиолетовых обезьян перестала быть тайной. Правда, Бергсон не был посвящен в суть экспериментов Хенгенау. Но даже из его туманных показаний можно было уже делать кое-какие выводы. Стала яснее и история с тростью. Когда Бергсон рассказал о храме в сельве, жертвенном камне и статуе кошкочеловека с поднятой рукой, Диомидов понял, что держал в этой руке кошкочеловек ту самую трость, которую Беклемишев привез с берегов Амазонки. Трость была скипетром. Этот скипетр в руки Бога вложили предки индейцев, встреченных Беклемишевым. Скипетр обладал некими чудесными свойствами, которые проявлялись в моменты жертвоприношений. «Приносящий жертву» уподоблялся Богу. Непонятно было, каким образом. Зато поднималась завеса над поведением эмиссара Хенгенау. Убив Беклемишева, он привел в действие механизм скипетра. Возможно, он испугался, когда в саду образовалась яма и столб серебряного света поднялся над Сосенском. Вернулся он в беклемишевский сад на другую ночь. Без помех вскрыл замок на калитке и унес уже безопасный прибор из тайника, где хранил его хозяин. Милиционер, сидевший на крылечке дома Беклемишева, не мог его видеть. В Москве на глаза эмиссару попался вор. Появилась возможность проверить действие странной штуки в относительно спокойной обстановке. И он берет вора с собой в лес. Неожиданное появление Зои путает карты. Стрелять в нее он опасается: ему еще не все ясно насчет свойств трости. Но, удрав из леса, он не торопится вручить скипетр Бергсону. Он понимает, что наломал дров, и затаивается. А возможно, он заметил, что за Бергсоном наблюдают.

Диомидов рассуждал вслух. Генерал внимательно слушал и кивал головой, время от времени взглядывая на часы. Наконец он поднял трубку. Диомидов услышал, что он вызывает Беркутова.

Через две минуты тот вошел в кабинет. Генерал строго посмотрел на майора.

— Долгонько, товарищ Беркутов, — буркнул он.

— Виноват, — сказал майор. — Но пришлось проверять. Дело в том, что этот телефон… — Он замялся, подыскивая слова. — Словом, это телефон того музея, где хранились рукописи Беклемишева.

— Что? — в один голос сказали генерал и Диомидов.

— Я проверял, — стараясь говорить спокойнее, подтвердил майор. — Аппарат, имеющий этот номер, установлен в конторе того музея, где лежали дневники.

Генерал вопросительно взглянул на Диомидова. Полковник вытащил сигарету и стал разминать ее в пальцах. Если бы Беркутов сказал, что телефон стоит в Сандуновских банях, Диомидова это сообщение поразило бы, наверное, меньше.

— Расскажите подробнее, — приказал генерал.

Беркутов повторил, что, получив задание, он тут же связался с кем нужно. Ответ поступил через десять минут. Беркутов не поверил и попросил уточнений. Еще через десять минут он получил подтверждение.

Тогда он, не решившись звонить, послал в музей своего сотрудника. Несколько минут назад тот вернулся. Да, аппарат стоит в конторе музея. Сейчас вечер. В конторе никого нет.

— «Возвращаются ветры на круги своя», — мрачно процитировал генерал и забарабанил пальцами по крышке стола.

— Предусмотрительный, гад, — выругался Диомидов.

Беркутов не понял. Он не догадывался о том, о чем уже догадались генерал и Диомидов. Кроме того, Беркутов был еще молодым человеком. Он не читал Екклезиаста.

Разные живут на Земле люди. Одни любят задавать вопросы. Их интересует, почему расширяется вселенная и где зимуют раки. Они пытаются поговорить с дельфинами и построить фотонную ракету. Им любопытно знать, почему гусеница зеленая и что снится собаке в дождливую погоду. Эта группа людей дала миру Архимеда и неизвестного изобретателя колеса, Эйнштейна и Мечникова, Павлова и Оппенгеймера, Ньютона и Лобачевского, новаторов производства и профсоюзных активистов.

И есть люди, которые вопросов не задают. Они сомневаются, отрицают, опровергают или попросту игнорируют. Они не хотят признавать телепатию. Вольфа Мессинга и Розу Кулешову они считают мелкими жуликами. Они довольно улыбаются и потирают руки, когда узнают об очередной неудачной попытке сконструировать вечный двигатель. На вопрос: может ли машина мыслить? — эти люди отвечают отрицательно, не замечая при этом, что непроизвольно становятся на точку зрения Папы Римского, считающего человека венцом творения.

Василий Алексеевич Тужилин делал вид, что задает вопросы. Собачка Белка притворялась, что отвечает на них.

И экспериментатор и объект исследования были довольны. Тужилин исправно заполнял журнал наблюдений, собачка жирела на казенных харчах. Кроме журнала наблюдений, Василий Алексеевич заполнял страницы популярных журналов и молодежных газет. В своих статьях и очерках он разъяснял существо опытов Павлова и Сеченова, рассуждал о второй сигнальной системе, ссылаясь на первоисточники, и скромно, всегда во множественном числе, напоминал читателям о том, что и сам он, являясь в некотором роде продолжателем, вносит посильный вклад в науку о мозге.

— Насобачился, — говорил обычно Лагутин, прочитав очередной опус Тужилина. Он не разъяснял, что именно хотел выразить этим словом. То ли это была оценка литературных данных Василия Алексеевича, то ли он имел в виду собачку Белку, слюна которой с некоторых пор стала обладать свойствами шагреневой кожи. Но если кожа уменьшалась после каждого исполненного желания владельца, то о слюне этого сказать было нельзя. Слюна капала в пробирку каждый день. И вызвать ее отделение не представляло особой трудности. Можно было просто показать Белке мясо. А можно было просигналить над станком красным светом. Результат был один и тот же.