Согнутая петля - Джон Карр

С тяжелым, мрачным выражением лица доктор Фелл поднял свинцовый шар.

– Вот эта маленькая красавица! Конечно, когда вытащили тело, не осталось ни кровавых, ни каких-либо других следов. Оно упало в пруд, и кровь смылась. Вы помните, что вода в пруду была настолько взбаламучена (естественно, из-за ее попыток выдернуть шар), что залила песок на расстоянии нескольких футов. Но шар следов не оставил – он, видимо, упал в кустарник. Теперь подумайте! Кто был тем единственным человеком, который слышал какое-то любопытное шуршание? Единственный человек – Уэлкин, находившийся в столовой внизу, достаточно близко, чтобы слышать его! Это шуршание его заинтриговало. Очевидно, оно было произведено не человеком. Вы поймете, что я имею в виду, если попытаетесь в качестве эксперимента пролезть сквозь тисовый кустарник, густой, как широкая ширма, как заметил сержант Бертон, когда позже нашел нож с отпечатками пальцев покойного, «вонзенный» в заросли. Я избавлю вас от подробностей. Но в общих чертах именно так она осуществила одно из самых безнравственных убийств, с которыми мне приходилось сталкиваться. Оно было спровоцировано вспышкой ненависти и увенчалось успехом. Она всегда ловила мужчин и теперь поймала свою жертву. Разумеется, она не уйдет от возмездия. Ее схватит первый же полицейский, встретившийся по дороге. Затем ее повесят. Это будет справедливо. А все из-за счастливого побуждения Ноулза рассказать нам о полете теннисного мяча в сумерках!

Ноулз слегка развел руками, словно пытался остановить автобус. Его лицо стало совершенно прозрачным, и Пейдж испугался, что он потеряет сознание. Но он по-прежнему молчал.

Барроуз, сверкая глазами, казалось, воодушевился.

– Это изобретательно! – воскликнул он. – Это убедительно! Но это ложь, и я разобью вас в суде! Ваши измышления недоказуемы, и вы это знаете. Ведь остальные тоже клялись! Уэлкин! Вы можете повторить, что он сказал? Ведь Уэлкин кого-то видел в саду! Он утверждает, что видел! Что вы скажете на это?

Пейдж с тревогой заметил, что доктор Фелл выглядит довольно бледным. Он очень медленно поднялся, возвысившись над всеми, и указал на дверь.

– Вот он, мистер Уэлкин, – ответил он. – Стоит перед вами. Спросите его. Спросите его, сможет ли он сейчас с уверенностью объяснить, что он увидел в саду.

Все оглянулись. Никто не заметил, как долго Уэлкин стоял в дверях. На его, как всегда, безукоризненно выбритом ангелоподобном лице читалось беспокойство. Уэлкин вытянул нижнюю губу.

– Э… – протянул он, откашлявшись.

– Говорите же! – прогремел доктор Фелл. – Вы слышали, что я сказал. Теперь говорите вы. Вы уверены, что видели что-то глядящее на вас? Вы уверены, что там вообще что-то было?

– Я думал… – замялся Уэлкин.

– Да?

– Я… э… господа! – Он помолчал. – Я бы хотел, чтобы вы мысленно вернулись во вчерашний день. Вы все поднялись на чердак, а потом мне рассказали, что там вы осматривали какие-то любопытные предметы, которые нашел доктор Фелл. К сожалению, я с вами туда не ходил. Я не видел этих вещей до сегодняшнего дня, когда доктор Фелл обратил на них мое внимание. Я… э… говорю о черной маске Януса, которую нашли там, в деревянной коробке. – Он снова откашлялся.

– Это заговор, – заявил Барроуз, быстро вертя головой направо и налево, словно следя за быстрым движением машин на дороге. – Вы не выйдете сухим из воды. Это все умышленный наговор, и вы все в нем…

– Пожалуйста, дайте мне договорить, сэр, – резко возразил Уэлкин. – Я сказал, что видел что-то или кого-то, глядящего на меня через нижнее стекло двери. Теперь я знаю, что это было. Это была маска Януса. Я сразу же узнал ее, когда увидел. Мне приходит в голову – тут я понял, на что намекает доктор Фелл, – что несчастная леди Фарнли, чтобы доказать мне, что в саду действительно кто-то был, просто привязала эту маску на другой конец лески и спустила ее вниз; к сожалению, она спустила ее слишком низко, так что…

Тут, наконец, заговорил Ноулз.

Он подошел к столу и положил на него руки. Старик плакал, и какое-то время слезы мешали ему говорить членораздельно. Когда он все же смог заговорить, его слова шокировали всех, словно заговорил какой-нибудь предмет мебели.

– Это наглая ложь! – сказал Ноулз.

Старый, запутавшийся и жалкий, он принялся стучать рукой по столу.

– Правильно! – поддержал его Барроуз.

– Это все ложь, ложь и ложь! Вы все в этом замешаны! Вы все ополчились против нее, вот что! Никто из вас не даст ей шанса. Что из того, если она немного взбалмошна? Что из того, если она читала книги и, может быть, флиртовала с молодыми людьми? Сильно ли это отличалось от игр, в которые они обычно играли в детстве? Они все дети! Она не хотела никому причинить вреда. Она ничего плохого не хотела… И вы ее не повесите! Клянусь богом, вы ее не повесите! Я позабочусь о том, чтобы никто не причинил вреда моей маленькой леди, вот что я сделаю!

Его голос сорвался на крик, слезы текли по щекам, и он погрозил им пальцем.

– Я покажу вам… Грош цена вашим великим идеям и великим догадкам! Она не убивала этого сумасшедшего, безумного нищего, который пришел сюда и выдавал себя за мистера Джонни. Тоже мне мистер Джонни! Этот нищий – Фарнли? Это ничтожество? Он получил то, что заслужил, и мне очень жаль, что его нельзя убить еще раз. Из свинарника он – вот откуда! Но мне на него наплевать. Говорю вам, вы не причините вреда моей маленькой леди. Она его не убивала, нет, никогда! Я могу это доказать!

В глубокой тишине все услышали стук трости доктора Фелла по полу и его хриплое дыхание. Он подошел к Ноулзу и положил руку на его плечо.

– Я знаю, что она не убивала, – мягко произнес он.

Ноулз бросил на него непонимающий, безумный взгляд.

– Вы хотите сказать, – воскликнул Барроуз, – что сидели здесь и рассказывали нам всякие небылицы только потому…

– А вы думаете, мне нравится это занятие? – прервал его доктор Фелл. – Вы думаете, мне нравится хоть одно слово, которое я сказал, или хоть одно движение, которое мне пришлось сделать? Все, что я рассказал вам об этой женщине, ее собственном культе ведьм и ее отношениях с Фарнли, – чистая правда. Все. Она вдохновила убийцу и помогла ему. Только она не убивала своего мужа! Она не сталкивала куклу и не была в саду в момент убийства. Но… – Его рука сжала плечо Ноулза. – Вы знаете закон. Вы знаете, как он действует и как может раздавить человека. Я запустил этот механизм. И леди Фарнли будет висеть выше, чем Натан Хейман, если вы не скажете правду! Вы знаете, кто совершил убийство?

– Конечно, знаю, – огрызнулся Ноулз. – Еще бы мне не знать!

– И кто же это?

– Это же так просто! – ответил Ноулз. – И этот сумасшедший нищий получил все, что плыло ему в руки! Убийца…

Часть четвертая

Суббота, 8 августа. Падение петли

Было одно обстоятельство, которое Фламбо, со всем его умением маскироваться, не смог преодолеть. Это был его огромный рост. Если бы зоркий глаз Валентайна заметил высокую торговку яблоками, высокого гренадера или умеренно высокую герцогиню, он бы арестовал их на месте. Но ему еще не встречался человек, который мог замаскироваться под Фламбо больше, чем кошка могла бы замаскироваться под жирафа.

Глава 21

Письмо Патрика Гора (урожденного Джона Фарнли) доктору Гидеону Феллу.

"Дорогой доктор!

Да, я виноват. Я один убил этого обманщика и создал все доказательства самоубийства, которые Вас так встревожили.

Я пишу это письмо по ряду причин. Первая. Я по-прежнему (как глупо это ни звучит!) питаю к Вам искреннее глубокое уважение. Второе. Вы действовали превосходно! То, как Вы заставляли меня шаг за шагом отступать: сдавать комнату за комнатой и, наконец, удрать из дома и пуститься в бега, вызывает во мне восхищение до такой степени, что мне хотелось бы знать, всегда ли я правильно понимал Ваши умозаключения! Я делаю Вам комплимент: Вы единственный, кто сумел перехитрить меня, а я считал себя лучшим психологом! Третья. Я верю, что выбрал действительно безупречную маскировку, и теперь, когда в ней больше нет необходимости, я бы хотел ею похвастать.

Я буду ждать ответа. Когда это письмо попадет Вам в руки, мы с моей обожаемой Молли уже будем в одной из стран, с которой у Великобритании нет договора о выдаче преступников. Это довольно жаркая страна, но мы с Молли любим жару! Я обязательно напишу Вам, когда мы поселимся в новом доме.

У меня к Вам одна просьба. В нескончаемом потоке разговоров, которые начнутся после нашего бегства в газетах, среди судей и всяких обывателей, безусловно, я буду представлен дьяволом, монстром, оборотнем и тому подобным. Но Вы-то прекрасно знаете, что это не так! Убийства мне не по душе, и если я не чувствую раскаяния за смерть этой свиньи, то только потому, что я не являюсь лицемером! Да, мы с Молли так устроены! Если мы стремимся нашим учением и нашими мечтами сделать мир более волнующим, полагаю, это не преступление. Надеюсь, что обыватели будут брать с нас пример. Поэтому, когда Вы услышите, как кто-то в своих сплетнях упомянет о дьяволе и его невесте-ведьме, скажите этому человеку, что Вы пили чай с обоими и не заметили ни рогов, ни клейма!