Жезл Эхнатона - Наталья Николаевна Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Алюня попала к каким-то незнакомым людям, они беспокоятся за нее, хотят, чтобы я ее забрала…
– Ох извините, – пролепетала я, – я в нервах, и все неправильно поняла… я сейчас же приеду, сейчас же ее заберу, скажите только свой адрес!
– Да, конечно, записывайте! Это стоматологическая клиника «Ультрадент», Двенадцатая линия Васильевского острова, дом четырнадцать…
– Еду, еду! – выпалила я и снова вызвала такси, и снова помчалась через город…
Мы сразу же застряли в пробке, но я малость успокоилась. Раз позвонили – значит, удержат Алюню у себя, не отпустят на улицу. Да, похоже, что бабулька совсем ку-ку, нельзя ее оставлять без присмотра. Не справиться мне с ней. Да если честно, то не вчера это началось, а уже давно. А точнее, лет восемь назад.
Как уже говорила, я ездила в пансионат до девятого класса, после чего Алюня сочла, что я уже достаточно взрослая и сама могу о себе позаботиться. Она к тому времени увлеклась омолаживанием организма и здоровым образом жизни, тратила все деньги на оздоровительные процедуры и развлечения. А я проводила летние месяцы в городе и совсем не скучала – погода хорошая, есть куда пойти.
Изредка встречались мы с Михаилом Филаретовичем. Он работал тогда в Эрмитаже, читал лекции, проводил экскурсии, иногда звонил мне, а после мы пили с ним кофе и долго разговаривали. Но такое бывало, к сожалению, нечасто. Пару раз Сорока водила меня на «Ленфильм», где было ужасно интересно.
Я потому про это рассказываю, что каждое такое мероприятие очень запоминалось. Совсем другая жизнь – яркая, интересная, не такая, как у меня…
С матерью мы почти не разговаривали, кроме обычной ругани, она вообще забыла все слова. В школе в старших классах было получше, но друзей у меня не было, кроме Вадьки Семечкина, с которым мы по-прежнему сидели за одной партой.
Перед выпускным вечером директор вызвала меня к себе в кабинет и сообщила официальным голосом, что тот самый благотворительный фонд за хорошую учебу выделил мне какую-то сумму денег на обмундирование, как сказала она, попросту говоря, на одежду к выпускному вечеру, и что если я буду продолжать учебу, то фонд оплатит и учебу, и стипендию.
В разумных пределах, конечно. И поскольку гуманитарные науки идут у меня очень хорошо, то в университет, конечно, поступить будет, мягко говоря, сложно (это она, директор, говорит от себя, уж она-то знает), то чтобы я все хорошенько обдумала и посоветовалась с кем-то компетентным.
Пока что я купила на выделенные деньги туфли и платье. Но через неделю мать в бешенстве изрезала это платье ножницами, хорошо, хоть до туфель не добралась, я успела спрятать коробку под ванну.
Не горжусь этим, но тогда впервые мне захотелось мать убить. Вот просто ткнуть ножницами куда придется – и все.
Но похоже, что жизнь в пансионате и общение с приличными людьми все же как-то на меня подействовали, потому что ничего непоправимого не случилось. Пусть я – ошибка природы, неправильный ген, кривая хромосома, но не убийца.
Зато Сорока, когда я позвонила ей от полного отчаяния, добыла мне на «Ленфильме» (взаймы, конечно) такое шикарное стильное платье, что все в школе просто упали.
Михаил Филаретович, с которым я посоветовалась по поводу своего будущего (а с кем же еще, кому это было интересно), университет отмел сразу – никаких денег не хватит. Если честно, учиться мне нравилось, но больше хотелось работать, чтобы снять квартиру и уйти от матери. Она меня сильно утомляла, это еще мягко выражаясь.
По-прежнему она ничем не занималась, только смотрела телевизор. Иногда таскалась в собес и сидела там в очереди, чтобы оформить очередное пособие. Ей отказывали, она приходила снова. Иногда получалось что-то выпросить в благотворительных организациях.
В конце концов, чтобы не терять стипендию, я пошла учиться. Институт выбрал Михаил Филаретович, сказал, что у него там знакомые и меня примут бесплатно. Учились там дочки обеспеченных людей, типа нашей Алисы, которых в университет никак не могли принять – все же какие-то знания должны быть. Так что утомленные преподаватели относились ко мне почти с нежностью и разрешали прогуливать, сколько нужно. Через некоторое время Михаил Филаретович стал директором музея и взял меня официально на работу. Пока на самую мелкую должность, девочкой на побегушках. Так с тех пор и работала здесь. Сама не знаю, почему не ушла, когда закончила институт.
Что касается Алюни, то мы с ней за эти годы не общались, пока мне не позвонила баба Настя. Но об этом в другой раз.
* * *
Таксист высадил меня на Двенадцатой линии. Я увидела возле подворотни табличку с надписью: «Ультрадент. Стоматология». От этой таблички красная стрелка указывала в подворотню.
Я вошла под арку и оказалась в мрачном, запущенном дворе, куда выходили двери нескольких парадных. Оглядевшись по сторонам, увидела еще одну такую же табличку, стрелка на которой указывала в следующую дворовую арку.
Я прошла по стрелке во второй двор и наконец увидела ступеньки, ведущие в полуподвал, над которыми была та же самая надпись – «Ультрадент. Стоматология».
Интересно, как Алюню занесло в такую дыру? И что, она вообразила, что в этом подвале находится телестудия?
Я с опаской, стараясь не переломать ноги, спустилась по стоптанным ступенькам, толкнула обитую железом дверь и оказалась в ярко освещенной прихожей.
Стены здесь были выкрашены в гламурный розовый цвет, тут и там были развешаны плакаты о важности гигиены полости рта и реклама зубных паст.
За розовой стойкой сидела румяная девица в форменном розовом халатике с названием клиники на кармашке.
Увидев меня, она улыбнулась, продемонстрировав удивительное количество нереально белых зубов, и спросила:
– Вы по записи?
– Нет, мне отсюда только что звонили, сказали, что здесь находится моя бабушка.
– Ах вы приехали! Как хорошо! – Улыбка на лице девицы стала еще шире. – Мы уже не знали, что с ней делать! Представляете, она почему-то решила, что здесь телестудия и что ее пригласили сюда на роль ведущей какой-то передачи!
– Да, извините, у нее бывают такие странности…
– Вы бы уж за ней присматривали…
– Да я стараюсь, но мне работать надо… так где моя бабушка?
– Пойдемте, я вас провожу!
Она провела меня по коридору и постучала в очередную дверь, на которой был нарисован большой коренной зуб.
Дверь открылась, я вошла в комнату.
Здесь не было ни бормашин, ни стоматологических кресел – только пара обычных офисных стульев, на одном из которых сидела Алюня. Она была одета в свое