Жезл Эхнатона - Наталья Николаевна Александрова
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Это все разъяснила мне все та же сердобольная соседка, у нее сын был юристом.
А потом к нам домой явилась та самая завуч, которая знала меня с первого класса и за эти года дослужилась до директора школы, и заявила матери, что есть такой частный благотворительный фонд, который согласен выдать стипендию одаренному ребенку, то есть мне, но при условии, что ребенок закончит одиннадцать классов.
К тому времени школа стараниями нового директора из дворовой превратилась во вполне приличную, даже статус гимназии пытались получить.
Когда мать узнала размер стипендии, то согласилась. Так что зажили мы получше, потому что деньги приходили мне лично на карточку, я сразу откладывала на насущные нужды, потом покупала продукты, да оставалось еще на одежду и разные мелочи.
Забыла сказать, что незадолго до этого появилась у нас в квартире среднего возраста женщина, представилась женой материного брата, точнее вдовой, потому что брат умер некоторое время назад.
Сейчас она выписала его из нашей квартиры и на этом все, денег больше мы получать не будем. И ушла, не простившись, взглянув на мать с ненавистью, а на меня – с легким презрением. Интересно, я-то что ей сделала?..
Тут я снова очнулась от воспоминаний, потому что попугай Роберт легонько клюнул меня в плечо. Оказалось, он выбрался из клетки и сидел теперь на столе, подбирая крошки от печенья.
– Простите! – Голос мой невольно дрогнул. – Простите, Бруно Мартинович, я отвлеклась… – Тут я снова почувствовала, что слезы готовы брызнуть из глаз.
– Я знаю, – мягко сказал он, – у меня тоже горе. Мы с Михаилом были знакомы лет пятьдесят или больше… Какая трагическая, преждевременная смерть!
– Вы считаете, что он и правда умер от сердечного приступа? – решилась я.
– Что вы имеете в виду? – удивился Рейхель, а попугай захлопал крыльями и заорал: – Вздор-р!
– Ты помолчи, – рассердилась я, – и вы тоже послушайте.
И рассказала про то, как утащила из телефона Филаретыча карту памяти, как потом позвонила по номеру и едва очухалась, а бедной Алисе потом вызывали «Скорую». Не сказала только, что выяснила через Вадика адрес места, где находится телефон.
Рейхель выслушал меня с недоверием.
– Вы же сами говорили, что он чего-то опасался! – напомнила я и сообщила о статье с ошибками.
– Он в вас не ошибся, вы сумели обо всем догадаться… – Рейхель подумал немного и добавил: – Знаете, он вас очень… очень ценил… он… – Он отвернулся и махнул рукой и пробормотал еле слышно что-то типа «что уж теперь об этом говорить…»
– Хор-рошая… – гнул свою линию попугай, заметив, что в пакете остались еще орешки.
Я высыпала ему остатки орехов и ушла, взяв с Рейхеля обещание не связываться пока со своими масонами, это может быть опасно.
Всю дорогу до музея я бежала бегом, потому что обеденное время давно закончилось. И, разумеется, в холле я столкнулась с Азадовским. Такое уж, видно, мое счастье. Или, может, он специально меня караулит?.. От него всего можно ожидать!
– Карасева! – Он грозно сверкал глазами и тыкал мне в глаза свой дорогущий «Лонжин». – Вам что, никакой закон не писан? Вы что, думаете, что можете безнаказанно нарушать трудовую дисциплину и вам все сойдет с рук?
Вот это некстати совсем. Потому что я точно знаю, когда Азадовский начинает называть кого-то на «вы» – значит, и правда готовит какую-нибудь гадость. Не иначе на самом деле задумал меня уволить.
Причем буквально несколько дней назад я этого нисколько не боялась, сама собиралась увольняться. Теперь же мне обязательно нужно находиться в музее, чтобы приглядеть за выставкой и посмотреть, как дальше будут развиваться события.
Криком и руганью нашего директора не возьмешь, он сам кого хочешь переорет. Поэтому я решила срочно сменить тактику. Я опустила глаза, переступила ногами, совсем как попугай Роберт, только что крыльями не захлопала. Наоборот, сжала руки, прижала их к груди и заговорила с надрывом:
– Арсений Павлович, простите меня! У меня были обстоятельства непреодолимой силы!
– Что, в квартире потоп? – прищурился он.
– Нет, я… Это больше не повторится! – сказала я, поскольку не придумала отговорку.
– Совершенно не умеете работать! – рявкнул он.
– Я стараюсь, а вы все время на меня кричите! – Я часто-часто заморгала, пытаясь вызвать слезы, и можете себе представить – у меня получилось!
Слезы потекли по щекам и скапливались на подбородке, я их не вытирала, чтобы было хорошо видно.
Азадовский на меня не смотрел, это у него манера такая – никогда в глаза не смотреть, так что не сразу заметил. Тогда я заговорила срывающимся театральным голосом – насмотрелась на Алюню, изучила все ее примочки.
Эх, платка носового нет, нужно его стиснуть в руках и мять. А глаза не вытирать, чтобы тушь не размазалась.
– Немедленно прекратите! – До директора наконец дошло, что я рыдаю в холле у всех на виду.
– Вы не даете мне шанса! – взвыла я так громко, что в холл выскочила Роза Витальевна.
И как раз в этот момент Азадовский махнул рукой и очень удачно попал мне по лбу. То есть это я сама очень удачно подставилась, этому научил меня в пансионате один старый каскадер. Все звали его Михалыч.
Был он, по его же собственному выражению, весь переломанный (издержки профессии), а поскольку все время рассказывал байки про свою работу, то всем уже надоело слушать, вертелась возле него только я. Тоже от нечего делать, разумеется, как уже говорила, Михаил Филаретович был человек занятой и приезжал в пансионат максимум на три недели за лето.
Попутно Михалыч преподал мне несколько уроков – как уклоняться от ударов и как, наоборот, подставиться, чтобы и драка в кино получилась как настоящая и чтобы себе лишних синяков не наставить.
Пригодилось, поскольку Роза Витальевна одним прыжком оказалась рядом и вклинилась между нами с воплем:
– Что это вы делаете? Не смейте ее бить!
Азадовский попятился, а я прорыдала, что он не нарочно… Разумеется, Роза не поверила, так что директор спешно ретировался, я тоже ушла к себе, страшно довольная.
Ну надо же, как хорошо все получилось! Может быть, у меня взыграли Алюнины гены? Ведь признавали же у нее в свое время талант… Небольшой, правда, и злые языки в пансионате поговаривали, что хорошая критика была проплачена мужем-режиссером. Ну, возможно, и врали из зависти…
* * *
Я привела себя в порядок, вытерла лицо и освежила макияж. И только было собралась
