Испить до дна - Татьяна Дубровина

Наверное, и у него был свой кодекс чести, запрещавший бить того, кто более не выказывает признаков враждебности.

Оба смотрели на нее.

Два мужика.

Два дурака.

— Экскюзэ-муа, мадемуазель Вьяз... вьяз... Бель мадемуазель! — наконец попросил прощения меценат и принялся ожесточенно стирать со щеки красный кружок, так что его ладошка из розовой превратилась в багровую.

— Прости, Аленушка, — следом за ним промолвил и Алексей.

Он примирительно протянул Нгуаме руку.

Из холла защелкали вспышки, ведь дружба народов — тоже неплохой журналистский материалец, особенно после войны между этими самыми «народами».

Нгуама оказался незлопамятным и с готовностью ответил на рукопожатие. В результате ладони у обоих оказались в багровой краске.

Кто знает, может быть, именно так в Африке осуществляется священный обряд братания?

Однако больше всего объективов все-таки было направлено на Алену Вяземскую, без сил сидящую на полу в пляжных шортиках.

Очень уж фотогеничная у нее внешность, да и поза живописная. Хоть на обложку журнала помещай, хоть на первую газетную полосу — успех изданию будет обеспечен...

Глава 9

БЛЮДЕЧКО С ГОЛУБОЙ КАЕМОЧКОЙ

— Я провожу тебя?

— Как хочешь...

— Не можешь меня простить, да?

— Да нет, почему, проводи. Я не злопамятна.

По правде сказать, сейчас ей было уже все равно.

Организм до самого донышка выбрал свои резервы.

Не до любви было, не до переживаний. Не до обид и прощений.

Слишком уж бурный выдался денек... «День длиною в жизнь...» Это чье-то изречение? Или название фильма? Нет сил припомнить...

Провожатый ей, впрочем, не помешал бы. И сейчас все равно, кто он, лишь бы помог добраться без приключений. А то ведь в таком состоянии и заплутать недолго или, чего доброго, вообще свалиться где-нибудь под забором...

Под итальянским забором, ха-ха... Она не видела на острове Лидо ни одного приличного штакетника или частокола, только узорчатые оградки, вроде наших типовых кладбищенских.

Почему-то Алене вдруг захотелось привалиться к тому высокому бетонному глухому забору-заборищу, что незнакомые соседи возвели на границе ее дачного участка. Так ребенок, переутомившись, прислоняется к материнскому плечу...

То ненавистное ограждение, которое она совсем недавно готова была снести, уничтожить, взорвать динамитом, измельчить в крошку, сейчас казалось ей надежным укрытием от всех треволнений. По дому соскучилась, что ли?

...Ах да, они уже едут в такси. Что за провал памяти — неужели задремала?

По-видимому, перед этим успела назвать адрес своего отеля...

Как же он называется, Господи?..

Какое-то красивое итальянское имя, не то Лукреция, не то Лючия... Не вспоминается. Наверное, потому, что задрипанный вид самой гостиницы никак не соответствует звучному наименованию.

А, к чему напрягаться, шофер ни о чем не спрашивает, видимо, уже знает, куда ему рулить.

Но ведь отель совсем недалеко от Дворца кино, рукой подать, почему же они добираются на машине?

— Зачем выбрасывать деньги на ветер? — пробормотала Алена. Даже будучи вконец измученной, она оставалась истинным Тельцом, практичным и экономным. — Пешком бы добрались...

Алеша глянул на нее с ласковой иронией:

— В ногах правды нет. Особенно сейчас и особенно в твоих маленьких ножках. Так что расходы вполне оправданны.

Голос его звучал спокойно, уверенно, убаюкивающе, и, может быть, поэтому аргументы показались Алене вескими.

Да еще и машину так мерно, так плавно-плавно покачивало. Словно на волнах...

Море...

Адриатика...

Вот-вот захлебнешься соленой водой и сгинешь навек в царстве жестокого Нептуна... но, к счастью, в самый критический момент чьи-то сильные, надежные руки подхватят тебя и удержат на поверхности:

— Не бойся, Аленушка, все в порядке.

Такие ласковые руки... Чьи? Сейчас уже не вспомнить...

Но какие они самоуверенные...

«Кто позволил притрагиваться ко мне?!»

... — Кто тебе позволил?!

— Потом разберемся. Спи.

То есть как это — спи?

Оказывается, они уже успели выбраться из такси, и теперь Алексей несет ее на руках!

И вовсе не из гибельной морской пучины на сушу, а по аккуратной дорожке, усыпанной мелким светлым гравием, к какому-то роскошному многоэтажному зданию.

«Меня не проведешь! — с серьезной сонной бдительностью отмечает Алена. — Даже спросонья я твердо знаю, что этот дом, а вернее сказать, дворец вижу впервые в жизни. Что-что, а зрительная память никогда еще меня не подводила».

Разговаривать, однако, было лень, и она ограничилась двумя короткими сердитыми возгласами:

— Эй! Куда!

— В отель. Как ты и просила.

«Тут что-то не так. Он морочит мне голову. Но я выведу его на чистую воду! Вода... Штормовое предупреждение... Волна катит за волной, и меркнет белый свет...»

Гостиница, в которой ее поселили накануне, была небольшой и задрипанной, ничуть не лучше наших второсортных областных заведеньиц. А может, даже и похуже, по своей безалаберности итальянцы, как выяснилось, вполне могут потягаться с русскими.

Стены в ее номере были обшарпаны, краны гудели, от портье, который одновременно выполнял и обязанности горничной, одуряюще несло чесноком.

А тут... Они поднялись по широким мраморным ступеням, на которых не оставалось ни единой пылинки, словно они были музейным экспонатом, хранившимся в герметически закрытых стеллажах, под бронированным стеклом.

Просто не верится, чтобы уличные лестницы выглядели такими чистыми. И вообще все происходящее не совсем реально...

«Как можно идти, не переступая ногами? Я как будто воспарила и плыву по воздуху... Точно, это сон».

Но нет, это происходило наяву. Просто Алексей все еще бережно нес ее на руках.

Швейцар в роскошной униформе услужливо распахнул перед прибывшими широченную, сверкающую двустворчатую дверь. Что-то спросил по-итальянски. Никитин, поблагодарив, отрицательно мотнул головой.

— Что он сказал? — сонно спросила Алена. — Что мы ошиблись адресом?

— Предложил помочь донести багаж. Я ответил, что как-нибудь справлюсь сам.

— У тебя много багажа?

— Угу. Причем поклажа очень ценная. Но не тяжелая. Ты совсем ничего не весишь. Как пушинка.

Надо собраться с силами и все-таки возмутиться. Должна же она хоть как-то проявить упрямый тельцовский характер!

— Я?! Багаж?! Я тебе что, чемодан?

— Ну нет. Сундучок с сокровищами.

Он за словом в карман не полезет! Надо было бы посильней взбрыкнуть, вырваться, бросить ему что-нибудь резкое...