Рим. Прогулки по Вечному городу - Генри Мортон

Странно говорить такое о небольшой фигурке в белом на балконе, но я чувствовал, что этот человек излучает на нас необыкновенный покой и мир. Божественная благодать — вот слова, которые, пожалуй, лучше всего выразят то, что я хотел сказать. Даже если бы я не знал об аскетическом образе жизни и святости этого человека, я бы все равно это почувствовал. Это худощавый аристократ с тонкими и удлиненными пальцами, какие Эль Греко любил писать у своих святых. Лицо у него худое и желтоватое, глаза — темные и глубоко посаженные. Он так прямо держится и так точен в каждом движении, что трудно поверить, что ему восемьдесят лет.

Раньше он был знаменит как кардинал-полиглот: он разговаривал с людьми на восьми языках. Это первый папа, который поднялся в воздух на самолете, спустился в шахту, ступил на борт подводной лодки. В 1917 году он передал кайзеру предложение Бенедикта XV стать посредником в переговорах воюющих сторон. Он знал Гитлера до Первой мировой войны. Он был избран папой в 1939 году, в день своего рождения, в шестьдесят три года.

Все это промелькнуло в моем сознании, пока я слушал его голос. В толпе время от времени восхищенно восклицали. Папа жестом призывал к тишине. Он говорил по-итальянски, потом по-испански — для группы паломников из Латинской Америки; потом по-французски; потом по-немецки. От возгласов каждой языковой группы, к которой он обращался, дворик просто гудел. Наконец папа спросил: «Есть здесь англичане?» И раздался мощный рев моряков: «Америка!»

Папа улыбнулся, повернулся к ним. И заговорил по-английски. Когда он закончил, они так рявкнули: «Боже, благослови папу!», что чуть не снесло крышу дворца.

Потом он повернулся к детям и сказал по-итальянски:

— Дети, я обращаюсь к вам.

— Да здравствует папа! — раздался пронзительный возглас, и все дети замахали флажками на балконе.

— Вы хорошие дети? — спросил папа.

В ответ раздался взрыв радостного смеха.

— Si, Santo Padre, si, si, si![61]

— Всегда ли вы читаете молитвы?

— Si, Papa, si, sempre, sempre.[62]

— Хорошо ли вы едите? Хорошо ли вы спите?

Затем папа произнес очень простое наставление в доброй и правдивой жизни. Когда он закончил, половина женщин вокруг меня прижимала платки к глазам, и действительно, атмосфера была, как называют это испанцы, emocionante.[63] Затем папа поднялся, поднял руку и благословил собравшихся. Он на минуту склонил голову в молитве, потом повернулся и пошел во дворец.

Я ехал обратно в Рим в глубокой задумчивости. Несколькими днями позже я рассказывал одному из чиновников Ватикана о своих впечатлениях об аудиенции, а потом, сменив тему, поведал ему и о том, как мне было интересно взглянуть на папского быка. Он попросил меня объяснить. Когда я рассказал ему о своем визите на ферму, на его лице появилась тревога.

— Но как вы туда проникли? — спросил он. — Это никому не разрешается!

Так что, как вы понимаете, в Италии просто надо быть знакомым с кем-то, кто знаком еще с кем-то, кто, в свою очередь, тоже имеет хорошие связи.

Когда путешественник в античные времена подходил к Риму по Аппиевой дороге, первым, что бросалось ему в глаза и ослепляло своим великолепием, были залитые солнцем императорские дворцы на Палатинском холме. Здесь жили цезари, и роскошь их жилищ возрастала по мере укрепления Империи, и не было в мире прекраснее дворцов. Отсюда они управляли своими богатыми владениями, здесь они жили, окруженные льстецами и рабами, здесь они часто гибли самой жалкой смертью — от руки наемного убийцы.

Столпившиеся на Палатине дворцы уже были древними, когда в IV веке Константин Великий решил перенести столицу в Константинополь. Скоро другой «Палатин», где купола явно преобладали над колоннами, отразился в водах Босфора. Великолепие византийских дворцов стало легендой. Викинги рассказывали о них друг другу долгими зимними ночами; дикие балканские кочевники в степях знали об их блеске и, сидя у своих походных костров, говорили об императорском троне с золотыми львами, о золотом дереве с эмалевыми певчими птичками, которое стояло за троном. Пока римские дворцы на Палатине постепенно разрушались, византийские становились все пышнее, и так до тех пор, пока в 1453 году турки не завоевали Константинополь и султан не ахнул от изумления, войдя в императорские покои. Те, кто сейчас исследует запутанные ходы дворца султана в Стамбуле, не без оснований могут предположить, что перед ним лишь подобие римских дворцов на Палатине.

Палатин, однако, не всегда был царским холмом. Во времена Республики, с 509 по 31 год до н. э., это была территория аристократов и состоятельных людей. «Новые люди» — успешные ораторы и финансисты чувствовали себя здесь как дома. Это место было тем, чем стал Парк-лейн в правление Эдуарда VII. Август родился на Палатине и решил, что здесь ему будет удобно жить. В двадцать семь лет он получил от Сената подходящий дом и в нем поселился. Раньше дом принадлежал знаменитому оратору, врагу Цицерона, Квинту Гортензию, который очень любил животных. Гортензий жил в Риме весьма скромно, а все свои богатства демонстрировал на загородных виллах, которых у него было несколько. В его великолепном поместье в Таренте был погреб с десятью тысячами амфор хиосского вина и целой сворой прирученных им диких зверей. Говорят, во время пиров к гостям с ветвей деревьев вдруг спускался раб, переодетый Орфеем, и на зов его флейты сбегались дикие звери и резвились вокруг него. В прудах с соленой водой в Баули Гортензий держал морских рыб и кормил их с руки и однажды разрыдался, узнав о смерти одной из своих любимиц. Он любил и деревья и подкармливал их — поливал вином. Однажды он попросил Цицерона выступить вместо него, чтобы вовремя вернуться в свое поместье и полить свой любимый платан.

Что касается его жилища на Палатине, это был довольно скромный дворец, и он впоследствии очень подошел Августу. Август был слишком умен, чтобы, подобно своим менее значительным последователям, лелеять самомнение и окружать себя роскошью, и хотя со временем он купил и соседний дом и расширил свое жилище, говорят, он долгие годы продолжал спать все в той же маленькой спальне. Таким образом, дом Гортензия стал ядром целого созвездия дворцов, которое в конце концов образовалось на Палатине.

Одним из главных строителей был Тиберий, «цезарь Распятия». Он выстроил себе дворец на северо-западном склоне холма, а сменивший его сумасшедший Калигула поселился на самом краю, с видом на Форум, как раз над Домом весталок. Здесь Калигула был убит, а дрожащий Клавдий возведен на престол парой солдат, которые как раз проходили мимо. Нерон счел дворцы предшественников недостойными его и покинул Палатин ради своего фантастического Золотого дома. Ни Веспасиан, ни его сын Тит дворцов не строили, но Домициан, младший сын Веспасиана, переделал центр холма и его южный склон, построив стадион и удивительный дворец, где жил в постоянном страхе и в конце концов погиб в одном из мраморных залов от удара кинжалом в живот. Затем последовал перерыв длиною в столетие — на это время холм оставили в покое. Этот период включал в себя правления Траяна, Адриана и Марка Аврелия. Затем благодаря Септимию Северу, чья арка до сих пор стоит на Форуме и о чьих походах в Шотландию я уже рассказывал выше, юго-западный склон холма покрылся новыми великолепными зданиями. Однако к тому времени Палатин был уже так застроен, что император, пытаясь найти свободное место, вынужден был выстроить большую платформу на огромных опорах, которую до сих пор видно с Виа дель Чирко Массимо и которая сегодня является главной приметой этого холма.