Человек будущего - Андрей Буровский

Жившие тогда реально ждали — кто следующий после Хиросимы?

Над миром нависло столько возможностей увидеть крах и конец цивилизации, что уныние и паника стали чуть ли не главной частью всей духовной жизни Запада.

Временами это уныние и готовность капитулировать принимали форму навязчивых идей или паникерских состояний («все пропало!!!»). Выбросился же из окна крупный американский чиновник — причем с очень знаменательным криком:

— Танки! Русские танки!

Прыгал он из окна семнадцатого этажа в Нью-Йорке — куда русские танки могли добраться разве что вплавь, а потом влет.

Сегодня такой истерики в мире поменьше, особенно после 1991 года. Но ощущения нестабильности, неуверенности в будущем остаются важной частью жизни цивилизованных людей. Вроде бы мир доказал, что не собирается взлетать в небо... Но вдруг все-таки взлетит? Кто его знает?

А что? Все может быть.

Но это касается страхов перед глобальной войной, атомной бомбой, самоуничтожением человечества.

Страхов перед гибелью цивилизации под ударами внешнего и внутреннего пролетариата стало ничуть не меньше, чем появилось восемьдесят лет назад, в 1920-е годы.

И на это есть немало оснований:

— появление в странах Запада активной, динамичной диаспоры из стран мусульманского мира, которая активно размножается и становится все многочисленнее и сильнее;

— промышленный рост Китая, стран мусульманского мира, Латинской Америки, которые становятся вполне сравнимы по своему могуществу со странами Запада;

— рост мусульманского фундаментализма;

— глобальные экологические проблемы.

В конце XX — начале XXI века западная цивилизация живет с пониманием своей конечности. И что придет на смену — непонятно. Цивилизация такая же сложная или племенной примитив с автоматами?

Грубо говоря, современный человек не уверен ни в том, что человечество вообще сохранится, ни в непременном сохранении уже достигнутого уровня сложности.

Русские интеллигенты еще сто лет назад ощущали цивилизацию как нечто хрупкое. Что-то такое, что очень легко потерять.

Сегодня так же думают и чувствуют почти все образованные люди планеты Земля. Это не прибавляет им оптимизма, спокойствия, уверенности в завтрашнем дне.

Глава 7 . Расширение сознания

Широк русский человек... Надо бы сузить.

Ф.М. Достоевский

Пространство

Древний человек жил в пространстве с жестко заданными границами, с однородным климатом и похожими природными условиями.

Карта мира по Геродоту: огромная Греция, в несколько раз больше Малой Азии. А большей части земного шара на этой карте вообще нет — о ней греки ничего решительно не знают.

Римлянин живет уже в громадной, везде разной империи, населенной множеством людей. Он уже знает, что Земля — шар. Не случайно ведь она круглая — «держава», символ власти римских императоров. В руке они держат не что иное, как матушку Землю. Наше космическое тело.

Но и в римское время большая часть этого космического тела совершенно неизвестна для римлян.

После великих географических открытий, к XVII веку, земной шар изучен... Почти весь. Европеец теперь живет на колоссальном шаре, который везде разный. Приходится держать в голове эту громадность и это разнообразие.

А тут еще система Коперника — что не Солнце вращается вокруг Земли, а вовсе даже Земля вокруг Солнца.

Лишили нас счастья быть в центре Вселенной, да еще заставили думать — а никак там, в космосе, могут быть еще какие-то миры? Вроде Земли?

К XX веку мир окончательно изучен, даже полюса и внутренние области Африки и Азии. Еще больше возможностей. Еще больше информации. Еще больше разнообразия.

А тут еще и Солнце помещают на край одной из галактик. Из о-очень многих галактик бесконечной Вселенной.

Время

Человек мифологической эпохи живет фактически вне времени. Время циклично. Был золотой век, сменился серебряным, а тот бронзовым. Настал век железный, это самый жестокий век, но он пройдет. И опять наступит век золотой...

Что было, то и будет. Возвращается ветер на круги своя. Род приходит и род уходит, а Земля пребывает вовеки[79].

Вот и Сократ сказал плачущим ученикам: что вы рыдаете, глупые?! Пройдут века, и я опять сяду на берегу этой реки и опущу в воду ноги, а вы сядете вокруг меня... Смерти нет, потому что и однократно данной жизни тоже нет. Есть повторение.

Создав линейную историю, человек осознал: все течет, все меняется. Нельзя два раза войти в одну и тут же реку[80].

Христианство не циклично. Христос пришел один раз. Была жизнь людей ДО Христа, есть жизнь ПОСЛЕ Христа. А впереди грядет Конец Света.

Но Библия жестко ограничила время линейной истории. По разным подсчетам, от 6600 до 7300 лет прошло от сотворения мира Господом Богом. До этого времени не было и после не будет.

В XIX веке наука бешено воевала с религией, расширяя горизонты времени. Геологи говорили о миллионах лет, астрономы — о сотнях миллионов лет, а в гимназиях преподавали закон Божий, требуя повторять все про те же 6 или 7 тысяч лет. Очень интересно наблюдать, как удревняется возраст абсолютно всех древнейших находок ископаемого человека и предков человека... Как отчаянно сопротивляется сознание специалистов, не хочет впускать в себя несравненно большую древность рода человеческого, чем они привыкли.

Сейчас для нас очевидно, что Земля существует миллиарды лет. Динозавры, жившие сотни миллионов лет назад, стали модными детскими игрушками. Движения материков, продолжавшиеся тоже сотни миллионов лет, — пазлами, которые собирают мальчики и девочки лет 10.

А над нами мерцают уже не шляпки гвоздиков, которыми ангелы приколотили небо, а космические тела, живущие неимоверно долго. И мы видим свет уже давно умерших звезд.

Человек Средневековья жил в центре Мироздания, на вечно неизменной Земле. Он искренне считал самого себя эталоном всех вещей, а свою Землю — мерилом пространства.

У нас так уже не получится.

Стояние перед миром

Немецкие философы писали о таком качестве человека, как «стояние пред смертью», — постоянное понимание человеком своей смертности. По этому признаку люди разных эпох довольно мало различаются. Но перед миром и перед жизнью люди тоже стоят. И по-разному.

Человек Древнего мира стоял перед гораздо более простой реальностью, чем человек христианского Средневековья. А мир христианского Средневековья устроен намного проще мира Нового времени.

Современный человек стоит перед еще более сложным миром, в котором он занимает еще менее важное место.

Мы стоим перед вечностью и бесконечностью мира, в котором живем. И очень интересно наблюдать, как меняется интонация всех авторов, пытающихся писать о судьбе человечества. Как появляется торжественный, эпический тон, стоит начать рассуждать: судьба человечества — лишь фрагмент истории Вселенной. Любой срок жизни человечества — лишь крохотная часть истории безмерного пространства.

Планирование

Охотник видит корову — и хватается за копье. Ему объясняют про домашних животных, он не понимает. Какой смысл растить животное, ждать чего-то?! Вот оно ходит, его надо скорее убить, пока не убежало, и съесть.

Так же с зерном. Что за безумие — хранить вполне съедобные зерна всю зиму, а потом закопать их в землю?! Бессмыслица. Надо съесть это зерно, да и все.

Крестьянин уже планирует как минимум на год. Сажая садовые деревья, разводя крупных, медленно растущих животных — на несколько лет.

Свою жизнь крестьянин планирует ненамного больше, чем охотник. Но уже появляется история семьи. Знать ее положено хотя бы на 5—6 поколений. У знати в традиционных обществах знают себя и на 7, и на 10 поколений. А.С. Пушкин знал свою родословную на двенадцать колен. Иван Грозный — это 22-е поколение от Рюрика.

Впрочем, в XVIII веке 80% дворянских семей насчитывали не более 5—6 поколений, а 50% — 1—3 поколения.

И для крестьянина безразлично, что происходит за пределами его земли. Разве что он живет в большом централизованном государстве и в случае неурожая к нему привезут новый хлеб.

Но образованные слои общества духовно живут уже в более обширном регионе, в группе стран.

Промышленный рабочий вынужденно изучает конъюнктуру рынка — в том числе и в других районах страны, даже в других странах Европы. Тем более специалист волей-неволей становится космополитом.