Завещание рождественской утки - Дарья Донцова

– Похоже, вы нежно относились к Игрунковой, – пробормотала я.

Наталья Алексеевна методично размешивала ложечкой сахар.

– Нет, добрых чувств Ульяна Глебовна у меня не вызывала. Но она была моей подопечной, а когда я получала образование, преподаватели, а у нас были прекрасные педагоги, говорили нам, будущим медсестрам: «Вы обязаны всегда помогать больному человеку, ваше отношение к нему не играет роли. Кто бы ни оказался в палате: преступник, мерзавец, капризная, истеричная, злая, жестокая особа – для вас это пациент. Остальное не имеет значения. Медсестер называют сестрами милосердия. Никогда не забывайте об этом». Я видела, что подготовка спектакля «Кающаяся грешница» идет на пользу Игрунковой, вот что было для меня главным. И еще один момент. Я думала так. Веронике сейчас за тридцать, и большая часть ее жизни была отравлена мыслью о том, что она пыталась убить новорожденного брата. Наверняка она до сих пор полагает, что страдает лунатизмом, считает себя преступницей и ненормальной. Бог весть какие комплексы могли вырасти на удобренной таким образом почве. Я хотела отыскать дочь Галины, чтобы объяснить ей: в случившемся ее вины нет, Ника стала жертвой интриги хитрой, подлой бабы, собственной няни. Если бы Вероника, услышав из моих уст правду, прокляла Ульяну Глебовну и отказалась ехать в интернат, я ни за что не стала бы настаивать. Но я считала, что ни в коем случае нельзя оставлять Борисову в неведении, ей надо узнать истину. Да только зять не смог мне помочь.

Я не сдержала эмоций:

– И вы отправились к Расторгуеву!

Наталья Алексеевна кивнула.

– Да. Надеялась, он помнит, в какое учреждение определил дочку Галины, а в интернате должен быть архив, там наверняка сохранились данные выпускницы. И многие воспитанники поддерживают связь с детдомом, собираются на праздники. До пятнадцатого декабря времени было много, я считала, что успею все выяснить и найти Борисову.

– Пятнадцатое декабря! – подскочила я. – Почему вы упомянули эту дату?

Кирпичева сложила руки домиком.

– Помните, Ульяна Глебовна решила действовать, как героиня фильма? А той священник посоветовал: «Зло надо устранить в тот день, когда оно было совершено. Ты соблазнила мужа своей сестры десятого сентября, значит, именно десятого числа девятого месяца ты должна прийти к ней и сказать: «Элен, таинственная соперница, из-за которой твой Алекс ушел из семьи, это я». Создатели фильма намеренно нагнетали драматизм и растягивали действие, главная героиня была вынуждена ждать полгода, переживать, мучиться, ну и так далее.

Мне стало зябко.

– Поняла. Именно пятнадцатого декабря в районе десяти утра няня позвала восьмилетнюю Нику в ванную и произошло то, что произошло.

– Правильно, – подтвердила медсестра. – Ульяна Глебовна заметила: «Уходя на кухню, я глянула на часы и подумала: «Время смерти младенца десять утра». Ну кто мог ожидать, что он выживет?» В общем, сначала я поговорила с Андреем Борисовичем по телефону – зять помог, нашел где-то в Интернете номер мобильника артиста.

– В базах операторов мобильной связи, – предположила я, – они давно не тайна.

– Не знаю, – отмахнулась собеседница. – Я соединилась с Расторгуевым и с места в карьер сказала: «Уважаемый Андрей Борисович, не бросайте трубку, я должна сообщить вам важную информацию». Опасалась, что старик меня пошлет, не пожелает беседовать с незнакомкой. Но артист был вежлив, услышал имена Ульяны, Ники, Галины и предложил: «Голубушка, приезжайте ко мне в среду, не хочу, чтобы мой сын знал о нашем разговоре. Сейчас его нет, но Николай ушел ненадолго, скоро вернется. А в среду я его в Москву по делам отошлю. Беседа у нас не телефонная, прикатывайте к полудню». Я так и поступила, никаких проблем не возникло.

Из уст собеседницы полился новый рассказ…

Мы довольно долго разговаривали. У Андрея Борисовича был не номер в отеле, а симпатичный домик – несколько комнат, кухня, санузел. Я, когда к незнакомым людям в гости захожу, сразу кожей ощущаю, какие они: добрые или злые, подлые или благородные. У Расторгуева по квартире разливалось тепло, спокойствие. В гостиной, где мы сидели, висело много фотографий. Я вошла, посмотрела на снимки и не удержалась:

– Господи! Да тут сплошные знаменитости!

– Да, мне повезло, – сказал хозяин, – жизнь оказалась долгой и сталкивала меня с интересными, творческими людьми.

Но я никак не могла успокоиться, впала в восторг.

– Вот снимок – вы и Алла Варасова.

– Да, Алла Константиновна и я играли вместе в нескольких спектаклях, – пояснил Расторгуев.

– А вот Михаил Никодимович Абросимов. Он же мой кумир! Великий, гениальный актер! – ахнула я. – Обожаю его. Будучи студенткой медучилища, я бегала на все его спектакли, подчас отказывалась от обеда, чтобы билет купить. Храню до сих пор программку с его автографом, это мой талисман. Как я рыдала, когда он умер! Купила большой букет цветов, пошла на гражданскую панихиду. Некоторые люди должны быть бессмертными, они очень много значат для окружающих.

Расторгуев улыбнулся.

– Снимок, о котором вы говорите, сделан на дне рождения Софьи Ланской. Знаете, глаза-то меня подвели, зато память все еще прекрасная. У меня есть много интересных фотографий, они в альбоме. Хотите посмотреть?

Я опомнилась:

– Простите, я пришла совсем по другому поводу. – И пересказала артисту нашу беседу с Ульяной Глебовной.

Расторгуев очень разнервничался, попросил отключить его мобильный, сам-то с телефоном справиться не мог. У него был особый аппарат, для слепых, его так сконструировали, чтобы незрячий человек не смог случайно трубку в режим молчания поставить. Между прочим, очень правильное решение, родственникам всегда нужно на связи с инвалидом находиться.

Андрей Борисович ничего про Нику не знал. И все повторял, выслушав меня:

– Господи, что же я наделал? Почему не поверил малышке? Она же твердила: «Мальчик уже лежал под водой». Но я решил, что Ника врет, и обрушил на ее голову карающий меч. Надо найти ее! Срочно!

Я попыталась успокоить старика:

– Вы не виноваты, сами стали жертвой коварства.

Но Расторгуев твердил:

– Нет, нет! Следовало разобраться, по душам поговорить с Никой, я мог узнать про лунатизм. Понимаете, известие об измене Галины и о том, что сын не мой, затмило мой разум, я выгнал любовницу. Теперь, постарев, я иногда думаю, что смерть Гали на моей совести! Да, она поступила подло по отношению ко мне, но и я был крайне жесток. Двое детей очутились в приютах…

– Двое? – перебила я рассказчицу. – Вы хотите сказать, что младенец не умер?

– Андрей Борисович сказал, что мальчика после смерти матери забрали в дом малютки, – пояснила Наталья Алексеевна.

– А он, случайно, не сообщил, в какой? – встрепенулась я.

– Нет, думаю, он сам не знал, куда отвезли младенца, – вздохнула Кирпичева. – Вот уж бедный малыш, представляю, каково ему пришлось, буквально с рождения попал в передрягу, небось здоровья лишился. Таким деткам очень нужна любящая мать. Я начинала работать медсестрой в педиатрическом отделении неврологической больницы. Ох и насмотрелась там! Перелом основания черепа – тяжелая травма, без последствий не остается. Да и просто падение с высоты, пусть и не очень большой, может обернуться для новорожденного серьезными проблемами во взрослой жизни. Думаю, крошке, который рос болезненным и слабым, в интернате несладко пришлось.

– А как звали мальчика? – не утихала я. – Наверное, Расторгуев дал ему свою фамилию? Насколько я знаю, малышей положено регистрировать в первый месяц жизни, а тогда Андрей Борисович еще считал ребенка своим.

– Не могу ответить вам, – расстроилась Наталья Алексеевна. – Мы о мальчике совсем не говорили, Расторгуев о нем вскользь упомянул. У меня создалось впечатление, что ему очень неприятно на эту тему говорить. Он все по Нике убивался. Я даже уходить боялась, видела, что старику нехорошо. Но тот буквально стал меня прогонять – опасался, что сын вернется, застанет меня, начнет вопросы задавать. Однако пообещал: «Мой Николаша компьютерный гений и непременно отыщет Веронику. Позвоните мне через неделю, в четверг, в полдень. Сын опять отправится в Москву по делам, но, надеюсь, к тому времени он что-то узнает, и я вам сообщу координаты девочки». Слушайте, что дальше было…

Я уже собралась уходить, как вдруг Расторгуев попросил:

– Найдите на книжной полке слева старый альбом, там в самом начале есть фото Вероники, оно было сделано на ее восьмой день рождения.

Я так удивилась! И не удержалась, спросила:

– Вы сохранили снимок ребенка, которого считали преступником?

Андрей Борисович нахмурился.

– Не из-за Ники снимок держал. Вы откройте и все поймете.

Я выполнила просьбу Расторгуева и глазам своим не поверила.

– Боже мой! Девочка сидит на коленях у легенды театра, великого Михаила Абросимова!