Ванька-ротный - Александр Шумилин

— Разрешаю великодушно! На всех не угодишь! Каждый из них хочет на чужом горбу славу себе заработать. Вот ведь останется жить. Будет бить себя в грудь после войны. На мне мол вся тяжесть войны стояла! Он два раза обжегся на этой высоте. Стрелковой ротой он ее брать боится. Знает, что в третий раз погорит на ней. А разведка что? Пошли за языком и понесли потери! Тем более что в приказе на разведку о штурме высоты ни слова. Мы с Серегой опять топаем по снежному полю. Сергей имеет такт. О моём разговоре с начальством не спрашивает. Он конечно скажет свое мнение, если я с ним об этом заговорю. Но я молчу и он не пытается разговаривать. Он чувствует, что я на взводе. Идет и тихо сопит. Ну что капитан? — спрашивает меня Рязанцев, когда мы перешагнули снежную бровку немецкого окопа.

— Что, что!

— Зачем вызывали в штаб? Какой разговор там был? Куда пойдем? Где будем брать языка?

— Приказано взять высоту!

— Сколько можно на смерть ходить?

— Как сколько? Пока не убьют! Убьют, и избавишься от приказав сверху!

— Ты опять шутишь?

— А что делать? Раз наша жизнь ничего не стоит! Каждый дует в свою дудку. Конечно у нас дело общее. Немцев надо бить. Но ведь голыми руками их не возьмешь. Общее наступление когда оно будет? А с нас, с разведчиков, требуют языков давай, высоты давай! А у нас тобой курсак совсем пропал!

Что я могу тебе сказать. Мне лично приказано вывести вас в лес с той стороны, с нами вместе будет действовать взвод дивизионной разведки и вы должны пойти на штурм высоты. А мы не знаем даже с тобой где у немцев с той стороны блиндажи и хода сообщения. Вам придется идти вслепую. Командир полка и Чернов на меня навалились. Давай им высоту. Я им и то и се. А они давят своё. Я конечно могу пойти. Я ходил не на такие высоты. А они вместо делового разговора стали орать. Я взбеленился и встал на дыбы.

— А почему я должен идти к штурмовать высоту?

— Не знаю, Рязанцев! Это ты сам должен решить!

— Почему я должен ребят на смерть вести? Для кого? Квашнин тот с Клашкой из медсанбата утеху имеет. Гридилин, или как его там, Бредихин, Маньку из санроты приспособил на ночь себе, держится за сиськи, с нар упасть боится. Это не жизнь, капитан, а сплошной юмор.

— Да, непостижимо! Пришел я к полковому, а он опять на меня рычит. Прищурил глаз, бровь дугой согнул, сквозь зубы цедит:

— Ты что струсил?

Я молчал, молчал, а потом и говорю:

— Я четвертый год на войне! День и ночь под пулями на передке хожу! Из меня боязнь и страх немец в сорок первом фугасными выбил. У меня ни боязни, ни робости! И на штурм высот я давно не хожу. Вот перейду из разведки в пехоту, тогда и буду ходить. Страх у тех, кто в блиндажах всё время сидит. А мне что! Я день и ночь на ветру и в снегу под немецкой проволокой болтаюсь.

— Вот такие, Федор Федорович, нынче наши дела! Теперь ты в штаб полка давай топай!

— А мне туда зачем?

— Велели передать, что б и ты лично туда явился. Я пока с ребятами останусь здесь. А ты давай собирайся и отправляйся! Обратно вернешься, взвод дивизионной разведки с собой приведешь. Связного возьми с собой. Один по полю не шляйся!

Ребята не слышали наш разговор. Мы отошли в сторонку. Серега был рядом и ухом ловил наши слова. Но я надеялся на него, он был парень смышленый и не болтливый. Он много знал, что творилось вокруг. Он даже со старшиной не делился своими познаниями и информацией.

Время тянется медленно, когда вот так лежишь без дела и чего-то ждешь. Что там у немцев на высоте? Как расположены блиндажи? Есть ли с той стороны хода сообщения и дежурные пулеметы? Я конечно могу и пойти. Стоит мне только взять себя в руки. Вот и теперь у меня ни боязни, ни робости. Ко всему можно привыкнуть, даже на смерть иногда плюешь. Часа через два возвращается Рязанцев.

— Ну что? — спрашиваю я его.

— Что, что! Вон привел взвод дивизионной разведки.

— Ты мне про дело говори! Чего молча сопишь? Быстро они тебя уломали! Это Федя наверно и хорошо. У меня совесть чиста. Приказ штурмовать высоту ты получил непосредственно от полкового. Меня хоть совесть не будет мучить, что я вас на штурм высоты послал. Языка, Федя, сейчас взять проще простого. Зашли к немцам в тыл километра на два, сделали засаду где на дороге, взяли одного или двоих и тихо, спокойно вернулись назад. Считай дело сделано.

— Да Федя! Жизнь наша непостижима и разуму не доступна. Сегодня ты жив, а завтра тебя нет! Кому как война! Кому она война, а кому хреновина одна! Они нам приказывают, а мы выполняем! У меня всегда внутри поднимается протест, когда я вижу, как полковой лицемерит и ищет шкурную выгоду лично себе. Сам он из блиндажа выйти боится. Разговор разговором. Все это только слова. Ты давай, иди, готовь ребят. А мы с Серегой здесь полежим и покурим.

На душе у меня кошки скребут. Люди идут на высоту, а я как бы остался в стороне и это не мое кровное дело. Теперь меня совесть гложет и сомнение (скребет). Да! Не очень вышло все гладко и хорошо.

Вот ведь как получилось. 16-го февраля я составил схему оборонительных сооружений противника перед фронтом нашего полка и послал ее в штаб. На схеме я стрелкой указал направление ночного поиска взвода пешей разведки. Подлинник схемы остался у меня, и он лежит в планшете. А копию я отправил капитану Чернову. Я полагал по указанному в схеме направлению провести ночной поиск и взять языка. Чернов показал мою схему командиру полка и предложил взять высоту. Сразу двух зайцев убьем. Возьмем высоту, и контрольные пленные будут. Командиру полка эта идея пришлась по вкусу. И он стал требовать от меня решительного штурма. Они знали, что разведчикам не положено штурмовать высоты. Но надеялись, что они со мной быстро справятся вдвоем. Вот так я и остался, как бы в стороне.

В ночь на 21-е мы должны пересечь снежную низину, которую с двух сторон немцы освещали ракетами и простреливали из двух пулеметов. План у нас такой (объявил я собрав всех в круг): мы идем цепью броском через поле, падаем при первой ракете и лежим уткнувшись в снег, ждем пока она погаснет. Затем рывком поднимаемся и бежим дальше. Через поле нам нужно будет сделать два броска, если немцы нашу перебежку не заметят. А заметят всем нам хана! Из лощины обратно не уйдешь. Важно незамеченными добраться до опушки леса. Там дело спокойней пойдет. По лесу двигаемся гуськом, друг за другом. Выходим немцам в тыл со стороны высоты, занимаем исходное положение. Группа Рязанцева располагается справа, взвод дивизионной разведки вытягивается цепью влево, с таким расчетом, чтобы охватить все блиндажи. Осматриваемся пару минут и по моей команде бросаемся сверху на блиндажи. Стрельбы никакой. Никаких там Ура! В каждую трубу опускаем по гранате. Окна и двери, выходы из блиндажей взять под прицел и ждать что будет. Часовые попадаться на пути бить прикладами, сбивать (наваливаться на них телом). Если откроют стрельбу бить в упор короткими очередями. Главное остальных немцев не спугнуть, не дать им выскочить из блиндажей и занять боевую позицию.