Ванька-ротный - Александр Шумилин

февраль 1944 г.

Как-то утром, перед самым рассветом, когда бывает особенно (томно) зябко и холодно, когда выходишь на снег и в двух шагах ничего не видно, когда от голода и пустоты в животе внутри урчит, бурлит и мучительно сосет, когда подниматься с нар и тащиться на холод нет никакой охоты, из поисковой группы прибежал связной (по срочному делу). Меня растолкали и он сообщил: — На левом фланге из снежного окопа немцы прекратили стрельбу и перестали светить ракетами!

На левом фланге перед нашей обороной находился отдельный, небольшой немецкий окоп. Если верить связному, то там наступила тишина и обнажилась немецкая оборона.

Возможны разные варианты! — подумалось мне (поднимаясь с нар, подумал я.) Здесь под Витебском мы топчемся давно. (У немцев постоянно не хватает солдат. Может решили снять, видя что наши здесь не стреляют). Могла произойти перегруппировка частей, и немцы забыли про этот окоп. Могли отойти на новый рубеж, чтобы усилить свою оборону. Ловушки здесь я почему-то не видел. У немцев здесь постоянно не хватало солдат, хотя они цеплялись за каждый метр земли, за каждый бугор и господствующую позицию.

Итак, ловушка здесь исключена. (У них хватает только ума, прикрыть солдатами свою оборону). Каждый отбитый нами окоп или рубеж давался нам с большими потерями. Что их заставило покинуть этот окоп? Почему они сняли с опушки леса два пулемета? Почему солдаты под покровом ночи снялись и ушли? Вопросов было много, а ответа я не находил. Первое, что я почувствовал, это была какая-то непонятная (и зловещая тревога) ситуация. Я лениво поднялся и не спеша одел маскхалат, толкнул Сергея в бок и велел ему собираться.

— Как там погода?

— Снег небольшой и ветер!

— Это хорошо! Успеем до рассвета?

Через некоторое время мы (наконец) вылезли из землянки. Кругом летела пурга (лежал свежий снег). Легкий ветерок подхватывал снежную пыль и она кружилась, впереди ничего не было видно. Я пропустил связного вперед, и мы с Сергеем пошли (следам, пробитым в снегу вслед за солдатом). Идти тяжело сыпучий снег ползет под ногами. Кругом снежное поле. Идешь, толчешь сыпучий снег и не знаешь, где точно находишься. Взглядом зацепиться не за что. Надеешься на солдата, который идет впереди. Он ищет свои следы, которые здесь оставил. Я смотрю ему в спину. Он идет уверенно (по едва заметным следам). Где-то вправо через снежную пыль пробивается свет взлетевшей ракеты. Слышаться короткие пулеметные очереди и глухие разрывы (ротных) мин. Там правее немец сидит на месте. Мы подходим к сугробу, где лежат наши разведчики. До снежной бровки окопа осталось метров сто. Ни стрельбы, ни ракет, вокруг полная тишина. Немцы окоп по-видимому оставили (удрали). У меня вначале были сомнения. Я решил сам проверить эту тишину. Но полежав с полчаса, я пришел к выводу, что нужно действовать, время тянуть дальше нельзя, скоро рассвет, а окоп еще нудно обследовать.

— Ну как Федя? У тебя сомнений нет?

Рязанцев пожал плечами и ничего не ответил. Мелкий снег подхваченный ветром лезет в глаза, щекочет под носом. В снежном сугробе лежать мягко и тепло. (Сейчас прикрыть бы лицо марлевой накидкой и поспать как следует, в сон клонит, лень тряхнуть головой). Смотрю на ребят, те лежат не шевелятся. Спят наверно, только не храпят. Разведчик где лег, там и уснул, если немец не стреляет (если нужно чего-то ждать). Капитан придет, подаст команду, ребята толкнут в бок, разбудят. Ребята спят чутко. Каждый шорох ловят во сне.

— Ну что пора? — дышу я в лицо Рязанцеву и говорю ему шепотом.

— Давай посылай вперед троих. Дело тут верное! Пусть ползком подберутся к окопу (и проверят)!

Рязанцев знаками показывает кому идти. Трое уходят вперед, мы остаемся на месте. Сон со всех как рукой сняло. Все вытянули шеи, смотрят вперед, лежат и прислушиваться. Наступает ответственный момент. Все понимают, что кто-то должен первый туда пойти. Это мы только думаем, что там нет никого. Сейчас подползут метров на десять, встанут над бровкой и полоснет пулемет. Даст короткую очередь, и, считай, нет троих.

Кто не ходил на немцев, тот не имеет понятия, (какие сомнения) что сейчас у людей. Идти на верную смерть, это не то, когда тебя шальная пуля заденет. И это не то, когда ты сидишь в окопе и немец врастяжку одиночными из миномета бьет.(Тут ты наверху, в трех шагах от окопа, а он с пулеметом на мушке тебя ведет. Как ты думаешь? Возьмет и не стрельнет?)

На войне у каждого своя передовая. Комбат клянется, что не вылезает с передовой. А сам сидит километра за два от передовой за спиной у солдат стрелковой роты. А о тех, кто сидит еще дальше, думаю, не стоит и говорить. Трое ушли вперед, чтобы остальные, лежащие за сугробом остались живыми. Трое пошли на смерть! Кто-то должен идти! Другого способа нет. Окоп нужно проверить. И так каждый день, всю войну, если случайно уцелеешь. За это наград не дают. Возможно были и другие причины, почему немцы бросили этот окоп? — думаю я. Здесь на заболоченной опушке леса землянку вырыть нельзя. Подземные воды. Снежный окоп углубления в землю не имеет. Окоп насыпной, снежная бровка всего вырыта на полметра. Дно обледенело. Немцы не могут подолгу лежать в холодном снегу. Им подавай теплые землянки и укрытия. Им нужно топтаться на месте. А тут окоп по колен. Тут ни встать, ни шагнуть. (Нужно прыгать, ноги колотить, чтобы согреться). Это наш русский безответный, молчаливый и терпеливый солдат, лег на снег и может лежать в нем, не двигаясь, сутками. Лежит себе с боку на бок и только трет себе нос обледенелым от жидкости рукавом. Его можно не кормить по трое (четверо) суток. Дай только махорки и скажи, что подвоза нет.

Я делаю глубокий вздох и медленно выпускаю воздух наружу. Я вижу впереди, на фоне снежного ската на нас во весь рост движется человек. Это один из трех, посланных в окоп для проверки. Я поворачиваюсь к Рязанцеву и показываю ему рукой. Он кивает голевой, что, мол вижу. Нам остается только встать и идти вперед. Путь открыт! Немцы окоп покинули! Я киваю Рязанцеву головой. У него на этот счет своя привычка. Он молча встает и делает шаг вперед. Ребята тут же поднимаются и следуют за ним, они знают в чем дело.

В группе прикрытия пять человек. Эти — пять самые опытные и старые во взводе разведчики. Мы их не пускаем по всякому поводу вперед. Мы их придерживаем и бережем. Они можно сказать, о снова и костяк взвода разведки. Они ходят по очереди в захват группы и натаскивают молодых. На них держится вся наша опасная и тяжелая работа. Они ходят на дело, когда все разведано и подготовлено, когда нужна особая выдержка нечеловеческое напряжение, когда нужно сделать что-то невозможное. На предварительный поиск и на проверку немецких окопов их не посылают. Сейчас у нас во взводе всего восемь человек. (Посылать вместо них некого). Вот и приходиться их использовать в группе прикрытия.