Безжалостные обещания - М. Джеймс
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Я зажимаю рот руками, подавляя крик.
Анастасия… моя Ана.
СОФИЯ
На минуту я даже не уверена, жива ли она. Но затем она двигается, совсем чуть-чуть, и еще один стон срывается с ее разбитых и распухших губ.
— Нам нужно затащить ее внутрь, — настойчиво говорит Лука. — Быстрее! Помоги мне с ней.
Она лежит мертвым грузом, но каким-то образом нам вдвоем удается осторожно затащить ее внутрь и доставить в ближайшую гостевую ванную на втором этаже квартиры. Я впечатлена тем, что Луке, похоже, все равно, что кровь капает по всему полу или что она размазана по его джинсам и новой белой футболке. Он сосредоточен на том, чтобы мы отнесли ее куда-нибудь, где мы сможем лучше осмотреть ее травмы. Когда мы укладываем ее на теплый кафельный пол ванной комнаты с подогревом, Лука начинает открывать краны в ванне.
— Нам нужно согреть ее, уберечь от шока, — твердо говорит он. — София, она вообще реагирует?
— Немного, я думаю. Мы должны отвезти ее в больницу, позвонить 911…
— Нет. — Голос Луки тверд. — Мы не знаем, как давно это произошло. Если это была Братва, они все еще могут быть рядом. Возможно, они ждут, что мы сделаем именно это. Нам нужно позаботиться о ней здесь, где безопаснее.
Я с ним не спорю. Вместо этого я возвращаю свое внимание к Ане, пытаясь оценить ее травмы. Ее губы распухли и багрово-красные, скулы разбиты и в синяках, опухшие глаза почти закрыты. Ее лицо в крови, у нее не хватает клока волос, кожа головы кровоточит в том месте, где она была вырвана.
— Проверь ее рот, — приказывает Лука. — Ее зубы.
Ужас захлестывает меня при этой мысли, заставляя мой желудок сжиматься и переворачиваться, но я заставляю себя подавить его. Меня сейчас не вырвет. Нет. Точно не сейчас! Вместо этого, морщась от страха, я приоткрываю ее губы, проверяя зубы и внутреннюю часть рта на наличие повреждений. Но с языком и зубами у нее все в порядке, и, насколько я могу судить, ногти тоже целы, но затем, когда я осматриваю ее тело вдоль всей длины, ее разорванную одежду, я вижу нечто такое, что заставляет меня почти кричать и давиться желчью.
Ее ступни фиолетовые, в синяках и побоях, и я вижу пересекающиеся порезы на подошвах ее ног, глубокие порезы, покрытые коркой крови. Ее большой палец и мизинец выглядят сломанными, и я зажимаю рот рукой, стараясь не разрыдаться.
— Ее ноги, Лука…
Он оглядывается, и я вижу настоящий ужас на его лице. Почему-то от этого я чувствую себя еще хуже, потому что я знаю, что Лука совершал ужасные вещи. Он пытал людей, причинял ужасную боль. Но даже он выглядит шокированным и выбитым из колеи при виде ног Аны, его кожа приобретает слабый зеленый оттенок, когда он смотрит на них сверху вниз.
— Черт, София, — шепчет он. — Я никогда не видел ничего подобного. Кто бы ни сделал это с ней…
— Это Братва? — Спрашиваю я, мой голос дрожит, когда я пытаюсь сдержать слезы.
— Может быть. Я не могу вспомнить никого, кто мог бы совершить что-то настолько ужасное. Пытки, которые я совершал и видел, сейчас кажутся, похожими на санаторно-курортное лечение. Я не хочу говорить тебе… — он замолкает, его кожа становится восковой, когда он замечает внешность Аны. — Нам нужно затащить ее в ванну и согреть, смыть с нее как можно больше крови.
Лука помогает мне срезать с нее то, что осталось от одежды, но в этом нет ничего сексуального. Он делает это эффективно и безэмоционально, и когда она наконец раздета, и мы опускаем ее в теплую ванну, ее покрытое синяками тело выглядит таким хрупким и бледным, что у меня болит сердце, когда я смотрю на нее. Она неглубоко дышит, и я опускаюсь на колени рядом с ванной, мое зрение затуманено эмоциями.
— Ты не мог бы принести мне стопку мочалок? — Спрашиваю я Луку, и он оживленно кивает, возвращаясь с целой охапкой из бельевого шкафа за считанные секунды. Все они дорогие, независимо от того, какой люксовый бренд покупает его домработница на выделенные ей средства, но ему явно все равно.
Я поднимаю на него взгляд всего на секунду. В этот момент я мельком вижу его в окровавленной рубашке, с растрепанными волосами, с лицом, испачканным той же кровью, и я вспоминаю другую ночь в этом пентхаусе, когда я посмотрела на него снизу вверх, и он был таким же. Это заставляет меня осознать, как далеко мы продвинулись, даже за такое короткое время. Насколько все по-другому. Я бы не подумала, что неделя может так сильно изменить ситуацию, но я чувствую, насколько мы сблизились. Мы действовали как команда, затащив Ану внутрь, и теперь мы делаем то же самое, Лука протягивает мне мочалку и ждет, чтобы взять ту, что у меня есть, когда она станет слишком грязной, и дать мне свежую.
Медленно, все время следя за ее дыханием, я смываю кровь, грязь и рвоту с моей лучшей подруги. Я ополаскиваю ее волосы, осторожно проводя пальцами по густым светлым прядям, пока они не становятся настолько чистыми, насколько это возможно, а затем тщательно мою ей лицо, используя мочалку и кончик пальца, чтобы стереть кровь с ее глаз, носа и разбитых губ.
Лука не говорит ни слова, просто берет окровавленные тряпки и в какой-то момент сливает воду и снова наполняет ванну, когда вода становится слишком розовой и грязной, пока я держу ее, все это время наблюдая за ее дыханием.
Я не могу сдержать слез, когда добираюсь до ее порезанных и сломанных ног.
— Она балерина, — шепчу я, не в силах даже взглянуть на Луку. — Вся ее жизнь, вся ее карьера…все исчезло. Она больше не сможет танцевать, по крайней мере, так, как раньше. Нет никакого способа.
— Я знаю. — Челюсть Луки сжата, выражение его лица жесткое. — София, я клянусь, я убью того, кто сделал это с ней. — Я
