Рыцарь Святого Гроба - Александр Трубников

У самого въезда в деревню маронитов их догнал одинокий всадник в тевтонском плаще. Жак узнал в нем того самого де Барна, благодаря которому остался жив в день прибытия Виттории в Тир. Этот визит мог обозначать только одно. Свободный виллан из Монтелье, ныне сержант братства святого Андрея Акрского, тяжело вздохнул.

– Сир Робер де Мерлан? – осведомился дорого, но не вычурно одетый молодой человек. Потертая рукоятка меча и видавшие виды ножны, выглядывавшие из-под плаща, говорили опытному глазу, что этот рыцарь носит оружие отнюдь не в качестве украшения.

– Ну, я, – произнес в ответ арденнский рыцарь, привычным жестом касаясь кончиками пальцев правого виска, словно приподнимая забрало.

– Меня попросили передать, монсир, что вас ожидает известная особа во дворце императорского бальи. Я буду сопровождать вас по ее просьбе, дабы караулы не делали вам помех.

Усы Робера безо всяких видимых усилий со стороны хозяина начали медленно вздыматься над верхней губой.

– Минутку, сир! – обратился он к посланцу. – Извините, я не запомнил ваше имя…

– Собрат госпиталя Святой Марии Тевтонской, шевалье де Барн, к вашим услугам! – склонив голову в приветственном поклоне, ответил тот. – Мы ведем родословную из Брабанта, а в Иерусалимском королевстве мне принадлежит рыцарский фьеф в окрестностях Хайфы. Эти земли в свое время не были захвачены Саладином, поэтому я, в отличие от множества пуленов, настоящий, а не титульный владетель.

– Очень приятно, сир де Барн! Не соблаговолите ли вы подождать, пока я сменю коня? – спросил Робер и, не оборачиваясь, громыхнул: – Николо! Ветра мне под стремя!

Жак, оставленный «за старшего», пересел на Бургиньона, но не спешил продолжить путь. Поднявшись на невысокий холм, мимо которого проходила дорога, он с тревогой проводил глазами двух всадников, ускакавших в сторону крепостных стен.

Дворцом императорского бальи назывался пятиэтажный дом, сложенный из пиленого песчаника, расположенный у въезда в цитадель. Де Барн проводил Робера во внутренний двор, распорядился, чтобы у него приняли коня, и передал заинтригованного рыцаря с рук на руки рослому светловолосому воину, в котором достославный рыцарь без труда узнал одного из уцелевших охранников донны Виттории. Тот, похоже, тоже отлично представлял, с кем имеет дело. Взгляды, которыми арденнец и русич обменялись вместо приветствия, напоминали скрещенные клинки.

– Надеюсь, – пробурчал Робер, кладя руку на эфес, – меня сюда не резать привезли? Так учтите, господа, что занятие это не такое уж и легкое и гораздо более опасное, чем вы можете себе представить. Два приятеля вот этого дебардье, – Робер кивнул в сторону потемневшего от злости гридня, – могли бы это подтвердить. Стоит лишь выловить их обезглавленные тела со дна Тирренского моря…

– Я не знаю, сир рыцарь, о каких событиях вы говорите, – удивленно вскинул брови де Барн. – Я познакомился с донной Витторией этой весной в Палермо, при дворе императора. По просьбе Его Величества, а главное, по приказу мессира, гранмастера, я отвечаю за ее безопасность. Предваряя ваш вопрос, могу ответить, что донна Витториа не является дамой моего сердца. Но это вовсе не означает, что мне безразлична ее честь. Поверьте, если бы не строжайший запрет на участие в турнирах для братьев и собратьев ордена, я бы не посмотрел ни на легата, ни на политическую необходимость и поступил бы с этим чванливым италийцем точно так же, как и вы.

– Вот как! – облегченно вздохнул Робер. – А я-то уж, грешным делом, подумал, что за обещанную награду мне нужно будет биться еще и с вами. Только мне не хотелось вас не то что убивать, но даже и ранить, сир. Уж больно вы мне по сердцу пришлись.

– Благодарю вас, сир, – склонился в ответном поклоне де Барн. – Сегодня же во время вечерней молитвы я буду просить Господа, дабы он никогда не свел нас с вами на поле боя. Ну а сейчас ступайте за обещанной наградой, и я даю вам слово, что, пока вы находитесь в этих стенах, ни один волос не упадет с вашей головы.

Де Барн повернулся в сторону караульного помещения и отдал несколько жестких команд на германском наречии. Из-под арки выскочили три пеших сержанта с тевтонскими крестами и стали за спиной у Робера. Русич скрипнул зубами, резко развернулся и начал подниматься по лестнице. Вслед за ним двинулся и Робер. Его, все так же безмолвно, сопровождали тевтонские телохранители.

Винтовая лестница привела их сразу на третий этаж. Здесь в большом холле находились еще четверо стражников-сицилийцев, которые наотрез отказались пропустить тевтонцев внутрь покоев. Мало того, они потребовали, чтобы рыцарь сдал на входе меч и кинжал. Робер поднял на русича вопросительный взгляд. Тот насупился, пожал плечами и угрюмо мотнул головой, словно таким странным образом давая обещание не атаковать безоружного.

– Ладно, поверим, – пробормотал Робер, передавая оружие сицилийцу.

Робер вместе с гриднем зашел внутрь и оказался в длинной комнате со стенами, драпированными кроваво-красным шелком, с единственным узким стрельчатым витражным окном. Дальнюю половину комнаты отгораживала занавесь из тяжелой парчи. В передней, открытой взору части, несмотря на теплую погоду, горел очаг, над которым булькал котел с кипящей водой. Посредине стоял большой стол из полированного красного дерева и несколько тяжелых кресел. Пахло сладкими восточными благовониями.

Русич усмехнулся и пригласительным жестом предложил Роберу пройти вперед. Рыцарь, путаясь мыслями, но стараясь ничем не выдать своего смущения, решительно подошел к занавеси, откинул тяжелую ткань и остолбенел.

Почти всю отгороженную часть занимал альков размером, пожалуй, с домик, который они с Жаком снимали у Хафизы. Перед альковом стояла большая деревянная ванна, наполненная водой, в которой возлежала донна Корлеоне. Над ней хлопотали две служанки, обнаженные по пояс. Одна из них осторожно подливала в ванну из кувшина горячую воду и сыпала благовония, другая, стоя за спиной у хозяйки, плавными, завораживающими движениями разминала ей плечи. Всю поверхность воды покрывали лепестки роз. Витториа время от времени жмурила глаза, словно нежащаяся на солнце кошка, и возбужденно подергивала ноздрями.

Робер бросил короткий взгляд на покрывало, где были аккуратно разложены детали дамского туалета, и понял, что единственный наряд принимающей ванну сеньоры Виттории сейчас составляет разве что тяжелое рубиновое колье, подчеркивающее нежность и белизну ее шеи. Бросив настороженный взгляд на русича, оставшегося у входа, влюбленный рыцарь отпустил занавесь и сделал шаг вперед.

– Не беспокойся, он не причинит тебе зла, – произнесла Витториа. Она почти не разжимала губ, но ее на удивление низкий голос гулко заметался над сводчатым потолком. – Здесь убивают только по моему приказу, а я его не отдавала.

– Это неправда, сеньора, – ответил Робер. Голос его при этом предательски дрогнул. – А как же тот человек в Мессине?

Служанки, не отрываясь от своих занятий, с интересом посмотрели на Робера.

– Насколько мне известно, – взгляд молодой женщины сверкнул из-под прищура недобрым огнем, – тот, кому он был отдан, погиб во время схватки. Впрочем, это не важно. Я отменила свой приказ. Но только на время.

– И чем же вызвана такая милость с вашей стороны, благородная сеньора? – Робер с детства не терпел высокомерного обращения, и теперь, вопреки вполне понятному возбуждению, которое охватило его при виде давно желанной женщины (да и, не в последнюю очередь, от созерцания двух пар великолепных девичьих грудей), а может быть, именно благодаря ему, рыцарь начал язвить в ответ.

– Я говорила твоему приятелю, – продолжила Витториа, чуть привставая в ванне, так что рыцарь смог по ходу дела наглядно оценить разницу между красивой девичьей и красивой женской грудью, – меня интересует прежде всего то, что вы могли услышать от человека на борту нефа и что вы могли найти в его каюте. Жак отказался мне ответить. – На щеках Виттории появился румянец, губы ее плотно сжались, а отражающиеся в воде соски набухли и отвердели, словно она думала при этом о чем-то очень далеком от хитросплетений политики и императорских интриг. – Теперь я тебе задам тот же самый вопрос. Как только я получу на него исчерпывающий ответ, мы с тобой немедленно переберемся туда, – она указала изящным пальчиком в направлении кровати, – а все они, – палец переметнулся на служанок и ждущего у дверей охранника, – уйдут. Впрочем, – она низко, плотоядно рассмеялась, – если ты этого пожелаешь, то мои служанки могут к нам присоединиться. Поверь мне, рыцарь, я смогу отблагодарить тебя за преданность так, как ты себе не можешь представить в самых диких снах и фантазиях…

– Трудно на все это что-то ответить, – осторожно сказал Робер, при этом размышляя о том, а не стоит ли вместо всех этих пустопорожних разговоров шибануть явно расслабившегося охранничка припрятанным в рукаве метательным ножом, связать служанок, забаррикадировать дверь и получить причитающееся вознаграждение самым надежным и отлично зарекомендовавшим себя во время войны во Фландрии солдатским способом. – Тут уж, право, и не знаю. А как же, к примеру, мой крестоносный обет? И Жак?