Возгорится пламя - Афанасий Коптелов

— Я понимаю, Леня бросил кое-что лишнее. Он — человек горячий. Но в некоторых его словах звучала истина. От нее, господа, мы никуда не уйдем. Недавно мне написали из Германии: ясно наметились пути деятельности социал-демократии: это, во-первых, устная агитация, во-вторых, пресса, в-третьих, парламентская…

— Упомяните о парламенте вслух — вас за решетку! — запальчиво перебил Красиков. — Говорят, корявое дерево не свалишь — солнца не увидишь.

— Петр Ананьевич прав, — подхватил Ульянов. — У нас первая задача — свалить абсолютизм. И об этом первом политическом требовании русские рабочие заявили не сегодня. И заявили на весь мир. Уже более двадцати лет российский рабочий в массе поставляет своих лучших, самых развитых, самых честных и смелых товарищей в революционные кружки и организации. Вспомните, Петр Иванович, хотя бы слесаря Обнорского. В его пору в отсталых фабричных кругах еще говорили: «Посуду бей — самовар не трожь». А столяр Халтурин, как вы знаете, поднял кулак на самодержавный трон.

Кусков еще продолжал некоторое время отстаивать свои шаткие позиции, но голос его постепенно ослабевал, как в суде в ту печальную для адвоката минуту, когда иссякает запас аргументов.

Гости переглянулись, — было уже далеко за полночь, а хозяин, как видно, и не подумывает о том, чтобы угостить их чаем.

На улице Красиков пригласил к себе Скорнякова:

— У нас что-нибудь найдется. Поужинаем втроем. И поговорим еще.

Владимир Ильич переспросил:

— Хворь, говорите? Оспа? Только это, батенька мой, не ветряная, а настоящая черная оспа. Если с ней не бороться, появятся политические покойники. Трупы их будут гнить среди нас и заражать воздух. Нам придется, дорогие друзья, — взял обоих под руки, — стать санитарами и хирургами. Придется!

10

По утрам Надежду будила Дженни. Сидя возле кровати, она подымала морду к потолку, жалобно тявкала и тыкалась мокрым носом в руку.

Надежда ласково гладила замиравшую голову собаки:

— Не тоскуй — хозяин вернется. Повидается с друзьями и вернется. — Обеими руками приподымала голову за брыластые скулы и смотрела в грустные глаза. — Понимаешь? Приедет. Будешь ты снова ходить с ним на охоту.

Дженни громко тявкала и, подпрыгивая, повертывалась у кровати, кидала хозяйке, поднявшейся с постели, лапы на грудь. Надежда грозила ей пальцем:

— Ладно. Хватит тебе.

К завтраку прибегал Минька, заглядывал во все углы дома:

— Нету-ка?

— Нет, Миняй, еще не приехал. Сами ждем не дождемся.

— Пришел, так садись чай пить, — говорила Елизавета Васильевна мальчугану.

— Садись, Миня. — Надежда подвинула стул. — На место дяди Володи.

Надежда чувствовала себя одиноко, и не было минуты, чтобы не думала о Владимире. Где он сейчас? Сыт ли? Здоров ли? С кем успел повидаться? Вероятно, ведет с кем-нибудь полемику.

Жаль, что она не с ним в эту минуту.

Просматривая газеты, она отмечала телеграммы и статьи, которые могли заинтересовать его. В журналах загибала уголки страниц, чтобы потом поговорить с ним о прочитанном.

Письма, адресованные ему, складывала в стол. Приедет — обрадуется. Сама порадовалась длиннющему письму, которое ей прислала младшая золовка из Подольска. Оказывается, Маня все еще не уехала в Брюссель.

Ответила ей тоже большим письмом:

«Володя укатил в Красноярск, и без него стало как-то пусто, «режим» изменился, вечер пустой сегодня вдруг очутился, самое подходящее дело письма царапать. Наболтать всякой всячины могу сколько угодно…

У нас стоит чудная осень, только утренники холодные, а ночью мороз. Потому Володя взял с собой все теплое: теплую шапку, шубу, рукавицы, теплые носки… Конечно, не мог не захватить с собой уймы книг: 5 толстых-претолстых книжиц взял да еще в Красноярской библиотеке выписки собирался делать…

За Володино отсутствие я собираюсь: 1) произвести окончательный ремонт его костюмов, 2) выучиться читать по-английски — для чего должна выучить 12 страниц разных исключений — по Нуроку, 3) прочитать до конца начатую английскую книгу. Ну, а затем так кое-что подчитать. Мы начали с Володей читать «Agitator'a» (на «Agitator'e» написано Аниной рукой «Наденьке», я все ее поблагодарить собиралась, да вот прособиралась до сих пор) и мучаемся с английским произношением, ну вот я ему и посулилась Нурока выучить. Эти дни я стряпаю. Мама схватила отчаянный насморк и вообще простудилась, ну так я буду орудовать…

Когда ты получишь мое письмо, верно, уже будешь собираться в дорогу. Желаю всякого успеха. Я когда-то очень хотела поехать в Бельгию, может, опять потянет за границу — посмотреть свет божий… — Опасаясь, что в письмо заглянут жандармы, Надежда добавила: — …когда будет возможность поехать, пока-то об этом думать не приходится… Ну, кончать надо… Крепко целую тебя и Марью Александровну за себя и за маму.

Твоя Н.»

Пока она писала, Дженни все время сидела рядом, положив голову ей на колено.

А когда Надежда встала, собака, виляя пушистым хвостом, бросилась в прихожую, оттуда вернулась, азартно тявкнула, торопя хозяйку, и — снова к двери.

— Ну, пойдем, пойдем. Погуляем во дворе. Далеко-то тебе не с кем. Разве с Оскаром? Он скоро придет.

Но с Энгбергом Дженни не желала выходить за ворота; тихо скуля, возвращалась в дом.

Сегодня долго сидела между кроватями: то недоуменно посматривала на пустую, то приподымала носом одеяло хозяйки, то подавала ей лапу.

— Тоскуешь? И я тоскую. — Надежда погладила собаку. — Как-нибудь дождемся. А сейчас иди спать. Я тоже усну. Видишь — ложусь. Иди на место!

Но Дженни сидела у кровати, пока хозяйка не заснула.

11

Вершины Саян закутались в снега. Замерзли родники в горных долинах, и Енисей обмелел.

Старенький, двухтрубный «Дедушка» медленно, с надрывом и скрипом, тащился вверх по реке. На бесчисленных перекатах вахтенные матросы, прощупывая наметками каменистое дно, отыскивали борозду фарватера поглубже.

Ульянов возвращался в Минусинск в десятиместной каюте третьего класса. В той же каюте ехали: Лепешинская с Леной и Старкова с матерью, — Эльвире Эрнестовне стало гораздо лучше, и доктора отпустили ее домой. Владимир Ильич был доволен тем, что эта поездка для них оказалась не напрасной.

Женщины, поставив чемоданы между коек, резали хлеб, жареную курицу, соленые огурцы. Владимир Ильич сходил за кипятком.

— Эх, пельменей бы сейчас, — сказала Ольга Борисовна. — Настоящих наших уральских: с тройным мясом, с луком, с перцем.