Сталин. Трагедия семьи - Алексей Пиманов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Светлана занята другим — она ведет переговоры о получении советского гражданства. При этом она хочет оставаться гражданкой США. Ей объясняют, что это невозможно. Препирательства продолжаются довольно долго. В конце концов Светлана пишет заявление так, как ей диктуют. Причина одна — она должна обеспечить дочери сносное существование.
Через три дня выходит указ о принятии Светланы Аллилуевой и ее дочери Ольги Питерс в советское гражданство, еще через день у Светланы отбирают американские паспорта, ее и дочери, и торжественно возвращают их в посольство Соединенных Штатов. С этой минуты дочь и мать преследуют западные репортеры. За Светланой, как когда-то, опять ходит охранник, власти не оставляют ее без своего навязчивого внимания ни на секунду. Все идет как-то наперекосяк. Катя на своем Дальнем Востоке, она не отзывается. С Осей рядом женщина, которую Светлана не хочет видеть.
Элеонора Микоян:
— Она приехала именно в то время, когда Ося должен был защищать диссертацию. Он занимался самой противной работой, составлял библиографию. Мне позвонил Ося и сказало о том, что, мол, мать обижается, а у него просто нет времени на встречи с матерью. Именно в этот период у него не было времени, ведь Светлана приехала, когда ей было удобно...
К Ольге никто из ее вновь обретенных родственников не проявляет особого внимания, о чувствах и речи не может быть. На кладбище к старым могилам прибавились новые — бабуси и племянника, Василия. А вот брат — все еще в Казани, он в ссылке даже после смерти.
Все не так.
Светлана пишет заявление для прессы, чтобы объяснить, зачем она здесь, и ее слова перевирают. К тому же на Светлану начинают просто давить. От нее требуют принятия решений — буквально заставляют переехать жить в квартиру на Спиридоньевке, в совминовский дом, выбрать, наконец, школу для дочери и отправить ее учиться.
«Начать жить» — так это называют люди, которым доверено заботиться о Светлане и ее дочери.
Все, от чего она бежала когда-то в Америку, и все, от чего она бежала из Америки, оказалось здесь, в Москве, в ее родном городе, куда она приехала, чтобы быть рядом с детьми.
Иосиф Аллилуев:
— Отношений не получилось, не сложилось. Кто в этом виноват? Наверное... отчасти, наверное, я виноват. Думаю, оба. Характер у меня довольно похож на нее, поэтому нашла коса на камень — и вот не сложилось. Во всяком случае, когда она уехала второй раз, я испытал облегчение, потому что мы столько друг другу крови перепортили за то время, пока она была здесь, что я, думаю, для всех это было облегчением...
И тогда Светлана принимает решение: ехать дальше. Вернее, снова бежать, на сей раз в Грузию, на родину отца. Подальше от шумной Москвы, от ее всевидящего ока, от сына, который так и не остался с ней с глазу на глаз ни на секунду. Не поговорил. Подальше от иностранных корреспондентов и советских спецшкол.
Проведя немного больше месяца в Москве, Светлана с дочерью летят в Тбилиси. Поначалу в Грузии все лучше, чем в Москве, начиная с погоды и заканчивая тем, что от Светланы ничего не требуют. У Ольги сразу появляются подруги, говорящие на английском языке и мечтающие об Америке. Хорошие учителя русского и грузинского языков. У матери с дочерью прекрасная квартира, которую они обставляют на свой вкус, и персональная машина. Светлана встречается с художниками, скульпторами, музыкантами, актерами, киношниками, театроведами. Она с дочерью всюду желанные гости. Ольга уже немного говорит по-грузински, что окружающих приводит в восторг.
Однако со временем очарование Грузией начинает таять. Сначала со Светланой не так, как ей этого хотелось бы, разговаривает Первый секретарь Грузинского ЦК Эдуард Шеварнадзе, а потом ее то и дело начинают приглашать на встречи и выступления обожатели ее отца. Страна празднует 40-летие Победы, а в Грузии понятия Победа и Сталин неразделимы.
Но это полбеды, — кроме почитателей Сталина, в Грузии еще живет и много потомков тех, кого репрессировали в 30-е годы. С этими событиями имя Сталина связано не меньше. Светлана часто видит в церкви, куда они обязательно ездят каждое воскресенье, горящие ненавистью глаза. До нее доходят слухи, что многие подходят к патриарху с требованием, чтобы он не допускал дочь и внучку Сталина к службе.
В Грузии Светлана нашла себе занятие по вкусу, она пытается отыскать корни своей семьи, но власти не очень ей помогают в этом, а оставшихся в живых людей, кто знал родителей матери например, почти нет.
Они едут в Гори. Светлана показывает дочери лачугу, где родился ее дед. Там полно народу, там кипят споры, там много фотографий, которые она сама и ее родственники когда-то передали в музей. Здесь как нигде память о Сталине, о ее родном отце жива, и Светлана не знает, как ей к этому относиться.
В Грузии она наконец получает долгожданное письмо от Кати, но в нем не ласковые слова любящей дочери, а приговор.
Катя — матери:
«Я не прощаю, никогда не прощу и не желаю прощать. Желаю Ольге терпения и упорства».
В конце Катя ставит латинское DIXI, что дословно означает «судья сказал».
Последняя ниточка отрезана. Светлана вернулась в СССР ради детей, но детям, оказывается, это не было нужно.
Элеонора Микоян:
— Однажды я укладывала Катю спать, не помню, сколько ей было лет. Она маленькая была, и она вдруг обняла меня и сказала: «Как бы я хотела, чтобы ты была моей мамой!»
Я сказала: ну что ты! У тебя есть мама. Она тебя очень любит. В общем, как-то перевела это в шутку.
А потом, спустя какое-то время, она как-то вдруг сказала мне, уже не помню по какому поводу: «Мои родственные отношения закончились в восемь лет…»
В Грузии Светлана встречает Зиновия Гердта, мудрого и печального острослова. Несколько дней они проводят вместе, цитируют Пастернака. Они говорят о жизни, Светлана много рассказывает о своей жизни в Америке, в Англии, вспоминает Индию. Наверное, ожидает какого-то совета. И в одном из таких разговоров Зиновий Ефимович говорит:
— Вам не будет хорошо нигде.
Светлана принимает эти слова как еще один приговор.
Весной в СССР вновь меняется власть. В какой уже раз на памяти Светланы. Генеральным секретарем становится М.С. Горбачев. Страна бурлит, слово «свобода» все чаще и чаще звучит на улицах. Но свободой Светлану не удивишь, а вот то обстоятельство, что осенью Ольге необходимо идти учиться, вдруг становится решающим для Светланы в принятии решения о возвращении на Запад.
Владимир Аллилуев:
— Сразу возник вопрос, где Ольге учиться. Программы разные. За год она прекрасно стала говорить по-русски и по-грузински, по-грузински еще лучше, но учиться все равно не могла — программы разные. И стал вопрос о том, чтобы ей вернуться в ее прежний колледж.
В декабре Светлана пишет письмо Михаилу Горбачеву, с просьбой разрешить ей выезд из СССР. Ответа она не получает. Пытается навести справки, какова реакция на ее просьбу, но ей толком никто ничего не может сказать. Тогда Светлана решается на поступок, который очень соответствует ее характеру. Берет дочь за руку и идет прямо в американское посольство в Москве.
Однако в посольство ее с дочерью не пускает советская милиция, охраняющая здание. Пожалуй, это был первый неудавшийся побег в ее жизни. Светлана с дочерью возвращаются в Грузию. Но не надолго. Из Грузии Светлана звонит в Англию, в школу, где училась Ольга, и получает уверения директора, что девочка может вернуться к учебе в любое время, нужно только прислать ему письменное заявление. Затем Светлана звонит в Америку Олиному дяде, сенатору, и говорит, что ее американский паспорт просрочен и срочно нужен новый. Родственник обещал позвонить американскому консулу в Москве и все устроить.
Элеонора Микоян:
— Она все время летала в Грузию и обратно. И вот звонит мне, а я как-то... в командировке, что ли, была. В общем, не было меня в Москве, когда она приезжала. Она спрашивает: ты будешь в Москве тогда-то? Я говорю, что буду. Ну давай увидимся! Я говорю: давай, а потом я вдруг узнаю, что она уже улетела в Америку...
В череде этих событий происходит еще одно, довольно странное. Светлана должна была прилететь в Москву, но вдруг почувствовала себя плохо.
Владимир Аллилуев:
— Она вызвала врача, пришел какой-то незнакомый врач, дал ей таблетку. Светлана выпила таблетку, и у нее начались судороги. Она начала кататься по полу, у нее пошла пена изо рта и все прочее. Ее забирают в больницу. Она пролежала в больнице два дня, убежала оттуда, приехала уже не ко мне, а в гостиницу «Советская» и, придя в МИД, сказала, что хочет уехать из Союза. К нам пришла Ольга и сказала: «Господи, что же это делается, мама хотела тут остаться?»
И вот я так понял, что, памятуя о судьбе своего отца, Светлана решила, что ее просто хотели отравить. Поэтому она сказала: «Не надо мне вашего гостеприимства, я уезжаю».
На сей раз Светлану держать никто не стал. Наверное, с одной стороны, было не до нее — в стране круто менялась жизнь, а с другой, — возможно, те, кто занимался ее судьбой, просто устали. В то время из страны уезжали тысячи людей. Дочь Сталина легко могла среди них затеряться. Тем не менее Светлана написала в ЦК партии и Политбюро письмо с просьбой принять ее. Письмо прочитал Михаил Горбачев и доложил товарищам на Политбюро.
