Плетеный человек - Антон Чернов

А тут всё… фактурное и проявленное, факт. Ну не суть. А суть в том, что Маринка, как представилась дроу, стала меня “учить чувствовать”.

И, в принципе, подозреваю, что мне их подход больше подходит, несмотря ни на какие каламбуры. Потому что я был нечистью больше, чем человеком. Как и моя наставница, кстати. После приставаний и ехидства, рассказала, что в неё вселился “дух с сияющими алым глазами”. Когда она, на минуточку, умирала, с её слов!

Уж от лучевой болезни или нет — не знаю. Но что сильные тифлинги, скорее всего — гибриды, я для себя принял как факт.

Ну да не суть. Сама дамочка был неразговорчивой, кроме как по делу. По делу — как надо. Но, при этом, со второго занятия стала… приносить мне пожрать. И, чтоб её, кормить! С каменным выражением на чёрном лице.

— Ешь. Иначе учить не буду, — снизошла она до слов.

Ну и ел. С ложечки кормила, блин! Может, свои комплексы какие тешила — тоже не исключённый вариант. Да и забота приятна, всё-таки.

Но в ощущении всякой небывальщины я продвинулся неплохо. И в металлокинезе своём — Маринка не учила колдовать, а именно “чувствовать”. Нет, каким-то лютым магнитой не стал. Но при сгибании лома опасения потерять глаза и обгадиться уже не возникало.

А прорегенерировал я суммарно месяц. Уже в процессе обучения понял, что мог нарастить себе ходилки и сам, но были бы это сплетённые из тросов ходилки. Воспроизвести именно человеческую плоть они смогли бы разве что внешне, ей нужно было время.

Правда, наставница моя… Ну в общем, к третьей неделе, когда отросло всё, что нужно, на торсе, на ночь она не ушла. И это мне, при всех прочих равных, понравилось больше, чем с Ладой. Не до одури и, скорее всего, из-за эмоций, но вышло хорошо и душевно. И от Маринки сравнений с фаллоимитатором не было.

Как, впрочем, и продолжения. Ещё дня четыре приходила, потом — “Больше учить нечему. Прощай, Кащей” — и всё. Ну и сожалений особых у меня тоже не было, хотя некоторая благодарность к дроу осталась.

Ну а на третью неделю ноги уже были, отрастали потихоньку (любой змеюке на зависть, по скорости). Я их тросами доращивал и начинал мотаться по Зеленюкам по делам.

Одежду я, конечно, прикупил. А то глупые человеки странно реагировали на трясущего голыми мудями Кащея. Дёргались, прикрывались, в слухи дурацкие от всяких меллорнских верили, хех.

Да, так вот, хотел я всё же из ангелячьей шкуры себе нормальную сбрую. По типу загубленной, но из ангелячьей шкуры. И не белую — белая кожанка только на свадьбу подобает, да.

Маску-лицо, тряпку набедренную и рукоять от меча огненного я схоронил. Пока что с ними делать — неясно, но может, и пригодятся. Пока даже меч огненным не становился, сколько я ни пыжился и по нему ни стучал.

В общем, нашёл я гнума, который взялся. И долго знакомился (пять дней) с гномьей обсценной лексикой и прочими выражениями. Шкура оказалась КРАЙНЕ хреновой в обработке. И проблема решилась только тогда, когда я у задолбанного гнума не поинтересовался, выслушав полчаса сетований и мата:

— А эта обработка вообще-то на кой?

— Э-э-э… Кащей, херню не неси, положено!

— А я сопру. Я в этой шкуре побывал. Нормальная, мягкая. Гнётся. Вроде ссыхаться или коробиться не собирается, — припомнил я. — И на кой тебе её обрабатывать? Покрась просто, да крои.

— А сразу сказать не мог?!! — последовал крик души от мудохающегося четвёртый день гнума.

— Нет, — ласково улыбнулся я.

— Изыди, нечисть поганая, — простенал умирающим голосом гнум. — Послезавтра сделаю…

Я и изыдел, почти не хихикая. А через пару дней обладал шикарной сбруей, сделанной под меня. С карманами. Под меня же сделанными, что немаловажно!

Сбылась мечта идиота, довольно охлопывал и оглядывал я обновку. Ну была мечта, давняя, ещё не только до, задолго до конца, о сшитой под себя сбруе. И вот, сбылась. Когда я-то уже сложно сказать я ли, хех.

Ну да ладно, а теперь к Степанычу, сделал я ручкой гнуму, симулирующему бурную радость от моего ухода.

Надо информацией поживиться, да и двигать. Поселение какое навестить, ведьмачьей работой позаниматься и вообще. Да и по байку соскучился: пока я себе ходилки и прочее отращивал — даже думать о нём себе запрещал.

Васильевна поднятием брови наличие комплектного меня отметила, разрешающе в сторону кабинета кивнула. Ну и завалился я к Степанычу, первым делом порадовав орчину:

— Всё, можешь выдохнуть, Степаныч, — торжественно провозгласил я.

— Это ты к чему, Кащей? — подозрительно уставился на меня Голова.

— Ноги отросли, Теперь я тебе не конкурент. И Марь Васильевну отбивать не буду, — разъяснил я.

— С выздоровлением, — проржавшись, выдал Степаныч. — Это хорошо, что не будешь, привык я к ней, — гыгыкнул он. — Чего припёрся-то?

— Что с благовчанами уточнить, себя красивым показать, — перечислил я. — И поеду по селениям. Может, дело найду, или помочь кому.

— Дело доброе, — не стал отговаривать меня Голова. — А с крестниками твоими вот что…

И выходило, что много детей, больше половины, на минуточку, ну и несколько стариков в Арискино. Большая часть — в Меллорне, догадались меллорнские караван направить. А вот в Зеленюки человек десять всего переселились. Узнав, что “жудкая демонюка” в моей роже тут обретается, свинотрахи отказывались переселяться наотрез.

— Ну и чёрт с ними. Или нужны были? — уточнил я.

— Не особо. Не помешали бы, но там народ… ну, в общем, в Меллорне им место, а у нас — не факт, — помахал лапой Степаныч.

— Ну и зашибись. Всё, Степаныч, поехал я.

— Удачи. И Кащей, ты как-нибудь поаккуратнее будь.

— Волнуешься? — ехидно оскалился я.

— А как же! — аж выпучил буркалы Степаныч. — О населении Зеленушек: от твоего вида у кучи народа психологические проблемы и фобии! Так что уж как-нибудь поаккуратнее, — оскалился он.

— Учту, — похихикав, ответил я.

Добрался до дома, присел на байк. Всё так же чувствовал, но хоть разграничение “я-не я” появилось, занятия с Маринкой помогли. И выяснил, что музон я всё же сам транслирую.

Правда, вскоре байк станет артефактом. Точнее, он сам по себе таков