Свидание с развратным фавном - Маргарита Южина

Шишов сидеть не мог, он скакал юным петушком возле двери в санузел и выкрикивал свою биографию:

– Я всю жизнь в этом городе! И родился даже! И квартира у меня своя!

Женщина через полчаса вышла из ванной, неся в руках наперевес умытую, храпящую Анну, и, ни слова не говоря, потащила ее в спальню.

Серафима серой мышкой забилась в угол кресла, но уходить не собиралась. Шишов теперь поскакал к другой двери и исполнил новую серию своей жизненной истории:

– Я… передовиком всегда был! Двух дочерей один воспитал, да! И не пью! И дочери у меня – не такие вот… вот такие…

Неожиданно дверь распахнулась, и женщина уже совсем по-другому заговорила:

– Ну и чего ты сипишь-то, передовик? Видишь, я еле-еле бабу уторкала. Чего тебе?

Она, не глядя на гостей, проворно убирала со стола остатки пиршества.

– Вы понимаете… – вступила Серафима и вдруг догадалась спросить: – А вы кто, добрая женщина?

Та мудро хмыкнула:

– А ты кто будешь?

– Понимаете, у нас тут ситуация… Машина сбила… мою сестру, а по номеру машины оказалось, что это машина Борисовой Анны Максимовны. Ну и…

Тут инициативу выхватил Шишов. Он уселся на диван прямо перед очами женщины и похлопал тихонечко ее по локотку, привлекая внимание:

– Видите ли, я не бич. Вот, гляньте – куртку только сегодня купил. А это вот моя… тетя. Тетя Серафима, мамина сестра. Так вот она… Да вы на нее не смотрите!

Женщина крутила головой с одного гостя на другого и запуталась окончательно.

– Так это… если ее сестра… а ваша мать… Это что, мать вашу задавили?

Серафима вспомнила, что Милочка годилась Шишову разве что в запоздалые дочери, и замахала руками:

– Нет, он неверно… ну да неважно. Мы родственники Милочки, которая погибла под колесами автомобиля Борисовой Анны Максимовны. Меня Серафимой зовут, а это Семен… Сейчас боль немного притупилась и… хотелось бы узнать – как все случилось?

Шишов развернул женщину к себе:

– Вот мы пришли… Нет, вы меня послушайте! Мы приходим, а эта Анна уже пьет сидит. И, главное, ничего рассказать не может. А нам же надо!

Женщина была моложе Шишова лет на пять, но Сеня рядом с ней выглядел глуповатым юнцом.

– Елена Степановна меня зовут, – со вздохом начала она. – Можно просто Еленой звать. А кто я здесь? Да никто…

– Ага… стало быть… А чего тогда мы бичи? – поймал ее на слове Шишов.

Но женщина на него внимания не обращала. Она повернулась к Серафиме и заговорила.

– Вообще-то я сначала в доме Евгения Сергеевича по дому работала. А потом, когда Элюшка родилась… Ой, и намучились они! Девчушка слабенькая, хлипкая, а им нянь подавай. Уж они искали-искали… Да и как искали-то! Евгений Сергеич все больше на ноги нянь заглядывался, выбирал, чтоб молодая была да смазливая, а Анна-то Максимовна напротив – чтоб уже совсем еле ползала, чтоб ревности меньше. Ну и чего? Свиристелки молоденькие за дитем и смотреть-то толком не умели, да и не хотели. А бабусь брали – тоже беда сплошная. Одна глухая, как пень, – ребенок орет, а она знай носки вяжет; другая согнется над дитем, а разгибать ее всем двором бежим; третья и вовсе отличилась – спать Элюшку уложила, а куда, не могла вспомнить. Ведь еле отыскали – на лоджии! Посмотрела я на такое дело и взяла девчонку на себя. Жалко стало – никому ребятенок не нужен, мается со своими болячками, мается…

Кукуева вежливо крякнула.

– А вот нам Анна Максимовна успела рассказать, что из-за дочери даже мужа потеряла – все около девочки крутилась, дела забросила, в рот ребенку смотрела.

Елена только рукой махнула:

– Смотрела она… Какое там! Просто от безделья мучилась. Была у нее какая-то работа, ясное дело, спервоначалу что-то там вместе с мужем крутила, а потом, как беременная стала ходить, разнежилась. Ни вставать никуда не надо, ни торопиться, опять же забот-хлопот миновала. А ребенок родился, она возле дочки крутилась, конечно же. А чего не крутиться? Няня при девочке сидит, медсестра приходит. Чуть Элюшка крикнула, Анна за голову ухватится и в визг: «Ах, как разламывается голова! Я не вынесу!» И бегом из детской. Выспится, придет, снова рядом толчется. И ведь вижу – и ей дите не в радость, и нам она только помеха. А с мужем развелась… Так, прости господи, Евгений-то Сергеич всю жизнь дамским угодником считался, редко когда юбку пропустит. Сначала-то Анна берегла его пуще глаза – за собой следила, диеты вечно какие-то выдумывала, зарядки, а ведь еще и работала. И уж мужа-то ни на шаг от себя не отпускала. А потом, когда Элюшку родила, решила, что никуда он от нее не денется, потому что она, героиня такая, сподобилась для него дитя произвести. Расползлась, разленилась… А ведь он сначала еще звал ее с собой, тащил куда-то, а она ему: «Как же я пойду? А Эля? Разве я могу кому-то доверить наше дитя!» Он за порог, она к телефону – подружкам названивать. Вот он взял и делся. Потому что ему новая лошадка попалась – лощеная да игривая. И, видать, неглупая бабенка подвернулась – мигом на развод повернула. Однако и Евгений Сергеич не дурак – развестись развелся, а с той так и не расписался, понял, что свободному куда как лучше.

Шишов нахмурил брови, деловито вытащил из кармана потрепанную, замасленную записную книжицу и защелкал пальцами:

– Минуточку-минуточку! А как имя той… ну, лошади, которая новая-то?

– Да разве ж я знаю? – усмехнулась Елена. – И не одна она у него. У него… вы так и запишите… их целая конюшня. Вот он с ними и остался, а я сюда, с Элюшкой. Никак нельзя было дитенка оставить, Анна-то чего придумала – пить начала! Евгений на девчонку денег принесет, а она в два дня промотает, а потом в долги лезет. А он ведь много носил. Потом говорит мне, Евгений-то, я, говорит, тебе деньги буду передавать, ты уж тут… Ну а я сроду лишнюю копейку не возьму…

– И все-таки, – снова Серафима попыталась направить речь рассказчицы в нужную колею, – что же там произошло, на дороге? Может быть, вы что-то знаете?

Елена пригорюнилась:

– Да что я там знаю… Это как раз в день рождения Евгения Сергеича было. Ну, а как он такие-то дни отмечает – рестораны, гости… Анна все ждала, что он и ее пригласит по старой памяти, целый день по парикмахерским моталась, я с Элюшкой была, потом что-то на морду себе намазывала… Уже день к концу подошел, а ее все и не звали. Да и зачем? Вот тогда-то она выскочила, а вернулась уже пьяней вина. Чего-то мне тут говорила, кричала, грозила кому-то… И вдруг слышу – звонят. Наша-то пьяная, пьяная, а подскочила к трубке и ну щебетать. А после трубку бросила, сама вся сияет… Я ей еще тогда как говорила – оставь Элюшку, куда ты девчушку на ночь-то глядя в какой-то кабак тащишь? Да разве меня кто слушает… Только и бросила: «Не твое дело, старая подошва! Женя хочет дочерью похвастаться. Без нее просил и не приезжать». Элюшку нарядила и выскочила. Я еще кричу ей – сама-то за руль не прыгай, ведь разобьешься! А она мне: «Глупая ты баба! Мне Женя своего шофера прислал!» А я вот еще тогда подумала – как же это Евгений Сергеич за ней своего шофера прислал, если на машине-то они поехали на Аниной?

Женщина на некоторое время замолчала, а напарники боялись шевельнуться, чувствуя, что Елена рассказала еще не все.

– А потом? – напомнила о себе Серафима.

Женщина вздрогнула, очнулась от мыслей и продолжала:

– А что потом? Часа через два… Ой, знаете, а у меня прям вот здесь так и ноет, так и ноет, прям места себе не нахожу… В общем позвонила я Анне на сотовый, а он у меня за спиной запиликал – забыла его хозяюшка, так на свидание неслась. Тамаре потом позвонила – мы вместе с ней работали у Борисова, у ней муж садовником там, а она сама по дому – и спрашиваю: хозяин-то где гуляет? Наша, мол, мадам, не с ним? А она откуда знает, с ним или нет, ей ведь не докладывают. Всю ночь я промаялась, а наутро… Где-то часов семь утра было – стучат. Да сильно так! Смотрю в глазок – Евгений! Ой, чего тогда было… Из милиции – его отыскали, а он сюда сразу помчался. Оказывается, и не вызывал он совсем никуда Анну. И Элюшку не звал. Той ночью кто-то сбил человека, а машину Анину нашли в каком-то закоулке, разбитую, и в ней…

Елена уткнулась в ладошки и некоторое время тихо всхлипывала. Потом, видимо, собралась с силами и договорила:

– И, главное, Анны там не было. Ее потом нашли в каком-то строительном вагончике. И строители говорят, что она там всю ночь пролежала – уже пьяная прибрела. Они ее не прогнали – замерзнуть же могла, а по одежде вроде – дама приличная. Из-за тех мужиков Анну и не забрали, алиби у нее. Потом все дело так обрисовали: что вроде бы у нее ребенка похитили, и… А я вот думаю – как же спать можно, когда не знаешь, где дочка-то?

Шишов заиграл желваками, прищурил глаза и стал нервно сжимать и разжимать кулаки:

– Я б эту бабу убил, вот честное слово! Моя только по кобелям таскалась, не до нас ей было, так я ей сразу сказал – вот тебе, дорогуша, бог, а вот и порог, значит! Прямо так, без всяких выкрутасов! Говорю – если хочешь блудить – блуди, только чтобы девчонкам за тебя не краснеть! И забрал дочек. И не жалею. А ей бы отдал, чему б она Таньку с Иркой выучила? Вот то-то! – Он еще немножко попыхтел от важности момента, потом как-то сник, махнул рукой и просто добавил: – Вообще-то она нас сама бросила, не захотела детей брать… Да я бы и не отдал!