Путь солдата - Борис Малиновский

– У тебя в аптечке есть валерьянка? Дай! Мне плохо. Переправлявшийся с нами и подхвативший ее за локоть мужчина в форме летчика добавил:

– Что вам – мне плохо… Он мог погубить машину и покалечить себя.

Когда мы сделали остановку, чтобы немного отдохнуть, старший сын, выйдя из машины, обратился ко мне:

– Теперь я понимаю, как было трудно здесь во время боев и какими были вы тогда…

За эти короткие часы он действительно многое понял, я почувствовал это своим отцовским сердцем и был очень рад этому.

И все-таки представить по-настоящему, что было под Деражичами, могут только те, кто в октябре 1943 года прошел и прополз по этим пескам под обстрелом и бомбежкой первые метры братской белорусской земли!

При форсировании Днепра 55-я стрелковая дивизия входила в состав 61-й армии. Она понесла здесь большие потери. После войны, в год 20-летия Победы, в Деражичах был поставлен памятник воинам 61-й армии, навсегда оставшимся на песчаном берегу Днепра.

На белорусской земле.

От Деражичей дивизия двинулась на Брагин, догоняя противника, откатывающегося назад. Еще при немцах сюда заходили партизаны Ковпака и несколько дней держали город. Мы появились в нем утром и расположились у домов – отдохнуть. Меня, Мартынова и Беляева позвала к себе хозяйка ближайшего дома. Мы не стали отказываться. Давно уж не сидели вот так, по-человечески, за столом – от самой Курской дуги. Дочь хозяйки вытащила из подвала спрятанные от оккупантов пластинки. Зазвучала песня:

Если завтра война,Если завтра в поход,Если темная сила нагрянет,Как один человек, весь советский народЗа свободную Родину встанет!

У меня даже мурашки по коже пошли: вспомнил, как с этой песней мы ехали на фронт, еще не зная, что с нами будет)и какой будет война. Сейчас я слушал ее с каким-то особым, все нараставшим чувством внутренней гордости – мы,пошли в поход, в бой за Родину и вот гоним немцев на запад, все быстрее и быстрее!

Хозяйка и дочь ее, девушка лет 18-ти, выглядели одинаково молодо. Когда мы сказали это, женщина заплакала. Оказывается, у нее была еще младшая дочь, которую угнали немцы. Вестей от нее не приходило.

Не только у меня держалось приподнятое настроение. Володя Сармакешев, захлебываясь от мальчишеского восторга и солдатской гордости, еще полный переживаниями от боя под Деражичами, написал письмо домой своей маме почти стихами:

"Видишь, родная, что дни моей службы идут,А немцы бегут…Идет по лесам белорусскимСолдат русский.Вот тебе мое сообщениеПро наше наступление!"

Забегая вперед, скажу, что через два месяца попал он снова в Брагин на медсанбатовской машине. От деревни Прудок, под Мозырем, теряющего сознание и захлебывающегося кровью, везли его сюда по болотному бездорожью на телеге. Разведчик Капустин – тот самый, что вместе с ним бросился в контратаку под Деражичами, – сидел и маялся возле своего тяжело раненного в лицо комвзвода и поддерживал ему голову, стараясь принять на себя резкие толчки и покачивания телеги. Болотистый лужок с копенками сена и кочковатый, чуть припорошенный снежком лесок у деревни Прудок на самых подступах к Мозырю остались для Сармакешева последним видением Белоруссии…

После Брагина – Хойники. Перед этим городком прошли мимо концлагеря – большого, огороженного колючей проволокой участка поля с вышками на углах. Он был уже пуст. После короткой остановки выступили дальше. Прошли одну деревню, другую. Обе сожжены: первая – давно, вторая – только что, когда через нее проходил фронт; кое-где еще над сгоревшими хатами вился дым. Сиротами стояли обгоревшие печи с торчащими вверх трубами. Когда выехали за деревню и спустились за бугор, прикрывающей ее, встретилась повозка. Корова везла телегу, покрытую одеялами и тряпками. Сбоку шла пожилая женщина. Она была чугунно-синего цвета и от внутренней дрожи почти не могла говорить. Мы поняли, что в дни, когда здесь проходил фронт, женщина отсиживалась в болоте за деревней. На наши расспросы она откинула закрывавшее повозку одеяло. Под ним лежала куча ребят – мал мала меньше. Тоже посиневшие и, как нам показалось, почти недвижимы. А деревня, куда она ехала, – догорала!

Не первый раз встретился я с лихой бедой. Война принесла для населения, в первую очередь для женщин и детей, неисчислимое количество бед и несчастий. На Курской дуге в одной из деревень, оставленной немцами и взятой нашей пехотой без единого выстрела, я наткнулся на убитую женщину с мертвым ребенком на руках. Уходя, немцы в бессильной злобе обстреляли деревенские хаты, убили и ранили нескольких не успевших спрятаться жителей.

К убитым и раненым в военной форме волей-неволей как-то привыкаешь. Иногда можно себя и мысленно приструнить – нечего переживать, сам завтра будешь лежать здесь же поблизости или идти вот так, обливаясь кровью и пугая окружающих…

К безвинно убитым женщинам и детям – не привыкнешь никогда!

Теперь впереди у нас были Мозырь и Калинковичи, ставшие важными опорными пунктами немецких войск. После краткого отдыха, за время которого порядком отощали из-за плохого, еще не наладившегося снабжения, выступили маршем к большому белорусскому селу, Юревичи. Был конец октября. Долго месили сапогами грязную, разъезженную дорогу. К вечеру подошли к Юревичам. Дома стояли темные, пустые. На улице, идущей вдоль деревни, – грязь по колено, сапоги засасывает. Не помню, по какой причине, но я оказался один. Впереди, во тьме, увидел бредущую корову. Я решил привести ее на кухню. Будь что будет! Что это самое настоящее мародерство – понимал, но не мог удержаться от соблазна: не мы, так пехота съест заблудившуюся коровенку. Я прибавил шагу, корова тоже. Сделал рывок бегом, но и она припустила. Не раздумывая, схватив рукой болтающийся передо мной хвост, пытался остановить ее. Не тут-то было. Перепуганная корова потащила меня с такой дьявольской силой, что едва успевал переставлять ноги, глубоко увязавшие в жидкой глине. Чувствуя, что сейчас или упаду, или оставлю в глине сапоги, я разжал пальцы и отпустил хвост. Корова сразу же сбавила шаг, но я уже не пытался догонять ее, чувствуя себя достаточно наказанным за свое легкомыслие.

Ночевали в каком-то доме. Измученный длинным переходом и возней с коровой, я, как был в мокрой шинели и грязных сапогах, так и лег не раздеваясь недалеко от двери, прямо на полу. Всю ночь к селу подходила пехота. Утром нас лежало в пять раз больше – один на другом. Кто входил в дом, как перешагивали через меня,- ничего не слышал.