Путь солдата - Борис Малиновский

Может, и было до брата рукой подать, а – разминулись!

Уже после войны, когда я вернулся домой, отец дал мне присланные братом вырезки из фронтовых газет тех дней. На одной была фотография Левиного танка. Голова Левы в шлемофоне высовывалась из открытого люка на орудийной башне. Вторая – рассказывала о комсомольском собрании: "…Парторг гвардии капитан Серов в своем докладе сказал: наши комсомольцы показали пример геройства и самоотверженности. В боях отличились;тт. Беспалов, Петров, Белкин, Ющенко, Морозов. Высокую боевую выучку показал танковый экипаж комсомольца лейтенанта Малиновского. Многие из этих товарищей награждены правительственными наградами. После доклада комсомольцы рассказали о своих боевых делах, делились опытом работы. Командир танкового экипажа лейтенант Малиновский рассказал, как он подбил два танка противника. Его выступление комсомольцы встретили аплодисментами…"

На третьей газетной вырезке был помещен перечень фамилий награжденных. Среди них была и фамилия Левы. Он получил орден Отечественной войны II степени. Сбоку, на газетном поле, он своей рукой написал "Вот, Лелька, учись, как я воюю!"[17]

Отец сохранил письмо Левы, написанное им на другой день после боя, о котором он рассказывал на собрании:

"…Вечером под покровом темноты я со своей машиной поехал на помощь к своим товарищам. Ночь и следующий день были относительно спокойны. На следующий день, 3 августа, с утра началась артиллерийская подготовка. Немцы, видно, решили нас контратаковать. Иван тоже не бездействовал. Я со своими товарищами замаскировались и стояли в засаде, поджидая немецкие танки и пехоту. Моя машина стояла под прямым углом ко всем остальным и немного позади в молоденьком соснячке – верхушки сосенок чуть-чуть прикрывали башню.

Обзор был замечательный. На счет этого у других было хуже, они были в более высоких соснах. Во время артиллерийской подготовки частенько приходилось вылезать из машины и передавать полученные радиограммы командиру. Все обходилось благополучно.

После проведенной артиллерийской подготовки, налета авиации противник пошел в контратаку. По бугру двигались пятнадцать немецких танков, за ними бежали группы автоматчиков. Какое было зрелище – глядеть как ползут эти железные бронированные машины! Подпустив их ближе, около 600 метров, я и все остальные открыли по ним огонь.

С первого снаряда я сшиб всю маскировку и верхушки ближайших сосенок воздушной волной. Мне стало хорошо видно этих гадов; зарядил бронебойным и с этого выстрела подбил и зажег один немецкий танк T-IV. После этого сделал еще несколько выстрелов. Потом гляжу в прицел, а ничего не вижу. Пришлось вылезть из машины. Он, сволочь, заметил это и выпустил очередь и; пулемета, но я быстро соскочил вниз.

Оказывается, ветка сухая с листьями от старой маскировки упала; я ее палочкой вытащил, рукой нельзя было: стрелял, собака. Вскочил обратно в танк и дал им жару! Мой башнер только успевал заряжать пушку. Подбил еще один танк. По другому бил, а его мой снаряд не брал. Оказалось, что это "тигр". Но и его потом подбили специальным снарядом. Жаль, что у меня их не было, а то бы я его расчихвостил. Бой длился пять часов. За все это время мы подбили вместе с артиллеристами 21 немецкий танк, из них было 3 "тигра".

К вечеру, когда все немного стихло, нам привезли обед, а мы про него совсем забыли. Хотелось страшно пить; у меня даже верхняя рубашка была мокрая…"

Написанное карандашом и сложенное треугольником фронтовое письмо… Его невозможно читать без волнения. Наверное, если бы собрать все эти драгоценные треугольники того времени, то получилась бы потрясающая эпистолярная эпопея. Сколько мужества, непреклонной веры в победу, ненависти и презрения к развязавшему войну фашизму встает за простыми строками, написанными рукой старшего брата!

В те дни, когда наша дивизия, закончив наступление, была отведена на отдых, Лева все еще участвовал в боях. Сохранилась его открыточка, написанная в августе, всего несколько строк: "…Все-таки я каким-то чудом еще жив и здоров и ничем не болею. Ваши письма, как я уже вам писал, получил. Нам вороны с крестами тоже очень сильно пакостят. Во много раз больше вашего. От них сильнее всего и достается. В последний раз (позавчера) осколком маленьким разорвало локоть у гимнастерки. Теперь и я уже ко всему привык, как и Борис. Только ведь наше дело много тяжелее, чем у него. Я не знаю только как, но мне пока что везет. В машине насквозь пробиты два опорных катка, надтрансмиссионный люк и есть одна вмятина на башне. Пострадал, кроме всего, мой комбинезон. От него остались только клочки. Его разорвало осколками при бомбежке. Как видите, особенного ничего нет. Теперь бы только еще дальше прогнать фрицев. Сегодня буду писать всем письма. Напишу и Борису. Он где-то рядом и, наверное, тоже здорово воюет…"

Ад танковых сражений стоит за письмами брата. А танки шли вперед!

Форсирование Днепра

Отдых наш был коротким. Мы снова шагали днем и ночью на запад, теперь уже по украинской земле. Переходы нас утомляли, каждый день – по 60, 70, а то и больше километров. Ноги гудели. У многих начиналась "куриная слепота". Ночью они, как дети, шли, вцепившись рукой в товарища. Как-то я отстал, а потом догонял свой взвод. Услышал: кто-то в поле плачет. Оказалось – наш, самый маленький ростом солдат в дивизионе из последнего пополнения. Стоял он сбоку от дороги и громко хлюпал. Заснул на привале, а когда проснулся – идти не может, ничего не видит. Не хватало солдатам витамина С. А у меня – другая напасть. Во рту образовались язвы, горячее есть совсем не мог, только холодное, но и то с трудом. Ходил в медсанбат, сказали язвенный гингивит, помазали чем-то. Стало полегче, но ненадолго. Тоже, говорят, нехватка этого самого витамина. Я мучался несколько недель. К счастью, про мою болезнь узнал ветеринарный фельдшер дивизиона лейтенант Федор Лутай.

– Я тебя излечу, – сказал он, – у лошадей это часто бывает. – Стал мазать мне рот какой-то противной жидкостью. А я, сколько мог, пытался жевать спеющую рябину, шиповник. То ли "лошадиное лекарство", то ли o мои витамины помогли, но гингивит у меня прошел.

А может, и молодость выручила. Вот один из красноармейцев, ему уж было под 50, шел-шел – и упал прямо на дороге. Сердце не выдержало. С молодыми так не бывало…

В походе заболел Мартынов. Новиков вызвал меня:

– Садись на лошадь Мартынова и проверь наш будущий маршрут! Жду тебя через шесть часов.

– Есть! – сказал я, взял карту и отметил маршрут.

Второй раз мне пришлось сесть на коня, но это был уже не Крокодил, а отличная верховая лошадь. Судя по карте, мне надо было одолеть всего сорок километров. Я лихо вскочил на лошадь, пришпорил – она пошла рысью, затем перешла в галоп. Меня трясло и бросало в седле, но постепенно приноровился и стал ритмично опираться на стремена в такт движению коня. Мне даже стало нравиться. Всю горечь своего положения я понял на обратном пути. Внутренние стороны бедер горели, как обожженные огнем. Я пытался опираться поочередно на каждую ногу, освобождая по очереди от соприкосновения с седлом. Помогало, но мало…