КГБ – ЦРУ: Кто сильнее? - Игорь Атаманенко
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
— упокоился на одном кладбище с президентом Джоном Ф. Кеннеди».
Некролог заканчивался вопросом в стиле парадоксов Оскара Уайльда: «Неужели для того, чтобы попасть в историю, надо упасть с высоты 20 километров?»
Откровения через 30 лет
С лёгкой… головы Хрущёва в Советском Союзе укоренилось мнение, что Пауэрса сбила ракета. Питая необъяснимую неприязнь к авиации, Предсовмина утверждал: «При наличии ракет авиация нам не нужна вовсе… А если и нужна, то лишь для парадов и почётных эскортов». Эту, заведомо провальную, идею внедрял в массы и его зять, по совместительству главный редактор газеты «Известия» Алексей Аджубей. В начале 1960-х все издания равнялись на него, «правофлангового» советской прессы, и в угоду политической конъюнктуре культивировали бредовую теорию о превосходстве ракет над самолётами.
Время расставило приоритеты по своим местам, но миф о том, что «U-2» поразила ракета, прочно осел на полке истории и в людской памяти. Однако в начале 1990-х годов, когда о шпионском скандале и о Гарри Пауэрсе помнили лишь люди старших поколений, в одном московском издании появилась любопытная заметка. Она заканчивалась словами: «На Тамбовщине живёт и здравствует лётчик, прервавший 1 мая 1960-го шпионский рейд американского самолёта над СССР».
Как М. Бешлос узнал о публикации и с чьей помощью розыскал Игоря Пентюкова, подполковника авиации в отставке, можно лишь догадываться. Зато доподлинно известно, что из Москвы он привёз аудио— и видеокассеты, которые помогли ему закончить книгу «Mayday: Eisenhower, Khrushchev and the „U-2“ Affair», 1993 («Первомай: Эйзенхауэр, Хрущёв и история с „U-2“», 1993).
Расследование, начатое Сэмом Джаффом, через 30 лет завершил Майкл Р. Бешлос. Он разговорил Пауэрса и того, кто 1 мая 1960-го «подрезал крылья» самолёту-шпиону.
Свидетельствует Пауэрс (из книги М. Бешлоса)
«…В 5 часов 56 минут я достиг границы (СССР) и, следуя инструкции, выключил радиосвязь, чтобы не быть обнаруженным средствами ПВО. Завершив фотосъёмку в районе Аральского моря, на высоте 68 тыс. футов взял курс на Свердловск.
Примерно в 25–30 милях к юго-востоку от Свердловска снизился до 60 тыс. футов, чтобы сделать серию снимков. Неожиданно надо мной возник русский истребитель. Я отчётливо видел красные звёзды на его крыльях. Через мгновение услышал громкий хлопок, какой бывает в момент преодоления самолётом звукого барьера, и впереди меня вспыхнуло шарообразное пламя. Я понял: это — сопло русского истребителя. Неведомая сила закрутила меня так, что я потерял ориентацию в пространстве, затем бросила самолёт вниз, а меня прижала к приборной доске…
…Я действовал, как робот, пытаясь удержать самолёт в горизонтальной плоскости… В течение нескольких секунд мне это удавалось… Но затем планер перестал мне подчиняться и вошёл в пике…
На высоте 30 тыс. футов я понял, что не смогу воспользоваться катапультирующим устройством и привести в действие взрывное устройство, чтобы уничтожить самолёт, как то предписывала инструкция. Я открыл крышку кабины и отстегнул пояс. Центробежной силой меня до половины тела прижало к приборной доске, а вторая половина уже висела снаружи. Оказывается, я забыл отсоединить патрубки кислородной маски, они-то и удерживали меня. Немного погодя я всё же освободился от патрубков. Парашют открылся сразу, как только я покинул кабину. В это время я находился на высоте не более 20 тыс. футов…
…Я рухнул на вспаханное поле. Ноги по колено ушли в разрыхлённую почву. Я осмотрелся. Неподалёку лежали обломки самолёта. В силу конструктивных особенностей он спланировал и приземлился без моей помощи, а при ударе о землю развалился на части. В радиусе 20 ярдов валялись крышка кабины, специальные контейнеры, лопатки компрессорной турбины и просто куски металла, вырванные из корпуса…
…Не успел я прийти в себя, как меня окружили неряшливо одетые мужчины и женщины. В руках у них были топоры и вилы. Я догадался, что это — фермеры. Они улыбались и хлопали меня по спине. Их восторг сменился агрессией, когда я дважды произнёс: „I’m American!“ Мне врезали пару оплеух и, поскольку я не мог самостоятельно передвигаться, волоком потащили меня в полицейский участок…»
Свидетельствует Пентюков (из книги М. Бешлоса)
«…После того, как 9 апреля 1960-го американский самолёт-разведчик безнаказанно прошёлся над нашей территорией, командование ПВО страны основательнее подготовилось к его возможному появлению. Шестерых лётчиков — в их числе был и я, командир звена капитан Пентюков, — срочно переучили и посадили на новейшие сверхзвуковые высотные истребители-перехватчики СУ-9, прозванные „сушками“.
30 апреля я и Евгений Шейко перегоняли из Красноярска в Барановичи две новые „сушки“. На ночлег приземлились на промежуточном аэродроме под Свердловском.
Утром передают приказ: „Готовность № 1“. Я — в кабину „сушки“. В 8 часов 55 минут по московскому времени на связь вышел генерал Вовк из Уральского военного округа и продиктовал приказ командующего ПВО страны маршала авиации Савицкого: Высотную цель уничтожить любой ценой!
Я отвечаю: Так ведь мой самолёт без боекомплекта (без ракет), как же уничтожать?
В ответ молчание, затем слышу: Ну что, капитан, обсудим приказ?!
Другими словами, мне предлагают идти на таран. Шансов выжить — ноль! Понимаю, что имею право отказаться, — не война ведь, в конце концов, когда с вилами на танки бросались… Но, с другой стороны, а вдруг этот американец с атомной бомбой на борту? Одна жизнь или сотни тысяч — чувствуешь разницу?!
Мысль придала сил и решительности. Говорю: „Наводите на цель, мать вашу! О жене позаботьтесь — на сносях она!“
На 20 км поднялся играючи. Как смог? А просто! Во-первых, у СУ-9 скорость по тем временам была невиданная, отсюда и динамический потолок мог иногда доходить до 22 км. Во-вторых, налегке шла машина — без ракет. В-третьих, температура воздуха была подходящей… В общем, стал сближаться с американцем… Чтобы протаранить. Смотрю, а это и не самолёт вовсе — планер-тихоход… А скорость у меня ни много ни мало — 550 метров в секунду, что раза в три-четыре больше, чем у него! Ну, я и проскочил над ним. Резко снижаюсь, а попросту, падаю с 20 до 18 км, чтоб атаковать планер снизу… Смотрю, а он стал заваливаться на правый борт и давай бочку крутить, да всё норовит носом клюнуть — сорваться в пике. Вдруг вижу, батюшки-святы, — ракета на меня летит! Наша! Тут вспомнил, что код „свой-чужой“ мне утром не сменили… Локаторы меня и приняли за „чужого“. Технике, ей-то что? Она — безглазая… Но увернулся, слава тебе, Господи! Потом, уже на земле, узнал, что по мне и по двум МиГам, которых подняли так же, как меня, палили целых два ракетных дивизиона! В тех МиГах, кстати, сидели мои однокашники Серёжа Софронов и Самвел Айвазян… Им, как и мне, в суматохе забыли сменить коды… Немудрено, что Серёгу сбили… Да-да, ракетой… И ведь сбили не американский „U-2“, а наш русский МиГ-15…
Сейчас мы подошли к главному вопросу: кем или чем был сбит „U-2“? Я — нет, не сбивал! Нечем было — меня пустым выпустили на цель. МиГи не могли достать Пауэрса ракетами — они эффективны лишь на высоте до 18 км… Впрочем, как и ракеты наземного базирования… Те самые, от одной из которых мне удалось увернуться… Так кто же сбил? А никто! Планер после того, как я над ним промчался, угодил в поток выхлопных газов из моего сопла, попал в так называемую реактивную струю. На планере, каким и был американец, из неё не выбраться — движок слабый. А в струе воздушные вихри мчатся со скоростью 180 м/сек. плюс крутящий момент! Это — когда твой самолёт начинает безостановочно крутить бочку, переходя в пике, а ты сделать ничего не можешь, как ни стараешься… Именно это и произошло с американцем… Я тому свидетель — всё происходило на моих глазах… Только вот мои свидетельские показания… почему-то никому не были нужны! Наверно, так решили наверху: „Американский самолёт-шпион сбит ракетным дивизионом под командованием капитана Воронова, за что честь ему и звезду Героя на грудь! Всё — тема закрыта, к ней не возвращаться!“
Только вот, товарищи дорогие, есть одна нестыковочка… Если „U-2“ поразила ракета, то почему он целёхонький упал на землю?! Почему остался жив пилот?! Ведь в Серёжу Софронова угодила такая же ракета, но где он?! Где его труп?! Нет их… Потому что и от Серёги, и от его МиГа только дым по ветру рассеялся…»
«…Дело Пауэрса, — отметил в послесловии Майкл Р. Бешлос, — как это обычно случается с делами такого рода, претерпело четыре стадии: шумиху, неразбериху, наказание невиновных и награждение непричастных…»