Тихая моя родина - Сергей Юрьевич Катканов
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
А самое главное — в этих показаниях нет ни одного факта контрреволюционной деятельности, что странно, если верить тому, что организация просуществовала 8 лет. Кого-то куда-то внедряют, кому-то дают какие-то поручения, где-то зачем-то расставляют свои кадры, но при этом совершенно ничего не делают для реализации поставленной задачи, и даже ни какой систематической агитации не ведут. В показаниях нет ни одного свидетельства даже того, что все эти батюшки были монархистами, их с таким же успехом можно было назвать конституционными демократами.
Швецов, конечно, понимал, что признавшись в принадлежности к такой организации, он наговорил себе на три расстрела, факты конкретной работы уже не было смысла скрывать. Если бы кто-то из священников хотя бы только восхвалял монархию, Швецов, конечно, рассказал бы об этом.
Ho ему нечего было сказать. Приводимые им факты не просто смехотворно мелки, но и вообще не имеют ни какого отношения к политике.
«B 1937 году руководитель организации Богословский организовал тайный сбор подписей от населения Вологды против решения горсовета о закрытии Богородского кладбища». Если кладбище решили отстоять, так это что, монархическая контрреволюция?
«Ушаков тайно выполнял в тех деревнях, где церкви были уже закрыты, крещение, заочное погребение. одновременно вел широкую антисоветскую пропаганду, особенно среди женщин, внушая последним о необходимости религиозного воспитания детей». От священника, очевидно, не стоило ждать, что он будет ратовать за необходимость атеистического воспитания. Если власть допускала существование священников, а священники, с разрешения властей, всего лишь выполняли свою работу, это трудно считать антисоветской пропагандой. И не понятно, как крещение и отпевание могли способствовать реставрации монархии.
Отца Алексанлра Богословского Швецов называет руководителем организации, а на допросе Богословский полностью отрицал не только руководство организацией, но и свою принадлежность к ней. В свидетельских показаниях его фамилия тоже почти не встречается. Значит, если бы Швецов не назвал фамилию Богословского… Точно так же и с Турундаевским. Против него ничего не было, кроме того, что сказал Швецов. Когда власть взялась за системное истребление духовенства, на сторожа поликлиники Турундаевского могли и внимания не обратить, но донос не позволил ему отсидеться. A поскольку его привлекли по одному делу со священниками, то приговор мог быть только один — расстрел. Все 19 обвиняемых по этому делу были расстреляны.
***
На папке под грифом «совершенно секретно» значится: «Дело по обвинению Швецова, Белкова и других в числе 19 человек». Почему названы именно эти две фамилии, а остальные — в цифре? Да потому что именно они наиболее активно оговаривали себя и других.
Отец Иоанн Белков, например, сообщал: «Моя практическая деятельность заключалась в том, что, выполняя обязанности приема и назначения новых священников, подбирал их из реакционно настроенных лиц, особенно монашества, которое активно боролось против мероприятий советской власти. Давалась установка — священникам агитировать против коллективизации, закрытия церквей».
И опять ни слова о том, в чем именно выражалась «активная борьба» против мероприятий советской власти, и придерживался ли хоть один священник «установки», которую давал Белков. Да и с чего бы иеромонахам быть «реакционее» белого духовенства? Так считали в НКВД, то есть показания Белкову просто диктовали.
Из 19-ти священников, 12 свою вину не признали, да их похоже никто к этому и не принуждал, на них уже достаточно наговорили. Об отце Константине Турундаевском, например, в обвинительном заключении сказано без лишних слов: «Достаточно изобличается показаниями Швецова». Швецова, видимо, взяли первым, и протокол его допроса во много раз длиннее других. В этом протоколе собственно и заключается всё содержание дела. Видимо, Швецова довели до такого состояния, когда у него было только одно желание — лишь бы поскорее пристрелили, ради этого он был готов говорить и подписывать что угодно. Потом взяли ещё несколько человек, от них такой подробности уже не требовалось, но и с ними пришлось попыхтеть. Потом взяли всех, кого назвали первые, а называли они просто тех, чьи имена были им известны. От этих уже ничего нe требовалось, на них не давили, наговорено было уже достаточно. Именно поэтому с восьмого по порядку следования в деле все священники свою вину отрицают.
Итак, сами материалы дела очень наглядно и совершенно неопровержимо свидетельствуют о том, что никакой церковно-монархической организации несуществовало. Ho хотя бы некоторые из расстрелянных священнослужителей вполне могли относиться к советской власти враждебно. Так, если верить свидетелю, диакон Виктор Воскресенский после ареста очередной группы священников сказал: «Арестовывать безвинных людей могут только в CCCP, а не где-либо в цивилизованном государстве. Я всю свою жизнь буду ненавидетьи проклинать советскую власть». Эти слова звучат очень реалистично, вероятнее всего, они действительно были сказаны, и так думал явно не один священнослужитель.
Ho они не боролись с советской властью. Один из «разговорчивых батюшек», отец, Евгений Лощилов, лишнего на себя всё-таки не берет: «Ни какой практической работы по осуществлению террористических актов над коммунистами нами проведено не было».
***
Что же было? На допросе отец Евгений Лощилов говорил: «В 1936 году пришли к выводу, что надо использовать сталинскую конституцию, чтобы на предстоящих выборах в Советы выдвинуть кандидатуру от духовенства». Никакой «контрреволюции» в этом замысле, конечно, нет, тут скорее заметен просоветский настрой, желание интегрироваться в структуры власти и стать полноценными членами общества.
Хотя мысль была очень наивной. Можно было не сразу понять, что сталинская конституция останется на бумаге, но неужели они не чувствовали, какая общественная атмосфера их окружает? В октябре 1937 года, когда эти священники были ещё
