Смотрю на мир глазами волка - Евгений Монах

Цыпа не отвечал, с непонятным живым интересом рассматривая автомат.

— Глянь, Монах! Он ведь все-таки успел выстрелить! Боек-то не оттянут! Все понял! — Цыпа передернул затвором, и нам под ноги вылетел патрон, бывший в стволе. Я поднял его и увидел на капсюле аккуратную вмятину от бойка.

— Да. Успел, — пришлось согласиться. — Но вышла осечка. Негодный патрон. А передернуть времени у него уже не было…

— Подари его мне. Вместо талисмана таскать буду! — серьезно сказал Цыпа и неожиданно расхохотался. — Да здравствует Русь лапотная! В ней еще так много замечательного брака выпускается!

Когда развернули «мерс» и погнали назад в Екатеринбург, я произвел ревизию бумажника неудачливого убийцы.

Никаких документов, естественно, не обнаружил. Но в нем были моя фотография и тысяча долларов — должно быть, аванс за устройство безвременной отправки моего бренного тела на кладбище. Дешево же кто-то оценил Монаха! Но скупой платит дважды. Если бы он не пожадничал на истинных профессионалов, лежать мне нынче в морге на холодном мраморном столе. Киллеры-профи спокойно расстреливают «объекты» и на улицах, и в ресторанах, нисколько не смущаясь обилием свидетелей…

Будь благословенна жадность людская!

Ты снова спасла мне жизнь!

Затормозив у подъезда, Цыпа мрачно нахмурился:

— Может, тебе временно на дно лечь? Пока не выясним, кто ведет охоту…

— Согласен. Но мы имеем время. Заказчик ведь не знает о провале акции. Да и встреча вечером у меня намечена. Как разделаюсь с делами, звякну.

Заперев стальную дверь на все замки и накинув цепочку, устроился в гостиной у камин-бара с намерением пораскинуть мозгами.

Необходимо решить простенький с виду вопрос — кому я заслоняю солнце? Кому так невтерпеж полюбоваться моим портретом на могильном памятнике?

Банды Хромого и Бати? Сомнительно. Практически перестали существовать. Большинство их членов «загорают» в зонах, имея на ушах от восьми до пятнадцати лет, а наиболее активные навсегда успокоились под двухметровым слоем земли-матушки. Да и явно ненаучная фантастика, чтоб они вдруг вкурили мою роль в их междоусобице…

Кто-то из своих? Вряд ли. Все доходы напрямую завязаны на мне и, ликвидируя меня, человек сразу лишается собственной кормушки. Если попросту — без Монаха «монастырь» закроется.

Может быть, кто-то из девочек Цыпы хочет поменять покровителя? Правдоподобно… Но тогда бы отстреливали именно Цыпу. А в бумажнике убийцы имелось только мое фото.

Опер Инин? Наверняка, его голубая мечта — спрыгнуть с крючка. А это возможно лишь тогда, когда мои ноги обуются в белые тапочки… Но не стыкуется — организовать покушение и одновременно дать наколку на исполнителей?.. Слишком мудрено.

С детства не люблю всяческие ребусы, кроссворды и головоломки. Сейчас убедился, что отношение к ним с годами ни капли не изменилось. А вот капелька выдержанного коньяка сейчас будет кстати.

Открыв засветившийся бар, наполнил рюмку солнечной виноградной влагой и тут услышал звон колокольчика из прихожей.

Решив больше зря не рисковать, приложил к глазку тапочек. Если с той стороны намерены стрелять, то это единственная уязвимая точка стальной двери. Тишина. Возвратив тапочек на его законное место на ноге, посмотрел в глазок и открыл дверь.

Майор Инин, как всегда, был в штатском. Уж год на моем содержании, а все в своих выцветших джинсах и замшевой куртке рассекает. Конспиратор задрипанный!

— Я вовремя, как погляжу! — довольно хохотнул опер, узрев открытый бар. — От коньячка не откажусь. Согреться надо. Погодка-то сыроватая, как бы не зачихать.

— Ты и в сорокаградусную жару всегда готов «согреваться», — усмехнулся я, ставя на столик вторую рюмку.

— А это для симметрии, чтоб и внутри, и снаружи одинаковые градусы были! — нашелся майор, устраивая свое грузное тело напротив меня в кресле.

— Ты, понятно, за месячным довольствием нарисовался? — Я положил перед ним загодя приготовленную пачку долларов. — Как в аптеке, но пересчитай.

— Не опошляй нашей дружбы! — неискренне обиделся опер, проворно пряча пачку во внутренний карман. — Я по делу.

На столе появилось несколько машинописных листков, скрепленных булавкой.

— Оперативная сводка по городу. Между прочим, там и «волжанка» та фигурирует. Вчера от ЦУМа угнали. Правда, прокололся я с ней…

— Неужели?

— Ведь, насколько понимаю, ты к ней никакого отношения не имеешь? — Майор любовно грел, по своей привычке, рюмку в руках. — Час назад она обнаружена… С двумя трупами.

— Дорожное происшествие? — невинно поинтересовался я, нарезая лимон на дольки.

— Если бы! — Опер искоса наблюдал за мной замороженными глазами-омутами. — Какой-то виртуоз чудненько попрактиковался в стрельбе по движущейся мишени. Мастер, надо признать! Два десятка кучных дырок проделал.

— В стрелковых обществах пошукай. Глядишь, и нащупаешь этого снайпера.

— Сильно сомневаюсь! — Майор потерял ко мне интерес и уставился на свою рюмку. — Да и не из винта палили, а, судя по количеству пробоин, из ППС. Ну, давай помянем бедолаг!

— Давай, — легко согласился я. — Пусть земля им будет пухом!

— Аминь! — Инин выцедил коньяк и пожевал дольку лимона. — Кстати, это дело мне подбросили, дьявол его забери! Чую, опять дохлая «висячка»! По новой меня на каждой оперативке шпынять станут — по городу свободно разгуливает убийца со Стечкиным в кармане!

— Не плачь раньше времени, майор. Может быть, смогу и с этим дельцем помочь…

— Неужто напишешь явку с повинной? — быстро вскинул острый насмешливый взгляд опер. — Вот это я понимаю — дружба! Благодетель ты мой!

— Не смешной у тебя юмор! — Я снова наполнил рюмки. — Придумаю что-нибудь…

— Ты уж постарайся, Монах, войди в положение. На этот раз я просто обязан найти убийцу… живого или мертвого!.. Иначе, шкуру с меня на барабан пустят.

— Понял тебя… — Я ободряюще поднял рюмку и улыбнулся. — Заметано!

Разделавшись с «Наполеоном», стали прощаться.

— Так я могу твердо надеяться — живого или мертвого… — протянул лопатообразную ладонь майор.

— Ладушки. На последнее смело рассчитывай, — ответил я, ставя точку в разговоре сильным мужским рукопожатием.

Пауки в банке

— Куда едем? — не оборачиваясь, спросил Цыпа, поворачивая ключ зажигания.

— Меня могут поджидать везде, кроме Фрола, — я закурил «родопину» и откинулся на спинку. — Так что давай-ка к нему.

Через полчаса показались приземистые домишки Балтымки. Нет худа без добра — всю сознательную жизнь мечтал отдохнуть в деревне хоть недельку. Побродить по лесу, ощутить себя частью целого — природы, порыбачить на зорьке… И вот, по ходу, давнее желание сбывается.

Правда, были у меня некоторые сомнения, как воспримет бывший рецидивист наше внезапное посещение, но они мигом развеялись при виде ухмыляющейся веснушчатой физиономии деревенского кооператора.

— По свежей рыбке соскучились? Подлещик ноне на голый крючок бросается. Оголодал за зиму, паршивец. Так что вы в самую тютельку нарисовались. Да и в горницу проходите, чего топчетесь?

— Благодарствуем, хозяин! Можно и рыбку половить в мутной воде, — я усмехнулся собственному каламбуру. — Но у меня другая забота. Кашлять что-то снова начал — должно, лагерный бронхит в атаку пошел. Хочу вот недельку на свежем воздухе полечиться. На постой пустишь? Хавка и выпивка за мой счет, разумеется.

— Какой базар! Нет проблем. — Как мне показалось, вполне искренне сказал Фрол. — Сам с хроническим маялся. Пока курить не завязал и не сел на парное молоко. Еще жир барсучий хорошо помогает.

— Вот и ладушки! Цыпа, сгоняй в лабаз и обеспечь приличную вечеринку. У Фрола, по агентурным данным, кроме демидовского суррогата и квашеной капусты — голяк.

Но я напрасно острил — пока Цыпа выполнял поручение, Фрол слазил в подпол и приволок связку домашней копченой колбасы с аппетитным чесночным духом. Выяснилось, что он держит целый свинарник, выкупив его у разорившегося колхоза.

— Дак ты, выходит, натуральный кулак! — поддел я, с удовольствием наблюдая, как он ловко нарезает колбасу сточенным финским ножом.

— Это при совдепии так называли, — не обиделся хозяин, — а ноне я нормальный фермер. Хребет земли русской, можно сказать.

Цыпа появился, нагруженный, как вьючный верблюд. Ящик с пивом и импортную коробку с сардинами отправили на кухню, а три коньячных «Наполеона» заняли подобающее место в центре стола, в окружении апельсинов и шоколадных батончиков.

Фрол еще зачем-то выволок из печки ведерный чугунок с отварной картошкой.

Наутро Цыпа, вылакав целый ковшик огуречного рассола, уехал в город, а Фрол ушел по своим свинарным делам.