Поворот к лучшему - Кейт Аткинсон

Мимо плелась старушка с таким же старым на вид лабрадором. Мартин узнал собаку, с хозяйкой он знаком не был. У его калитки собака со старушкой затоптались на месте. Мартин вдруг заметил, что через дорогу уже собралась небольшая толпа — соседи, прохожие, пара рабочих, у которых был перерыв на обед, — все глазели на его дом. На мгновение он вспомнил вчерашних зрителей кровавого уличного представления Пола Брэдли.

Хозяйка лабрадора тронула Мартина за рукав, будто Давнишняя знакомая.

— Ужасно, правда? — сказала она. — Кто бы мог подумать, здесь всегда так тихо.

Мартин потрепал собаку за побитую молью холку. Пес стоял неподвижно, только подрагивающий хвост выдавал, что он доволен. Лабрадор напомнил Мартину игрушечных собак на колесиках, которых таскают за собой дети. У них с Кристофером была такая, вроде терьера. Однажды отец споткнулся об нее и пришел в такую ярость, что схватил пластмассовую зверюшку за рукоятку и вышвырнул в окно гостиной. Такое поведение у них дома считалось нормальным. Не дома, а «на домашнем фронте», как говорил отец. Это была генеральная репетиция вышвыривания живой собаки, дворняжки, в окно гостиной семейной казармы в Германии. Игрушечная собака выжила, живая — нет. Мартин вспомнил, как вчера швырнул свой ноутбук, — неужели он получил скрытое удовольствие от этого приступа агрессии? Неужели, боже упаси, в нем есть что-то от отца?

— Подумать только, никто ничего не слышал, — сказала старушка с лабрадором.

— Не слышал чего? Что случилось? — спросил у нее Мартин, косясь на полицейского и думая, что, может быть, об этом нельзя спрашивать, что это большая тайна, знать которую ему не положено.

Может, выяснилось, что Ричард Моут — террорист, хотя это вряд ли, учитывая, что ему до лампочки все, что не имеет отношения к Ричарду Моуту. Ричард! Что-то случилось с Ричардом?

— Ричард Моут, — сказал он полицейскому, — комик, он у меня гостит, с ним что-то случилось?

Констебль нахмурился и снова заговорил по рации, на этот раз быстрее, а потом обратился к старушке с лабрадором:

— Боюсь, мне придется попросить вас уйти, мадам.

Вместо того чтобы уйти, старуха придвинулась ближе к Мартину и заговорщически прошептала:

— Алекс Блейк, писатель-детективщик, его убили.

— Алекс Блейк — это я, — сказал Мартин.

— Я думал, вы Мартин Кэннинг, сэр? — возразил полицейский.

— Правильно, — сказал Мартин, но вышло не слишком убедительно.

Серьезного вида мужчина представился Мартину как «суперинтендант Роберт Кэмбл» и прошелся с ним по всему дому, точно риелтор, отчаявшийся сбыть с рук неудачный объект недвижимости. Мартину дали что-то вроде бумажных шапочек для душа и велели надеть поверх обуви («На месте преступления еще работают, сэр»), а суперинтендант Кэмбл сказал почти шепотом: «Ступайте легко, сэр», — словно собрался цитировать Йейтса.[84]

Среди руин гостиной Мартин заметил пару криминалистов — обычные спецы, занятые своим делом, ничего общего с красавцами и пижонами из «CSI: Место преступления». В его романах криминалистов не было и в помине, преступления раскрывались благодаря интуиции, совпадениям и внезапным догадкам. Иногда Нина Райли прибегала к совету старого дядюшкиного друга, самозваного «криминолога на пенсии». «Ах, дорогой мой Сэмюэл, что бы бедная девушка делала без помощи вашего блестящего ума?» Мартин понятия не имел, что еще за «криминолог», главное — он восполнял пробелы в образовании Нины Райли.

Кстати, криминолог жил в Эдинбурге, и Нина только что нанесла ему визит в его доме рядом с Ботаническим садом. Сейчас она находилась на сто пятидесятой странице, по пути обратно на Черный остров, и висела на мосту через Форт, пока у нее над головой «грохотал, как дракон», поезд Эдинбург — Данди. Драконы грохочут? «Да, Берти, попали мы в переделку. Слава богу, это был не экспресс Кингз-Кросс — Инвернесс, вот что я тебе скажу!» Из гостиной несло мертвечиной. Ричард все еще там? Мартина передернуло, и он почувствовал, что у него дрожит левая рука. Нет-нет, суперинтендант Кэмбл уверил его, что тело уже увезли в полицейский морг. Дом был отравлен мертвым Ричардом Моутом так же, как прежде был отравлен живым. Он напомнил себе, что реальности не существует, что есть только наносекунда, атом вдоха. Вдоха, воняющего мясной лавкой. Мартин обрадовался, что ничего не ел ни на завтрак, ни на обед.

— Как он умер? — Хочет ли он это знать?

— Мы еще не получили результатов вскрытия, мистер Кэннинг.

Мартин ждал подходящего момента, чтобы сказать: «Я эту ночь провел в отеле, где человек с пистолетом накачал меня наркотиками», но Кэмбл все спрашивал его, «не пропало ли чего в доме». Мартину на ум пришли только часы, но они пропали еще позавчера.

— «Ролекс», — сказал он, и следователь поднял бровь:

— Восемнадцатикаратный «Яхт-мастер»? Как тот, что был на руке у мистера Моута?

— На нем были мои часы? Вы считаете, что Ричарда убил грабитель? Кто-то залез в дом, думая, что никого нет, — (потому что я провел ночь в отеле, где человек с пистолетом накачал меня наркотиками), — а Ричард спустился вниз и застал его врасплох? — Мартин слышал себя со стороны — прямо ведущий криминальных новостей. Он хотел остановиться, но не мог. — Он спугнул грабителя?

— Судя по всему, убийство непредумышленное, — уклончиво сказал Кэмбл. — Возможно, застигнутый врасплох грабитель, как вы и сказали, но мы не торопимся с выводами. Кроме того, взлома не было. Мистер Моут либо открыл убийце дверь, либо привел его с собой. По оценке экспертов, он умер где-то между четырьмя и семью утра.

На лестнице их обогнала женщина в полицейской форме. В доме было полно чужих людей. Мартин сам чувствовал себя здесь чужим. Женщина несла большую пластмассовую коробку, похожую на хлебницу, держа ее как можно дальше от себя, словно внутри было что-то опасное или очень хрупкое.

— Разминуться на лестнице, — заявила она своему начальнику, — плохая примета. — И добавила, смеясь и качая головой: — А внизу полно битых зеркал.

Кэмбл неодобрительно нахмурился.

— Мы не нашли орудия убийства, — сказал он Мартину. — Нам нужно знать, не пропало ли из дома чего-то такого, чем могли убить мистера Моута.

«Орудие убийства» — в его милом мёрчистонском доме это звучало нелепо. Это были слова из лексикона Нины Райли. «Итак, Берти, лэрда убили сосулькой с навеса над голубятней. Преступник просто швырнул ее в печь, вот почему полиция так и не нашла орудия убийства». Мартин подозревал, что позаимствовал этот сюжетный ход у Агаты Кристи. Ну так ведь нет ничего нового под солнцем.

— Нельзя исключать вероятность того, что у убийцы был личный мотив, Мартин.

Мартин не заметил, в какой момент превратился из «сэра» в «Мартина».

— Вы хотите сказать, что кто-то пришел сюда специально, чтобы убить Ричарда? — спросил он.

Мартина это не удивило бы, Ричард вполне мог вызвать подобное желание.

— Ну и это тоже, — замялся Кэмбл, — но я имел в виду вас. Мартин, у вас есть враги? Может, кто-то хочет вас убить?

Зловещая аура проклятия, сродни ашеровскому, в один миг накрыла дом мокрым саваном. По комнатам расползлась смерть. У Мартина страшно разболелась голова. Смерть нашла его. Пусть она и не забрала его с собой, но она нашла его. И собиралась потребовать воздаяния.

Роберт Кэмбл проводил Мартина в «комнату его друга. Мартину хотелось сказать: «Он не был мне другом», но, учитывая случившееся, это прозвучало бы жестоко и бессердечно.

Мартин не заходил в эту комнату с того дня, как впервые показал ее Ричарду со словами: «Если что-нибудь понадобится — не стесняйся, говори». Тогда это была «комната для гостей» со стенами, обитыми бело-голубой тканью туаль-де-жуи, с кремовым ковром на полу и аккуратной пирамидой из белых полотенец на французской кровати с изогнутой спинкой — пирамиду венчал кусок ландышевого мыла «Крэбтри и Ивлин». («Мартин, ты всегда такой аккуратист?» — хохотнул Ричард, увидев все это. «Да», — ответил Мартин.)

Теперь комната для гостей напоминала ночлежку. Судя по вони, Ричард таскал домой фастфуд — и впрямь, под кроватью оказалась коробка из-под пиццы, в которой еще оставался кусок холодной пеперони, и контейнер из фольги, вероятно с китайской едой, а также тарелки и блюдца, полные окурков. Пол был усеян скомканными грязными носками, трусами, использованными салфетками (бог знает, что он ими вытирал), всевозможными бумажками, покрытыми каракулями, и порножурналами.

— Чистюлей он не был, — сказал Мартин.

— Как вы думаете, здесь чего-нибудь не хватает?

— Извините, мне трудно сказать.

Здесь не хватало Ричарда Моута, но это было очевидно без слов.

Констебль рылся в полиэтиленовом пакете, набитом корреспонденцией.