За Тихим Доном (СИ) - Шефф Вийя

Слегка покачиваясь под музыку, утыкаюсь носом в волосы Машеньки.

— Роман, обниматься на людях неприлично, — сделала замечание Варвара Петровна.

Ой, не лечите меня!

— А что прилично? Стоять по стойке смирно? А если это любовь?

— Любовь — дело интимное. Чувства нужно показывать взглядом. А остальное наедине...

— Варвара Петровна, я орать на весь мир хочу, а вы " наедине". Наедине у нас другие телодвижения.

— Шолохов! — одёрнула меня Клинская и натянула виноватую улыбку.

— Всегда был невоспитанным грубияном и похабником, — морщится Медведева.

— Варвара, отстань от детей! Пусть наслаждаются юностью. Это их праздник, — осадил её Медведев старший.

Ещё бы я загонялся о том, что обо мне думает совершенно чужая мне женщина, пусть она и мать моего лучшего друга. Поздно меняться, я такой, какой есть.

Постепенно вся наша компания подтянулась, собрались за одним столом. Поздравления для Лешки и Сони сыпались, как из рога изобилия.

Маша моя смотрела на всё это горящими глазами: толи от впечатления, толи от выпитого шампанского.

Ловлю под столом её пальчики и сжимаю в замок. Краснеет от смущения.

Большим пальцем вожу по её руке. Закусывает губу.

— Перестань... У меня мурашки...

— Пойдём, потанцуем? — произношу ей в шею.

— Ты умеешь танцевать? — удивляется.

— О, ты будешь в шоке, — вытягиваю её из-за стола.

Робко делает первые шаги на танцполе, словно боится, что я оттопчу ей ноги. Притягиваю уверенным рывком, ставя в позу. Бровки Клинской взлетают вверх.

"Все постоянно говорят, что счастье любит тишину..."

Уверенные движения и повороты. Маша входит в раж и начинает отвечать в танце.

"А я хочу, чтобы на нас глядя, плакал Голливуд..."

Раскручиваю её то в одну, то в другую сторону. Поворот, обхват за талию. Рукой слегка приподнимаю юбку. Но это обман...

Отпихиваю, не отпуская руки. Снова притягию, закрутив и снова в объятья. Наши бёдра двигаются в такт музыке. На финале глубокий наклон вниз.

Маша смотрит огромными и возбуждёнными глазами, с трудом переводя дыхание. Мы словили аплодисменты.

Увожу её с танцпола, чтобы она могла отдышаться к собравшейся компании друзей.

— Вау! Огнище, Тихий! — подпрыгивает Алка.

— Не знала, что ты умеешь ТАК танцевать, — выдыхает Клинская.

— Просто у кого-то в одиннадцатом классе был роман с учительницей танцев, вот она его и надрессировала, — со злостью выдаёт Саша.

Блядь... Ну, успокойся ты уже! Сколько можно! Вот и сейчас решила говна на вентилятор кинуть.

Маша сразу в лице изменилась. В глазах проскользнула сталь, а губы сжала в тонкую полоску.

— Это давно было...

— Вот тебе надо было это ляпнуть?! — наехала на Сашку Алла. — Не можешь ты язык за зубами держать, так засунь в жопу! Маш, не обращай внимание. Это реально давно было, — взяла её за руку. — Пойдём, подышим свежим воздухом, — увела Клинскую с собой.

— Алка права. Саш, ты перегибаешь, — очередной наезд от Лёхи.

— Да пошли вы! — психанула и побежала к выходу.

— Пусть идёт. Может, подумает своей башкой, что иногда нужно промолчать.

Маша и Алла стояли на мостике и о чем-то разговаривали. Пригорало подойти, но Алка умеет убеждать людей, так что пусть поговорят.

Сидел на стуле и всматривался в рисунок частичек мякоти сока на дне стакана, когда сзади подошла Маша и обняла за шею.

— Я не злюсь... — шепотом на ухо.

Потерлась носом о мою щеку. С сердца упали тиски.

— Машенька, у меня ты одна... Всё что было — давно в прошлом...

— Я знаю... Я тебя тоже люблю...

Глава 45

Просматриваю карту движения машин по рейсам. Всё без изменений. Есть одно отклонение, но там аптека. Заболеть могло у водителя что-нибудь.

Человечек отзвонился, что ничего подозрительного не было. Он новый и эта сучка Ковалевская вряд ли его направит куда надо. Но уши он греет.

Звоню Кравцову и вызываю к себе. Приходит с каким-то волнением.

— Что-то случилось, Роман Эминович?

— Садись. Разговор будет конфиденциальный.

— Хорошо...

— Кто из водителей у нас работает примерно полтора-два года?

Он задумывается, поднимая глаза вверх.

— Хомутов... И Абрамов... Последний чуть больше года. Остальные давно... А что?

— Ничего. Кто-нибудь из них тесно общается с Ковалевской?

— Да ну! Вы что?! Она же вся из себя такая королева, а это челядь,-кривится.

— Может случайно видели? Разговаривали где-то...

— Да, видел. С Абрамовым пару раз. Но вроде по делу, она инструкции какие-то давала...

— Понятно. Спасибо! Можете быть свободны, — отпускаю его.

Смотрит на меня косо, но выходит без вопросов.

Яна сама здесь всего два года работает. За полгода стала из статистки заведующей отделом логистики. Подозрительно как-то...

Эх, если бы не сердце отца, прижал бы его к стенке и попросил объяснений. А так только догадки. И они хреновые... На первом месте — любовница. Но я даже думать об этом не хочу. Для меня наша семья всегда — святое.

Заходит Маша, ставит на стол чашку кофе. Ксения Анатольевна заболела и теперь Клинская ещё и за неё.

— Как подвижки? — кивает на экран компьютера. Там карта.

— Никак. Пока...

— Ром... — мнётся. — Мне кое-что надо тебе сказать...

— Ну, — беру чашку.

— Только не пей, — давит мне на руку, опуская кофе обратно на стол. — А то захлебнёшься.

Так-с! Что-то серьёзное. Я в голове прокручиваю варианты.

— Яна была любовницей твоего отца, — тихо.

— Что?

— Она сама мне сказала...

— Так и сказала?

— Нет. Если быть точной — я приучила, есть его со своей руки... Но весь офис знает.

— Один я, как лошара, — резко встаю и подхожу к окну.

Минуту назад я думал о том же самом...

Маша подходит сзади, обнимает за плечи и прижимается к спине.

Теплая... Родная... Как можно изменять той, которую любишь?..

— Зачем он так с мамой?..

— Женщины могут быть коварны и ищут брешь в отношениях, чтобы за неё зацепиться. Ты же не знаешь, как они живут, когда тебя нет рядом, — успокаивающе поглаживает.

— Думаешь, мама знала? — поворачиваюсь к ней.

— Не знаю... Надеюсь, что нет. Это унизительно для женщины...

— Я ведь даже у него спросить не могу. Это его убить может...

— Значит, просто молчи. И уволь Ковалевскую.

— Без оснований? Она на меня в суд подаст. Я должен её прижать. Но она пока осторожничает. Возможно, догадывается, что под неё копают. Хитрая блядина...

— Рома!

— А как её ещё назвать? Блядь — она и в Африке блядь!

Обречённо вздыхает и качает головой.

— Что дальше делать будешь?

— С твоей информацией? Копить злость, чтобы потом придушить гадину, — ударяю рукой по листу цветка.

— Ты сдашь её в полицию? — присаживается на подоконник.

— Не решил ещё... Могу всю компанию под удар поставить. Заявление в полицию — аудит всего. А у отца мутки с налогами... Я пытаюсь всё исправить, но там годами махинации. Мне тяжело...

Обнимаю её и зарываюсь лицом в волосы. Она так вкусно пахнет.

Просто молча обнимаемся. Даже не двигаемся. Вдруг отстраняется и смотрит на меня горящими глазами.

— А если её вывести из равновесия. Намекнуть, что ты знаешь, что она ворует. Захочет спрятать концы, тут и поймаем.

— А ты умница, Клинская!

— Не зря я учила поведение людей, — нагло улыбается.

Ковалевская недоверчиво смотрит то на меня, то на Машу, которая скромно сидит в углу дивана и крутит локон на палец.

— Присаживайтесь, — показываю на кресло.

Садится на краешек. Чует, что сейчас её прессовать будут.

Встаю и обхожу её сзади, прямо за её спиной.

— Расскажите мне, Яна Артемьевна, как вы выдавали свежий товар за просрочку и продавали через левые точки.