Платье от Фортуни - Розалинда Лейкер
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
– Он на Большом Канале?
– Нет, но недалеко. Фортуни, вернее, дон Мариано, он любит, чтобы к нему так обращались, живет там уже несколько лет. С тех пор, как переехал из дома матери на берегу Большого Канала – Палаццо Мартиненго.
Во время приема Жюльетт пользовалась необычайным успехом и не могла танцевать с Марко так часто, как ей хотелось бы. Но синьор Романелли легко находил общий язык с самыми разными людьми. Когда бы ни посмотрела на него Жюльетт, он всегда увлеченно беседовал. Женщины находили его итальянскую внешность более чем привлекательной.
Последний танец перед ужином Жюльетт оставила для Марко.
– Будете ли вы заезжать в Париж по дороге домой? – спросила девушка, когда вальс окончился, и все направились в столовую.
– На этот раз – нет, у меня слишком много дел на родине.
– А вы были в Японии на шелкопрядильной фабрике?
– Да, три года назад. Что вы думаете о шелках, которые я поставляю Фортуни?
– Мне хотелось бы, чтобы его дельфийские шелка снискали себе ту славу, которую они заслуживают.
– О Фортуни не стоит беспокоиться. Он индивидуалист и не интересуется общественным признанием. Он влюблен в прошлое, в богатые, роскошные ткани, искусство и архитектуру ушедших веков. Древние связи Венеции с Востоком, возможно, сыграли свою роль. Он обожает свой город и был бы счастлив, если бы мог одеваться как Марко Поло.
– Как интересно и увлекательно все, что вы говорите о нем.
В конце вечера Жюльетт простилась с Марко.
– До встречи в Париже!
– До встречи! – отозвался он. – Передайте мой привет Николаю.
– Обязательно.
Все дела Жюльетт улажены и можно уезжать домой. Но Габриэла не хотела отпускать подругу, ведь в Лондоне еще можно посмотреть очень многое! К тому же, было неизвестно, когда возвращается Николай. Жюльетт получила от него только одно письмо. Кроме искренних выражений любви, оно содержало менее радостные вести: ситуация в России со времен его предшествующего визита сильно ухудшилась. По распоряжению отца у ворот особняка Карсавиных установлена охрана, но сам старик с печалью смотрит на вооруженных людей, вспоминая светлые годы детства и юности. Николай ничего не писал о том, как семья Карсавиных отнеслась к его идее брака, но Жюльетт и так поняла, что ее опасения оправдались. Больше, чем когда-либо, ей хотелось вернуться в Париж и встретиться с любимым.
– Мне нужно уехать в пятницу, – твердо сказала девушка за завтраком. – Я узнала расписание паромов в Дувр. Вечером буду в Париже.
Габриэла и Дерек отправились проводить Жюльетт. На вокзале Виктория Габриэла разрыдалась, умоляя подругу быть осторожной и заботиться о себе.
– В любом случае, ты всегда можешь приехать и жить с нами в Лондоне, – голос ее срывался.
Пораженная Жюльетт не понимала причины такого поведения подруги. Она посмотрела на Дерека. Тот только пожал плечами.
– У Габриэлы возникла странная мысль: если ты не будешь здесь, с нами, то обязательно произойдет что-то плохое. Жюльетт, я уверен, что ты умеешь находить свою дорогу в жизни.
– Конечно, – девушка улыбнулась, глядя в озабоченное лицо подруги. – Не волнуйся за меня. В мире моды волчьи законы, но эти волки скорее пугают, чем кусают.
Ее фраза возымела некоторый эффект – Габриэла улыбнулась сквозь слезы.
* * *Когда Жюльетт прибыла домой, Париж уже светился первыми вечерними огнями. Дениза еще не вернулась из ателье. В коридоре на подносе для писем лежала записка от Николая. Жюльетт вскрыла конверт – письмо написано три дня назад. Николай в Париже, но уже получил указание от дяди отправиться в Брюссель по дипломатическим делам. Николай сообщал, что пытается оттянуть отъезд, чтобы увидеться с Жюльетт. Она тут же позвонила в его номер в отеле. Слуга Николая, узнав ее имя, сообщил, что граф Карсавин уезжает из Парижа завтра в полдень, а сейчас находится в своей мастерской. Даже не переодевшись, прямо в дорожном платье, Жюльетт выбежала из дома и наняла экипаж.
Задыхаясь от волнения, она увидела светящиеся окна мастерской. Жюльетт бросилась к двери, широко распахнула ее.
Николай стоял у завершенной скульптуры. Резко повернувшись, он радостно улыбнулся.
– Боже, ты вернулась! – воскликнул он охрипшим от волнения голосом.
Жюльетт бросилась к нему в объятия. Они поцеловались так страстно, словно пытались утолить голод разлуки. Одежда упала на пол, и через мгновение два тела, казалось, слились воедино. Их охватила такая страсть, что Жюльетт не смогла сдержать стонов почти невыносимого удовольствия. Они закончили одновременно…
Нежась в объятиях друг друга, они улыбались, вновь целовались, наслаждаясь прикосновениями тел, чувствуя, что только вдвоем могут быть счастливы.
– Ты – моя жизнь, – прошептал Николай, – моя единственная любовь.
Она прижалась губами к его рту, боясь, что Николай снова заговорит о будущем. Сегодняшний день принадлежит ей, ничто во внешнем мире не имеет право проникнуть сквозь запертую дверь, сквозь окно с задернутыми шторами.
Николай вновь любил ее, уже неторопливо, успокаивая поцелуями и лаской, от которых страстная натура Жюльетт словно поднималась к небесам. Так прошла ночь. Только под утро они уснули в объятиях друг друга. Ее медные волосы опутали его плечи и шею.
Утром Жюльетт еще спала и не слышала, как Николай вышел на кухню и приготовил кофе. Девушка проснулась, когда он вернулся в комнату с двумя дымящимися чашками в накинутом на плечи халате натурщика.
– Здравствуй, cherie.[14]
Жюльетт привстала в кровати, отбросив со лба волосы, и улыбнулась.
– Который час? – спросила она, уютно подоткнув подушку под спину.
Николай протянул ей чашку.
– Девять. Рано, не хотел тебя будить, но должен еще побывать в посольстве до того, как уеду. Сегодня в полдень, с вокзала Сент-Лазар, – его лицо стало серьезным. – Мы не говорили об этом ночью, может быть, стоит сейчас…
Она неохотно кивнула, зная, что пришло то время, которое несет им тревогу, беду. – Да.
Его откровенные слова заставили девушку вздрогнуть.
– Я должен вернуться домой в конце следующей недели прямо из Бельгии. Мои дни в Париже… Их больше нет.
Жюльетт, потрясенная, неотрывно смотрела на него.
– Я многое понял, – хмуро продолжал Николай. – Во Франции я жил, словно в раю – раю для глупцов, стараясь не замечать, как нужен на родине.
– Твой отец болен? Николай покачал головой.
– Нет, хотя уже далеко не молод. Доктор уверил меня, что при наличии ухода и заботы, отец протянет еще много лет.
– И ты принял решение? – Жюльетт боялась услышать ответ. Взгляд Николая стал жестким.