Магия венецианского стекла - Наталья Солнцева

Боясь разбередить зияющую внутри нее кровоточащую рану, Степнова болезненно реагировала на любой вопрос, любое напоминание о смерти дочери, – нарочитой грубостью прикрывая свое запоздалое раскаяние.

Уйдя из жизни так противоестественно и страшно, Марина жестоко отомстила матери за их разрыв, оставшись недосягаемой для примирения и прощения. Мертвая, дочь добилась того, что не удалось ей живой, – мать и отчим стали отдаляться друг от друга. Тамара Валентиновна словно прозрела и начала отыскивать в муже те самые недостатки, на которые ей безуспешно указывала Марина. Он тоже был виноват в смерти ее единственного ребенка…

Как неизлечимо больных порой бесит здоровье окружающих, так и подавленных непосильным горем людей невольно раздражают веселье и умиротворенность других. Им кажется, что все должны страдать и плакать вместе с ними.

– Это мы убили Марину, – твердила Степнова, глядя на мужа.

– Скажи лучше, я ее убил! Ты здесь ни при чем. До моего появления вы жили дружно и счастливо.

– Зачем ты на мне женился? Ты же меня не любишь!

Осокин перестал возражать. Он не видел в этом смысла.

– Мне уже намекали, что квартира Марины достанется нам. Разумеется, мне это выгодно в первую очередь, – я не привык ютиться в одной комнатушке! – саркастически восклицал он. – Так вот, я не собираюсь никого ни в чем разубеждать. Запомни одно: у меня не очень большие запросы и достаточно средств для их удовлетворения. Мой бизнес приносит доход, я не наделал долгов, не набрал кредитов и отлично обхожусь тем, что имею. Мне нужно от жизни совсем другое…

– Интересно, что?

– Ты не поймешь.

После подобных бесед наступало долгое напряженное молчание. Тамара Валентиновна глотала слезы, супруг включал телевизор и смотрел все подряд, вернее, просто сидел, уставившись на экран.

Однажды вечером, вернувшись, как обычно поздно домой, Осокин застал жену спящей в раскладном кресле, а не на диване. Бунт на корабле? С неопределенным вздохом, Герасим Петрович переоделся, положил купленные в ночном супермаркете продукты в холодильник, налил себе чаю и задумался. А не переехать ли ему к себе? Взвесив все «за» и «против», он решил пока повременить.

Глава 26

Перед тем, как отправиться на встречу с Борисовым, Матвей долго ворчал.

– Он в два счета меня раскусит! Как я буду выглядеть?

– По-моему, мы здорово придумали! – убеждала его Астра. – Все очень правдоподобно. Свою машину не бери и настоящего имени не называй. Внешность тоже не мешало бы изменить. Усы, затемненные очки, берет… – она рассмеялась. – Как у Штирлица! Помнишь?

– Издеваешься?! Где я все это возьму?

– Ты же сам признался, что любишь переодеваться, – посмеивалась Астра. – Я, по крайней мере, не предлагаю тебе облачиться в камзол и парик! Это слишком экстравагантно для Борисова. Он неправильно поймет.

В конце концов, какой-то берет и очки в толстой роговой оправе нашлись на антресоли, а вот за усами и клеем пришлось съездить в магазин, торгующий подобными штуковинами.

– Что за полоса пошла? – возмущался Карелин. – Сплошные маскарады!

Астра прыскала со смеху, глядя на него.

– Он может пустить по твоему следу своих парней, – предупредила она. – Будь начеку.

– Ты его боишься? Он же работает на твоего отца!

– В том-то и дело. Не хочу, чтобы папа узнал, где я нахожусь.

– Намереваешься играть в прятки?

– Так получилось.

Как бы там ни было, Матвей собрался и поехал. Спустившись в метро, позвонил Борисову и назвал место встречи, – у Ярославского вокзала. Там сновало столько народу, что нырнуть в толпу и раствориться не составит труда.

– Где именно вас ждать? – спросил тот. – И как мы узнаем друг друга?

Матвей объяснил.

– Я сам подойду, – добавил он. – Астра вас описала.

Тем временем виновница событий сидела у окна, гадая, поверит ли Борисов в их легенду. Наверняка он знает все подробности смерти Марины, но захочет ли поделиться информацией?

Ее вдруг потянуло заглянуть в «венецианское» зеркало. Его золотистая глубина его обладала непостижимым свойством порождать ожидание, – как будто обещая какое-то откровение, акт чародейства или волшебной метаморфозы.

– Что я надеюсь увидеть, кроме своего лица? – шептала Астра.

Однако само ее лицо в этом зеркале обретало неуловимую несхожесть с оригиналом, и Астра всматривалась в собственные черты, начиная сомневаться: я ли это?

Глаза, брови, щеки, губы и подбородок зеркало искажало самую малость, но в целом из его бронзовой рамы на Астру глядела другая женщина. Каждый раз солнечные лучи или электрический свет падали таким образом, что надо лбом этой другой, чуть выше линии волос появлялся сияющий блик.

– Над тобой звезда горит? – спросила Астра, обращаясь к отражению. – Или мне кажется?

Женщина в зеркале шевелила губами точь-в-точь как она.

«Не кажется! – поняла Астра. – Это основное отличие между нами».

– Ну, что скажешь?

Другая повторяла все ее движения.

– У тебя цвет лица потрясающий. Но Матвей раскрыл мне твой секрет: старые мастера добавляли в отражающий состав золото, чтобы красавицы видели себя еще более прекрасными, а дурнушки становились миловидными.

Действительно, Карелин много знал о зеркалах. Когда-то в юности он мечтал изобрести или сконструировать зеркало, которое не отражало бы людей. Даже придумал ему название, – «иллюзия небытия».

Астра напряженно, до боли в глазах всматривалась в зеркало, и вдруг ее отражение поблекло и сменилось мертвым лицом Марины. На иссиня-белой коже черными крапинками выступали веснушки, черные губы запеклись…

– Ты виновата в моей смерти, – беззвучно произнесла она. – Из-за тебя я лежу в земле вместе со своим ребенком…

– А-а! – вскрикнула Астра и отпрянула. – А-аа-а… что это?

Другая в зеркале испугалась не меньше. Никакой Марины, конечно, же, и в помине не было.

– Почудилось, – стуча зубами, вымолвила Астра.

И тут она вспомнила, как Ида Вильгельмовна с кем-то разговаривала, сидя в своей спальне. Уж не с зеркалом ли?

Дрожа от страха, Астра поскорее завернула зеркало в кусок бархата и спрятала в шкаф.

– Ф-фу-уу, ужас какой…

Чтобы чем-то занять себя до возвращения Матвея, она села рассматривать фотографии, сделанные им в усадьбе «Глинки». Он показал ей книгу о Брюсе и признался в своем увлечении этим человеком.

– Представляешь, шотландский король Роберт I – его предок! А сам Яков Брюс был великим ученым, опередившим свое время. Он родился в России и служил ей верой и правдой.

Астра пожимала плечами; ей приходилось слышать о Брюсе в связи с масонами и поисками кладов, но мельком.

Карелин оказался хорошим фотографом, – выбирал удачные ракурсы, и все снимки дышали романтической прелестью загородной усадьбы начала восемнадцатого века. Вот тенистые аллеи парка, общий вид главного дома в желто-белых тонах… чудесный пруд… одноэтажный павильон… а вот некоторые детали фасада вблизи, – ниши с раковинами, декорированные наличники окон, маски…

Матвей прав, – это то самое здание, что и на кассете! Но как усадьба Брюса связана с образами и общим замыслом фильма? Может быть, дело не в усадьбе, а в масках?

Додумать мысль ей помешал звук поворачиваемого в дверном замке ключа…

Юрий Тимофеевич, не перебивая, выслушал доклад Борисова.

– Получается, они друг друга стоят, – заключил он. – Захарка-подлец изменял Астре с ее подругой, но и невеста оказалась не промах: сбежала к другому мужчине. Я одного не пойму, почему она нам с матерью не призналась? Разве мы бы не поняли? Сердцу не прикажешь. – Он помолчал, барабаня пальцами по столу. – Какой он хоть с виду-то, ее избранник?

– Рослый, хорошо сложен. Лица я не рассмотрел. Берет, очки, усы, скорее всего, приклеенные, – родная мама не узнает.

– К чему этот маскарад? – взорвался Ельцов. – Детский сад какой-то, ей-богу!

– Видимо, Астра Юрьевна опасается притеснений с вашей стороны… – предположил Борисов. – Она хочет самостоятельности, независимости. Ну и неудобно ей перед вами, стыдно.

– Неудобно! А мне каково? Говоришь, она не знала о смерти Марины?

– Так утверждает ее… э-э… гражданский супруг. Он тоже пожелал остаться неизвестным, – пока что. И предупредил: если мы вздумаем вмешиваться в их личную жизнь, то они уедут очень далеко и навсегда. Естественно, не оставив адреса.

– Бред какой-то! Что за девицу мы с Лёлей вырастили на свою голову? – Ельцов положил под язык таблетку валидола и сердито засопел. – Жене нельзя всего говорить. Она с ума сойдет.

– В сущности, никакой трагедии я не вижу, – осторожно начал Борисов. – Главное, ваша дочь жива, с ней все в порядке, она… счастлива. Пусть молодые поживут, как считают нужным, а там видно будет.

– А если этот проходимец – женат? Если у него семеро по лавкам? Если он вообще брачный аферист? Узнал, небось, чья она дочь, и решил вскружить дурехе голову. Астра неопытна, не знает жизни. Мы с Лёлей пестовали ее, пылинки сдували, ограждали от всех напастей не для того, чтобы отдать в руки первому попавшемуся уроду!