Наказать и дать умереть - Матс Ульссон

– Как вы можете об этом судить? Вы были с ней знакомы? – не удержался я.

– С ней – нет. Но знал достаточно таких, как она.

– О чем вы?

Его лицо вспыхнуло.

– А вы-то кто такой? И какое имеете ко всему этому отношение?

– Я встречался с Арне Йонссоном и с Бодиль Нильссон и знаю, что тот мужчина несколько лет разъезжал по Смоланду и Сконе, подбирал на дороге молодых женщин и порол их розгами. Знакомо?

– Что знакомо? – испугался Йоте.

– Это все дело рук одного и того же человека и…

– Я не желаю об этом разговаривать, я звоню Биргит, – запаниковал старик.

Он потянулся к кнопке вызова на подлокотнике кресла.

– Чего вы боитесь? – сказал я как можно спокойнее. – Знаете ли вы, что сейчас объявился человек, который занимается чем-то похожим, с той разницей, что он убивает женщин? Вам это известно?

На несколько минут Йоте замер, опустив руку. В тишине тикали стенные часы. Они всегда тикают в комнатах пожилых людей.

– Вы тоже журналист? – спросил наконец Йоте.

– Уже нет, – возразил я.

– Но я видел вас по телевизору.

«Вот что значит однажды проснуться знаменитым, – подумал я. – И это после двух или трех теледебатов».

Я махнул рукой:

– Я завязал.

– Простите, что? – не понял Йоте.

– Так, ничего.

– Если бы я знал, что вы из газеты, велел бы Биргит отправить вас к черту! Здесь нечего копать! – Он даже покраснел от возмущения.

– Не уверен, – покачал головой я.

– Идите к черту!

– Я оказался поневоле замешанным в это дело, – объяснил я. – Кроме того, я беседовал с Бодиль Нильссон и поверил ее рассказу. Это все. И знаете, сделай вы двадцать один год назад то, что до́лжно, возможно, две женщины сегодня избежали бы смерти.

– Думайте что хотите. – Йоте развел руками. – У нас в то время имелись проблемы поважнее, чем защищать пьяных потаскушек, которых вполне заслуженно выпороли.

– Откуда вам известно, что она была пьяна? Она не говорила об этом ни вам, ни кому-либо другому.

Йоте пожал плечами:

– Об этом догадывались все, кроме ее матери. Так чего вы от меня хотите?

Я вздохнул. Надежда разжиться новой информацией рассеялась как дым. Арне оказался прав: Йоте Сандстедт – человек старой закалки, к тому же весьма недалекий.

– Тогда уходите, сейчас начнется «Макгайвер».

– У вас есть дети? – поинтересовался я.

– Это вас не касается.

– Надеюсь, у вас их нет.

Я повернулся и пошел к выходу, прежде чем он успел ответить.

Хлопнула дверь. В холле Биргит Лёвстрём спросила, узнал ли меня Йоте Сандстедт.

– Да, мы приятно побеседовали, – ответил я.

– Рада была помочь.

Уже на пороге я вспомнил про автомобиль, удалявшийся по аллее от парковочной площадки, когда я ставил свою машину.

Я вернулся к Биргит Лёвстрём:

– Скажите, фру Лёвстрём, вы не знаете, что за машина отъезжала от этого здания полчаса тому назад?

– Нет.

– Никогда не видел такой странной модели.

– Последний визитер, который у нас был перед вами, навещал Йоте.

– И кто он?

Она пристально посмотрела мне в глаза:

– А вам зачем?

В этот момент на ее столе замигала красная лампочка.

– Это Йоте. – Медсестра посмотрела на меня осуждающе.

Она вскочила и исчезла в коридоре. Я проводил ее взглядом и пошел к выходу.

Когда я садился в машину, Биргит Лёвстрём возникла на крыльце.

Я помахал ей рукой, но она не ответила.

На что мог обидеться Йоте? Конечно, я намекнул, что больше двадцати лет назад он не сделал свою работу. Вероятно, мне не следовало этого говорить. В конце концов, я ведь тоже не вполне чист перед полицией. Я испытывал угрызения совести, тем не менее правда оставалась правдой: поймай Йоте Сандстедт тогда «экзекутора» Бодиль Нильссон, Ульрика Пальмгрен и Юстина Каспршик были бы сейчас живы.

Я остановился и загрузил в GPS новый адрес. Его я тоже получил от Арне Йонссона, располагавшего обширной сетью нужных мне контактов.

На этот раз мой путь лежал в Треллеборг. Он сильно изменился со времен моего детства. От городка, который я помнил, осталось одно название.

Он стоял на трассе. Бодиль Нильссон оказалась права: Альбексстугана больше не существовало. На его месте была транспортная развязка, оглядывая которую я с трудом представлял событие, происшедшее здесь двадцать один год назад.

Перед моими глазами, через равные, как казалось, промежутки времени, возникали и тут же исчезали огромные грузовики. Многие из них прибыли издалека – Польши, Германии – и через Смоланд, Сконе, Халланд направлялись в Гётеборг или Стокгольм. Я понятия не имел, где нахожусь, но послушно следовал указаниям женского голоса из динамика GPS и в конце концов доехал почти до «Вонгаваллен».

На этом футбольном стадионе кипела жизнь, хотя я давно уже ничего о нем не слышал. Команда «Треллеборг-ФФ» вылетела из высшей лиги, что вряд ли огорчило местных жителей, давно не интересующихся футболом.

Анн-Луиз Бергкрантц, урожденная Герндт, проживала в маленьком переулке неподалеку от «Вонгаваллен».

– Прибыли, – объявил женский механический голос.

Я остановился неподалеку от большой виллы из желтого кирпича.

Выключил GPS и доехал сам до конца переулка, где стоял нужный дом. Уже возле желтой виллы я заприметил во дворе одинокую фигуру, однако ее было трудно разглядеть за окружавшими двор кустами сирени.

Крышу венчала параболическая антенна, к гаражу справа от дома вела асфальтированная дорога. В целом квартал состоял из добротных особняков сороковых – пятидесятых годов традиционной постройки, населенных, однако, молодыми семьями. В этом я убедился, когда вышел из машины в самом конце улицы. Во дворах валялись разноцветные мячи, стояли трехколесные велосипеды и пластмассовые автомобили, лежали надувные матрасы. В старых особняках молодые переселенцы поменяли окна на широкие и современные.

Нынче принято жить нараспашку, не то что раньше.

Сады вырубаются, потому что деревья закрывают вид. Вопрос только кому: тем, кто внутри дома, или тем, кто снаружи?

Сад Анн-Луиз Бергкрантц ничем не выделялся среди остальных. Во дворе пестрели обширные и ухоженные клумбы, но из цветов я узнал только герань.

Вокруг было тихо, как на кладбище.

Улочка на окраине Треллеборга лежала словно окутанная сном. Странно, если учесть, что дело происходило в пятницу во второй половине дня, в разгар летних каникул. Я вспомнил, что сегодня Бодиль Нильссон устраивает барбекю для дочери и ее приятелей. Но здесь не слышалось ни детских голосов, ни музыки, и на улицах не наблюдалось никакого движения. До меня не доносилось и привычных для летнего сезона запахов дыма, жженого угля и жареного мяса.

Лишь тонкий цветочный аромат и чуть слышное жужжание насекомых, что только усиливало ощущение пустоты.

Подойдя ближе, я разглядел женщину во дворе, которую заприметил еще возле желтой виллы.

Анн-Луиз загорала в шезлонге с откидывающейся спинкой. В нем можно лежать почти горизонтально, но она сидела прямо, если это она.

В коротко остриженных волосах блестела седина. Анн-Луиз была в темных очках. Рядом на траве лежала собака.

Кажется, лабрадор.

Анн-Луиз сидела неподвижно, подставив лицо послеполуденному солнцу.

Если это она.

По дороге сюда я представлял, как постучусь к ней, как попрошу прощения за то лето, когда жизнь казалась бесконечной. Извинюсь за свое поведение и за то, что когда-то бросил ее на перроне одну и пропал навсегда.

Скажу, что помнил о ней все эти годы.

Потом спрошу, знает ли она, кто прислал мне черно-белый снимок в Сольвикен.

Но сейчас я просто стоял и смотрел.

Я привык врываться в чужие дома, это принято среди людей моей профессии, громко кричать и задавать вопросы, на которые никто не хочет отвечать.

Но сейчас словно оцепенел. Замер на тротуаре неподалеку от стадиона «Вонгаваллен» и смотрел сквозь кусты сирени на женщину в шезлонге, рядом с которой лежала похожая на лабрадора собака.

Потом пес издал странный звук, поднял голову и понюхал воздух.

– Фу, как ты воняешь, – поморщилась женщина.

Лабрадор встал, потянулся, поджимая хвост, и уставился в мою сторону.

Он не мог меня видеть, но у собак отличный нюх. Кроме того, от меня, как мне казалось, исходил приятный запах.

Лабрадор выглядел немолодым.

Анн-Луиз почесала ему шею, наклонилась к уху и что-то сказала.

Пес сделал два шага вперед и зарычал.

– Кто там? – спросила Анн-Луиз. – Ты кого-нибудь чуешь?

Я узнал и голос, и выговор. И больше не сомневался: это она.

– Кто здесь? – Она посмотрела в мою сторону.

Я развернулся и зашагал к машине.

Когда я проезжал мимо желтой виллы, Анн-Луиз с лабрадором стояла на тротуаре.

Были ли у нее по-прежнему глаза Линды Ронстадс? Я не смог разглядеть этого за солнечными очками.

На этот раз я решил не следовать советам женщины из динамика. Выбрал путь через Сведалу, на северо-запад Сконе. На заправке возле Сведалы решил перекусить. В последний раз я ел с Бодиль Нильссон в «Замковом парке», в Мальмё. Я купил отвратительную жирную сосиску. Казалось, предназначение этих сосисок лишь в том и состоит, чтобы вращаться в застекленном цилиндрическом гриле позади кассы.