Масоны и революция - Арон Аврех
Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Во исполнение этой цели в Париж в октябре 1910 г. и был послан упомянутый Алексеев, причем дело об этой командировке так и было озаглавлено: «Дело о командировании коллеж. асесс. Алексеева за границу для изучения вопроса о масонстве». Руководство этой операцией лично взял на себя товарищ министра внутренних дел небезызвестный генерал Курлов, из чего следует, что миссии коллежского асессора придавалось большое значение. Выбор же пал на него потому, что он, как объяснял Белецкий в Чрезвычайной следственной комиссии, окончил лицей и знал языки. Заведующему заграничной агентурой была послана шифрованная телеграмма за подписью Курлова, гласившая: «Благоволите оказывать полное содействие командированному за границу изучения масонского вопроса Алексееву: случае надобности снабжать его деньгами. Одновременно сим переводится Ваше имя выдачи ему тысяча рублей»[3].
Алексеев прибыл в Париж в октябре 1910 г. и вернулся в декабре. За эти примерно полтора месяца он прислал четыре докладные записки, в которых были подробно изложены его усилия по части проникновения в святая святых тайной масонской организации. Записки эти настолько выразительны, что П. Е. Щеголев опубликовал их в своей книге «Охранники и авантюристы» под заголовком «Охота за масонами или похождение асессора Алексеева»[4]. К сожалению, эта публикация сделана так же авантюрно, как и авантюрна была вся затея с посылкой Алексеева. Вряд ли это можно объяснить тем, что сам П. Е. Щеголев был масоном. Публикатор даже не дал себе труда ознакомиться со всем масонским делом, а бегло просмотрел всего один том из семи. Результатом были, во-первых, совершенно необоснованные, противоречащие фактам домыслы, а во-вторых, для него осталось неведомым главное — вопрос о том, кто стоял за спиной Алексеева, кто явился подлинным и главным вдохновителем всей этой затеи. А ответ на него весьма важен для понимания всей сути масонской проблемы и отношения к ней не только со стороны департамент а полиции, но и со стороны «верхов».
В марте 1912 г. новый директор департамента полиции, известный нам Белецкий, на одной из анонимных записок о масонстве наложил резолюцию: «Какие сведения о масонстве имеются за последнее время». Во исполнение этой резолюции ему была представлена сводная справка, начинавшаяся как раз с командировки Алексеева. «Вопрос о распространении масонства в России, — говорилось в ней, — привлек внимание министерства внутренних дел еще в 1910 году. После личных переговоров статс-секретаря Столыпина с Его Высочеством великим князем Николаем Михайловичем покойный министр внутренних дел решил дать этому вопросу возможно яркое освещение, тем более что масонством вообще и пропагандой его в России в частности изволил лично интересоваться Его Императорское Величество, не раз делясь с великим князем Николаем Михайловичем тревожными опасениями».
«Оповещенный о сем» Курлов, говорилось далее, поручил Алексееву специально ознакомиться с масонским вопросом, чтобы найти способы борьбы с ним. Имевшиеся в министерстве внутренних дел материалы о масонах носили случайный, «отрывочный» характер. Равным образом и все печатные произведения, газетные статьи, рукописи и материалы в музеях и библиотеках касались почти исключительно масонства XVIII и первой половины XIX в. Указы 1822 и 1826 гг., запрещавшие в России масонские организации, заставили современных масонов работать в тайне, и, благодаря «изумительной дисциплинированности» членов масонских лож, они этого вполне достигли.
Однако «путем самых тщательных изысканий и наблюдений, а в особенности благодаря некоторым ценным указаниям великого князя Николая Михайловича, данным Его Высочеством лично коллежскому асессору Алексееву, — удалось тем не менее установить некоторую руководительную нить, наличность которой позволяла с уверенностью искать пункт современной пропаганды в России — во Франции»[5].
Автором этой записки, как видно из текста, был Алексеев, и он, конечно, постарался использовать ее в целях саморекламы. Но для нас важно здесь другое: инициатором его поездки в Париж по меньшей мере был великий князь Николай Михайлович, тот самый, который «баловался» историей и которого некоторые советские историки поспешили объявить великим либералом, а Аронсон зачислил... в масоны[6].
Политическое глубокомыслие и проницательность великого князя нашли себе достойное воплощение в действиях его посланца в Париже. Смысл всех четырех докладов Алексеева сводится к одному очень простому тезису. Верхушка «Великого Востока» так законспирирована, что подобраться к ней практически нет никакой возможности. Помочь может только счастливый случай, и он представился. Некий аббат Турмантен, один из главных руководителей антимасонской лиги, своеобразный французский Бурцев по разоблачению масонства, заявил ему, Алексееву, что один из членов масонского руководства запутался в своих делах, ему грозит разоблачение и поэтому он готов пойти на сотрудничество с ним, Турмантеном, выдать все масонские секреты, но, разумеется, за большие деньги.
Не надо думать, что Турмантен — это находка и удача Алексеева. Его имя, равно как и его деятельность, было хорошо известно департаменту полиции, и оно не раз упоминалось в его документах задолго до поездки Алексеева. Последний просто избрал самый легкий путь — вступил в контакт с аббатом на предмет ознакомления и возможных совместных действий. Хотя от докладов Алексеева за версту несло самым грубым и откровенным жульничеством, и опытные полицейские чиновники не могли этого не понимать, тем не менее его предложение сделалось предметом самого серьезного обсуждения на весьма высоком уровне.
1 декабря 1910 г. секретарь министра внутренних дел Сенько-Поповский отправил Алексееву в Париж конфиденциальное письмо, в котором он, по поручению Курлова, сообщал, что последний в принципе согласен с предложениями Алексеева. Поэтому пусть Алексеев (до сих пор не решавшийся назвать сумму) срочно укажет, сколько требуется денег. Пусть узнает: 1) размер ежегодной субсидии антимасонскому обществу для наблюдения, 2) размер единовременного взноса на агентурные расходы по добыванию имеющегося материала, 3) размер единовременного взноса на предмет вознаграждения антимасонскому обществу. Алексеев назвал громадную цифру — 500—550 тысяч франков, и Курлов заколебался. Спустя три дня в Париж была послана шифрованная телеграмма, в которой Алексееву предписывалось приступить к переговорам с Турмантеном лишь в качестве частного лица на условиях его второго доклада, где речь шла о ежегодном взносе и небольшом единовременном вознаграждении за предоставляемые материалы. Ответная шифрованная телеграмма Алексеева гласила, что на мелкую сумму не идут. «Согласны только крупную единовременную сумму выдачу настоящих будущих материалов», с большим трудом сбавив цену до 450 тысяч франков. Вслед за этим 6 декабря Алексеев шлет телеграмму: «нужные люди отказались... умоляю стойте за четвертое» (т. е. соглашайтесь на сумму, указанную в четвертом докладе). В ответ ему было предписано оттянуть ответ, мотивируя вызовом в Петербург для окончательных переговоров. Необходим его личный доклад, заканчивал телеграмму Сенько-Поповский.
Алексеев прибыл в Петербург, и на этом дело было закончено. Курлов все же не решился выдать почти полмиллиона франков, отдавая себе ясный отчет, куда на самом деле пойдут эти деньги[7]. Сам Алексеев в цитированной выше записке, где речь шла о великом князе Николае Михайловиче, финал этой истории изложил следующим образом. Его контакты с Турмантеном «открыли тот путь, на который правительство могло бы встать в смысле интенсивной борьбы с масонской деятельностью в России». Сводка его докладов была представлена Столыпину. Последний, ознакомившись с ней, по вопросу о деньгах «выразил желание, чтобы проект этот в принципе получил непосредственную санкцию Его Императорского Величества, лично интересующегося масонским вопросом». Ввиду этого в декабре 1910 г. Курлов составил всеподданнейший доклад, который, по словам дворцового коменданта Дедюлина, «сильно заинтересовал» царя — он несколько раз говорил, что по этому делу необходимо назначить отдельную аудиенцию (кому — Курлову, Алексееву?). Однако «последующие события (убийство Столыпина и отставка Курлова. — А.А.) затормозили ход дела»[8]. Насколько здесь можно верить Алексееву, сказать трудно. Но что итоги его поездки были доложены Столыпину — это несомненно.
Возникает также вопрос, был ли этот своеобразный полицейский шантаж его личным замыслом, или лихая финансовая операция была задумана им вместе с аббатом Турмантеном? По счастливой случайности мы можем дать на него точный ответ. В деле сохранился перевод письма Турмантена министру внутренних дел Макарову, посланного из Парижа 16 января 1912 г. «Милостивый государь, — писал аббат, — я заставил Вас долго ждать мое письмо, [которое], впрочем, не содержит в себе ничего срочного. Я хотел бы только узнать, правда ли, что от моего имени было предъявлено значительное требование денег, и было ли это требование удовлетворено или нет? Мне нужно знать равным образом, не отказались ли еще от намерения предпринять что-нибудь в России против франкмасонов? У меня были прекрасные случаи, которые ускользнули, так как Ваша поездка последствий не имела»[9].