Ну точно — это любовь - Кейси Майклз

— Я счастливец, — Джон взял ее за руку и направился к берегу. — Почему у меня такое чувство, будто я в рекламе мужского одеколона?

Она широко улыбнулась.

— Песок, море, неизменная струящаяся юбка на женщине, белая-пребелая рубашка на мужчине. Не хватает только золотистой лошади с белой гривой. Ты ездишь верхом? Он потряс головой.

— Мне никогда не попадалась настолько крупная лошадь, чтобы я не боялся раздавить ее, а клайдесдальский тяжеловоз[19] — это уж слишком. У меня есть мотоцикл, но я на нем тоже не езжу. Трудно выглядеть крутым, когда коленки торчат из-за ушей.

— А мне кажется, у тебя размер что надо, — Джейн будто не замечала, что ей приходится идти на цыпочках, чтобы держаться с ним за руки, с ее пятью футами и тремя дюймами роста.

— Издеваешься. Ты просто хочешь выкрасить меня в зеленый цвет и послать за конфетками на День Всех Святых.

— Нет, — ответила она, смеясь. — Хотя, если бы ты нарядился зеленым человечком и заглянул в «Беззаботное детство», я бы угостила тебя карамельным яблоком.

Джон широко улыбнулся.

— Ты же меня до сих пор боишься.

— Боюсь? Я тебя не боюсь, — Джейн, пританцовывая, подошла к воде, которая растекалась по берегу после обрушившейся волны.

— Значит, в воскресенье у эскортного агентства твое лицо исказилось не от ужаса?

— Нет, конечно… хотя, да. Ты очень большой, Джон. Большой и Ужасный Джон. Кажется, сто лет назад была такая песня. — Ее улыбка чуть погасла. — Или просто «Большой Джон», а не «Большой и Ужасный Джон»?

— Нет, Большой и Ужасный. Я помню, потому что часто слышал ее в детстве. Но на самом деле я не такой уж и высокий. Высокий для баскетбола в старших классах, высокий для футбольной команды — там из меня сделали отличного защитника, между прочим. Но недостаточно высокий, чтобы стать профессиональным игроком. Я просто большой.

— Очень большой, — сказала Джейн. Он видел ее макушку. Туфли на высоких каблуках валялись на песке, а она шла босиком. — И волосатый.

Джон остановился.

— Что, прости?

— Волосатый, — она хихикнула, отпустила его руку и вошла в воду по щиколотку. — И не говори мне, что никогда этого не замечал. У тебя, наверное, уходит три электробритвы в месяц.

— Две в год, — сказал он. — И ты сейчас поплатишься за свои слова, — он вошел в пенящийся прибой и ударил правой ногой, посылая в Джейн поток брызг.

Результат оказался несколько мокрее, чем он ожидал.

Она вытерла лицо, отбросила назад мокрые волосы, заправила их за уши и встряхнула юбку.

— Вы знаете, профессор, что это означает войну?

— Ой, как страшно.

— Вот и пусть тебе будет страшно. Очень, очень страшно, — Джейн подальше зашла в воду.

— Ты красиво говоришь, — он следовал за ней, глядя на ее спину — и бедра, — но пока ничего не происходит. Сначала сделай, а потом говори, Джейни.

Последнее, что видел Джон, — она остановилась и повернулась к нему с коварной улыбкой. Он снова смог видеть, только когда протер глаза от воды. Он развел руками и улыбнулся ей:

— Хорошо, ты меня поймала. — Но это не значит, что мы квиты. Все честно?

— Все честно, — согласилась она, слегка наклонившись вперед и сунув руки в воду. Глаза озорно сияли.

Волны успокоились, и можно было свободно бежать по щиколотку в воде, по икры и, наконец, по бедра — для Джейн, конечно, не для Джона.

Они плескались добрых тридцать минут, чаще всего из дуэли победителем выходил Джон.

Он мог двигаться быстрее, брызгаться сильнее — ноги у него были намного больше, — но Джейн не сдавалась, забрызгивала его, убегала, набрасывалась сзади, снова убегала, так что платье промокло насквозь.

Но, кажется, ей было наплевать. Ему-то уж точно наплевать. Она смеялась, она была счастлива, и лицо больше не было бледным и осунувшимся, как во время рассказа о происшествии в комнате Диллона Холмса. Грусть, разочарование в Харри-соне и в политике сменились озорной живостью, и от этого Джону захотелось подхватить ее, покружить и крепко чмокнуть во влажные губы.

Так он и сделал.

— Зачем это? — Голова Джейн сейчас возвышалась над ним. Он крепко прижимал ее к себе, ее руки лежали на его плечах, их лбы соприкасались.

— Я не знаю, — честно ответил он. Она весила не больше перышка, даже при том, что промокла до нитки. Он мог сломать ей ребра безо всяких усилий, и эта мысль напугала его. Ведь меньше всего на свете он хотел причинить ей боль. Любую.

— Мне понравилось, — сказала Джейн, когда он глубже вошел в воду. Мелкие волны разбивались о его бедра, о ноги Джейн, которые висели в добром футе над поверхностью воды.

— Мне тоже, — ответил Джон и поцеловал ее снова.

Ее губы раскрылись, и он воспользовался приглашением. От нее пахло хот-догом, луком, соусом и соленой морской водой. Он подумал, что не пробовал ничего вкуснее.

Руки Джейн крепко обхватили его шею. Он заходил все глубже, потому что она обняла его ногами, а у него хватало здравого смысла, чтобы понимать, что с берега за ними могут наблюдать.

Черт бы побрал это сияющее солнце. Черт бы побрал этот общий пляж. Ему хотелось ночи и лунного света. Он хотел уединения. Он хотел Джейн. Здесь. Сейчас.

— Эй! Эй, вы там! После шести купаться запрещено!

— Ты слышал что-нибудь? — прошептала Джейн ему на ухо.

— Вы слышите меня? Спасатели уже не дежурят! Выходите!

— Нет, я ничего не слышал. Ты бы хотела поехать в Париж? Может, у нас получится дойти вброд до какого-нибудь круизного корабля.

— А что, давай, — откликнулась Джейн. И тут волна все испортила: их обоих накрыло и затянуло под воду. Они встали, отплевываясь, и услышали вопли брюзги с берега:

— Я же говорил! Идет волна!

Выходя на берег, Джейн прильнула к Джону и улыбнулась, заметив, как брюзга таращится на них и их вымокшую одежду.

— Вы даже без купальных костюмов, — ухмыльнулся он. — Это Кейп-Мэй, братец, а не Ривьера.

— Спасибо. Мы запомним, — ответил Джон, когда они с Джейн проходили мимо этого ворчуна. — Эй! Убирайся оттуда! — закричал он, увидев бродягу рядом со своей курткой.

— Не ори, Джон. Это же просто Кевин.

— Да? А под курткой просто твоя сумочка. Услышав крик, Кевин выпрямился, помахал им рукой, широко улыбаясь, и побежал к дороге. Полы его шинели захлопали по коленям, а военные ботинки оставляли глубокие следы на мягком сухом песке. Джон мог бы погнаться за ним, но какой смысл? Он и так подробно опишет его местной полиции.

— Проверь сумочку, — посоветовал он Джейн, как только они подбежали к своим вещам.

— Можно и не проверять, — сказала Джейн, немного взвинченная. — Я доверяю Кевину.

— Кевин. Какое странное имя для бродяги. Могу поспорить, когда мать давала ему это имя, она сказала: «Назовем его Кевин — с таким хорошим именем он точно не станет бродягой».